Выйти замуж за немецкого рыцаря - Марина Белова

– Ну, хватит, давай перейдем к картинам, – потребовала Алина. – Вся эта легенда о нибелунгах – не более чем сказка для малышей.

– Как хочешь, – согласилась я с ней. – Давай поищем, что пишут о Поленове.

Через несколько минут мы знали не только этапы жизненного пути Поленова – для меня было неожиданностью узнать, что Василий Дмитриевич не только учился в художественной академии, но и изучал юриспруденцию, – а также весь перечень написанных им картин. Что интересно, ко многим картинам Поленов писал эскизы, да не какие-нибудь схематические рисунки, выполненные в карандаше, а полновесные картины в масле. Так, у картины «Христос и грешница» был двойник – «Блудная жена». В то же время сама картина имела еще одно название – «Кто из вас без греха?». «Заросший пруд» имел брата-близнеца, который назывался «Старый пруд». Подозреваю, что и у картины «Воскресение дочери Иаира» был двойник или эскиз, возможно, даже не один.

– Интересно, – пробормотала Алина, переваривая информацию, – он что, по нескольку раз дублировал картины? Хотел продать в разные места?

– Скорее хотел набить руку, чтобы создать настоящий шедевр.

– По-моему, сами эскизы уже шедевры.

– А давай узнаем, где хранятся эти картины. Что-то мне подсказывает, что они имеют музейную прописку.

Я оказалась права. И «Христос и грешница», и «Воскрешение дочери Иаира» числились в экспозиции питерского Русского музея.

– Вот так новость! Что это значит? – спросила Алина. – Густав морочил всем голову? Картины не подлинные?

– Возможно, что и подлинные, если принять к сведению, что Василий Дмитриевич любил одну и ту же картину рисовать по нескольку раз. Во всяком случае, я не помню, чтобы Русский музей был обворован. Эрмитаж грабили, а Русский – нет, не помню.

– Грабили-то по-тихому, из запасников. Кто мешал ворам подменить подлинники копиями? Надо бы спросить у Густава, как он приобрел эти картины. И откуда у него вообще такая любовь к русской живописи? Ну и собирал бы картины немецких художников. Альбрехта Дюрера, например.

– Дедушка у него воевал в России, – вспомнила я.

– Ах, вот оно как. Значит, картины привез дед? Занятно, – двусмысленно усмехнулась Алина. – Но ленинградцы выстояли блокаду и не пустили немцев в свой родной город. Откуда тогда картины появились в Германии?

– Смотри, очень много картин хранится в Музее-усадьбе «Поленово». Возможно, там находились копии картин.

– Где это Поленово? – спросила Алина и опустила курсор вниз, чтобы найти адрес музея. – Ага, это Тульская область, Заокский район. Понятно, – вздохнула она. – Ладно, теперь посмотрим, что у нас на сайте интернет-аукциона? А ничего! – разочарованно констатировала она.

– Это российский сайт. Давай поищем на других сайтах. Последнее время в Лондоне очень полюбили русскую живопись.

Мы проверили еще несколько сайтов. Увы, в открытую никто не покупал и не продавал интересующие картины. О сокровищах нибелунгов мы вообще не нашли ни слова. В принципе мы и не рассчитывали на подобную наглость со стороны преступников. Редко кто крадет и сразу несет продавать. Разве что у этого человека не все в порядке с головой.

– А что, если мы сами дадим объявление? – вслух подумала я. – А что! Текст будет приблизительно такого содержания: «Хочу продать антиквариат, а также подлинник такой-то картины». Слово «подлинник» выделим.

– Думаешь, клюнет заказчик ограбления? – догадалась Алина, к чему я клоню.

– Если такой имеется, почему ему не клюнуть?

– Если такой имеется, то ларчик рано или поздно откроется. А если нет – кто-то стянул картины просто потому, что они ему понравились, – мы будем долго плутать в трех соснах.

– В трех соснах? – Я не сразу сообразила, о чем она.

– Прости, в четырех. Ирина, Лиза и Кирилл, Борис и Антон, ну и Тамара Леонидовна – все под подозрением. Сейчас я склоняюсь к тому, что картины у Тамары Леонидовны. И передала ей их Ирина. Я, конечно же, покопалась в ее вещах, но кто ей мешал спрятать рулончик с картинами где-нибудь на борту теплохода?

– Алина, у тебя семь пятниц на неделе, – вздохнула я. – То ты в полной уверенности утверждаешь, что Тамара Леонидовна утонула. То у тебя воровка Ирина. То ты подозреваешь Лизу и Кирилла. Он пропойца, и ему нужны деньги на выпивку. Борису и Антону вообще сам бог велел стать ворами: нигде не учатся, нигде не работают, одни развлечения на уме.

– Так это хорошо, что я не сбрасываю никого со счетов.

