Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей - Ричард Бокэм

Функционально это утверждение эквивалентно утверждению Иосифа Флавия, когда тот, противопоставляя свою историю иудейской войны сочинениям других авторов, слышавших об этой войне лишь из вторых рук, отмечает, что его история — подлинная, поскольку он сам присутствовал при всех событиях: «Я же, напротив, составил о войне достоверный отчет, связный и подробный, поскольку лично при всем этом присутствовал» (Против Апиона, 1:47). Отправив экземпляр своего труда царю Агриппе, Иосиф получил от него письмо, в котором, поздравляя историка с успехом, царь отмечал, в частности, что Иосиф рассказывает читателям все «с начала» (archëten) (Жизнь, 366)[328].

Важной задачей историка считалось выбрать для своего рассказа как верную начальную точку, так и верное заключение. Полибий в начале своей «Истории» точно определяет, с чего намерен начать, и объясняет, почему выбрал именно такую отправную точку (archèn) (1.3.1–5; 1.5.1; 1.12.5). Дионисий Галикарнасский, писавший в I веке до н.э., критикует по этому поводу не кого–нибудь, а самого Фукидида:

Некоторые критики усматривают также ошибки в построении этой истории, замечая, что он не сумел выбрать для нее ни верного начала (archèn), ни подходящего окончания. По их словам, немаловажная сторона работы состоит в том, чтобы начать (агспêп) свой труд в том пункте, где невозможно представить себе, чтобы что–то предшествовало рассказу, и закончить там, где уже не о чем спрашивать[329].

Любопытно, что Полибий, выбрав для своей истории наиболее естественную отправную точку, при этом счел необходимым рассказать и о некоторых предшествовавших событиях, дабы полностью прояснить некоторые стороны своего повествования:

Таков был первый выход римлян из Италии с войском, совершившийся в это время по изложенным выше причинам. Нам он показался наилучшим началом (archên) всего повествования, почему с него мы и начали, обратившись, впрочем, немного назад, дабы при изъяснении причин не оставалось никаких сомнений. …Рассказать это мы считали необходимым для тех, которые пожелают надлежаще постигнуть нынешнюю меру могущества римлян (1.12.5—7)[330]. [перевод Ф. Г. Мищенко. — Прим. пер]

Это можно сравнить с тем фактом, что рассказ Луки, основанный на отчетах очевидцев «от начала», начинается, строго говоря, со служения Иоанна Крестителя — однако и у него имеется своего рода исторический пролог, повествующий о рождении и юности Иоанна и Иисуса. Невозможно всерьез считать (хотя подобные предположения высказываются[331]), что «начало» у Луки относится к событиям первой и второй глав, а под «очевидцами» подразумеваются персонажи этого вступительного рассказа. Отправной точкой своего повествования Лука считает момент жизни Иисуса, который был засвидетельствован устными показаниями очевидцев и с которого традиционно начинался рассказ о его служении; однако считает нужным рассказать и о предшествующих событиях, дабы создать для своего повествования должный бэкграунд и контекст.

Нечто подобное делает в «Иудейской войне» Иосиф Флавий. В предисловии он объясняет, что для создания адекватного контекста к современным событиям ему нет нужды углубляться в ранний период истории своего народа — она достаточно полно описана в иудейских Писаниях и у других иудейских авторов. Однако необходимо продолжить историю иудеев с того места, на котором эти источники останавливаются. Поэтому он дает краткий обзор событий, предшествующих его жизни, но подробное и красочное изложение начинает с событий, непосредственно приведших к войне, и с самой войны. Стоит отметить: такое различие он оправдывал не только тем, что его книга посвящена войне, но и тем, что в этих событиях, в отличие от предыдущих, он сам участвовал:

Мой рассказ я хочу начать (archën) с того, на чем остановились те историки и наши пророки. Но и здесь я имею в виду более обстоятельно и со всевозможной точностью рассказать собственно о той войне, которую лично пережил, а событиям предшествовавших мне времен сделать лишь сжатый и беглый обзор.

(Иудейская война, 1:18)

Мысль, что основными очевидцами жизни, смерти и воскресения Иисуса должны выступать те, кто был с ним «от начала», — мысль, которую разделяют, по меньшей мере, Лука и Иоанн и которая, следовательно, скорее всего, принадлежит раннехристианской традиции, стоящей за этими авторами, — изначально, быть может, была порождена не историографической практикой, а здравым смыслом. Однако Лука, несомненно, оценил ее совпадение с историографическим принципом выбора верной отправной точки и с важностью в историографии «свидетельства» тех, кому описываемые события известны по личным впечатлениям. Поэтому основными источниками своей работы он назвал очевидцев, способных дать полный отчет о событиях «от начала».

Фраза Луки в целом — «бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова» (1:2) — почти несомненно, указывает на одну группу людей, а не на две[332]. Возможно, не стоит «насиловать» эту фразу, выводя из нее, что те, кто был очевидцами с самого начала, впоследствии стали служителями Слова[333] — хотя возможен и такой перевод (если genomenoi мы отнесем только к hupëretai и переведем как «стали»). Во всяком случае, ясно, что «с самого начала» относится только к очевидцам — и приходится предположить, что служителями Слова эти очевидцы стали позже. Вся фраза в целом почти дословно совпадает с Деян 1:21–22, где говорится об учениках, которые, будучи очевидцами всего служения Иисуса, поэтому способны впоследствии стать служителями Слова (в тех же выражениях Лука говорит о служении Двенадцати в Деян 6:4), проповедовать Благую весть, включающую в себя всю историю Иисуса. То, что Эванс называет «странным сочетанием» очевидцев и служителей Слова[334], вполне объясняется в Деян 1:21–22: в случае этих очевидцев то, что они видели, не просто передается историку, но становится неотъемлемой частью христианской вести, которую они несут миру. В прологе Луки, возможно, речь идет не только о Двенадцати — к этому вопросу мы еще вернемся — но, несомненно, Двенадцать имеются в виду в первую очередь.

Прежде чем проститься с прологом Луки, рассмотрим вкратце еще одно выражение, в переводе переданное так: «по тщательном исследовании (parëkolouthëkoti) всего сначала (anôthen)» (1:3). Значение слова parëkolouthëkoti (буквально «следующий») много обсуждается[335]; однако недавно Дэвид Мейсснер привел очень подробные и убедительные аргументы в пользу того, что здесь (как и в «Против Апиона» Иосифа Флавия, 1:53, что часто приводится как параллель) это слово означает не «исследование» или «расследование» (по его словам, такое значение не засвидетельствовано), а «следование за мыслью»[336]. Лука хочет сказать, что прекрасно понимает все, что передали ему очевидцы. Его «знакомство с предметом» (по выражению Мейсснера) — необходимое условие для написания истории, основанной на отчетах очевидцев, а также, возможно, для того, чтобы справиться с этой задачей успешнее его предшественников.

Что же касается anôthen — слова, которое могло означать просто «тщательно»[337] — оно здесь, очевидно, употребляется во временном значении: «изначально», в параллель к «с самого начала» (αρ' arches). Сам Лука в другом месте (Деян 26:4–5) использует эти выражения как синонимы[338]. В обоих случаях использование то одного, то другого выражения объясняется стилистическими причинами. Смысл этой фразы в том, что объем свидетельских «показаний» покрывает всю историю, которую намерен рассказать Лука в своем Евангелии («сначала») — и столь же всеобъемлюще знакомство Луки с этими свидетельствами и их понимание. Лука способен рассказать историю «сначала», поскольку внимательно ознакомился с преданиями тех, кто «с самого начала» видел все своими глазами. Судя по всему, необходимость свидетельства очевидцев, видевших все «с начала», была важным принципом передачи и понимания преданий об Иисусе в раннем христианстве.

Указание на свидетелей жизни Иисуса у Марка

Теперь, установив, насколько важна была для составителей и читателей Евангелий способность очевидца рассказать по личным впечатлениям всю евангельскую историю, мы можем обнаружить в Евангелиях специфический литературный прием, ускользающий от внимания большинства современных ученых, — прием, призванный указать именно на это свойство очевидца–источника информации. Впервые мы находим его в Евангелии от Марка.

Первый ученик, названный у Марка по имени, немедленно вслед за рассказом о начале служения Иисуса, — Петр (точнее, Симон, как Марк постоянно его называет, пока Иисус в 3:16 не дает ему новое имя):