– Это плохо, – покачала я головой. – Мы топчемся на месте, а пора бы определиться. Эх, была не была, – вздохнула я и составила объявление о продаже картин.

Глава 20

Мы вернулись в каюту. Глядя на чемоданы, которые почему-то не хотелось разбирать, я спросила подругу:

– Что делать будем? Продолжать следить за Антоном и Борисом?

– Не знаю, – пожала плечами Алина. – Хочется растянуться в шезлонге на палубе, вытянув ноги, и наслаждаться путешествием. Ты собиралась позвонить Ирине. День прошел. Возможно, появились новости.

– Точно, – вспомнила я о том, что, еще сидя в ресторане, собиралась перезвонить жене Густава, чтобы узнать, какие новости Анна выложила своему сыну. – Ира, как дела? – спросила я, когда та мне ответила.

– Хуже некуда, – буркнула она.

У меня защемило сердце. С кем плохо? С Николаем? Или что-то с Тамарой Леонидовной? Хотя Алина и утверждала, что картины могла украсть Ирина, а потом передать их матери, в причастность старушки к ограблению мне верилось с трудом. А вот в то, что ее могло огорчить бегство с корабля ее бывшего мужа, которому она предложила воссоединиться вновь, вполне было реально.

«Тамара Леонидовна могла видеть, как Виктор Николаевич второпях покидает корабль. Она бросилась за ним, но потеряла из виду: на причале всегда полно людей. Поэтому потеряться проще простого. А дальше корабль уплыл, а Тамара Леонидовна осталась. Куда она отправилась, одному богу известно. Кстати, ее тоже мог хватить удар. Хотя это вряд ли. Наверняка полицейские проверили все больницы и морги Кобленца. Но ведь она могла отправиться домой, к дочери, и сердечный приступ настиг ее в пути», – рассуждала я, боясь напрямую спросить у Ирины, с кем случилось несчастье.

– Что случилось? Есть новости о маме?

– О маме ничего не известно. А вот у Николая, кажется, дела совсем плохи. Сегодня меня вызвали в госпиталь и прямым текстом спросили, что мы, родственники, собираемся делать.

– Что значит «делать»?

– А то, что они не видят у Николая никаких положительных сдвигов. Похоже, он уже никогда не придет в себя, но и в коме может пролежать неизвестно сколько. Надо его или перевозить домой, или отдавать в специализированную клинику, поскольку госпиталь, в котором сейчас находится Николай, занимается только интенсивной терапией и перспективными больными.

– А кто может сказать, перспективный больной или нет? – возмутилась я. – Это, по-моему, одному богу известно.

– Так-то оно так, но немцы сколь прагматичны, столь и ответственны – лишние деньги брать не станут.

– Понятно, а что Анна?

– Анна в лице изменилась, когда врачи сделали неутешительный для Николая прогноз. Естественно, денег у нее, чтобы перевезти Николая в другую клинику, нет, потому выбор должна сделать я, то есть я и Густав, причем в ближайшее время. Марина, ты что-то утром говорила об отце Николая! – вдруг вспомнила она. – Надо срочно его привезти к нам. Пусть забирает Николая домой. Советская школа медицины самая лучшая в мире! И не таких с того света возвращали, – затараторила она в трубку. – Нет, правда, дома и стены помогают.

Слушая Ирину, я поймала себя на мысли, что она стала рассуждать как немцы, которых она неоднократно осуждала за расчетливость, граничащую с жадностью. Хотя, если разобраться, Николай для Ирины чужой человек. Так с какой стати ее муж будет оплачивать ему лечение?

– Я позвоню сегодня Виктору Николаевичу. Если он в состоянии приехать, он приедет. Можешь передать это Анне.

– Я не видела ее после разговора с врачами. Расстроенная, она вышла из палаты и больше к Николаю не возвращалась. Домой тоже пока не приезжала.

– Значит, когда приедет, скажешь. – Я простилась и положила трубку.

Пересказывать разговор Алине не было смысла, я разговаривала по громкой связи, она и так все слышала.

– Надо ехать к Виктору Николаевичу, – покачала она головой. – Говорить о таких вещах по телефону нельзя, – разумно заключила она.

– Кто поедет? Ты? Я?

– Ты, – выдохнула она.

– А ты будешь продолжать следить за Борисом и Антоном?

– А чего за ними следить? Думаю, они ни при чем, – неожиданно выдала она. – Были бы у них картины с собой, они бы себя так или иначе выдали. Они же ведут себя, как самые настоящие мальчишки: пьют, загорают, играют на автоматах. Нет, лучше я съезжу к Лизе и Кириллу.

– Я у них была, – напомнила я. – Меня ничто в их поведении не насторожило. Бедная, несчастная женщина, которая носится с мужем-алкоголиком, как с малым ребенком.