Джон Р.Р.Толкиен. Биография - Майкл Уайт

Он обожал маскарадные костюмы и не однажды пугал соседей с Нортмур-роуд, направляясь в колледж на костюмированную вечеринку в одеянии древнего викинга и с топором в руке. Правда, в зрелые годы он не выказывал к драме особой симпатии и находил современный театр вульгарным, однако вкус к драматическим представлениям у него сохранился. Ему не составляло труда сбросить личину чопорного оксфордского дона и явить окружающим свою тайную натуру, исполненную ребяческого озорства. Например, одна продавщица в магазине никогда не уделяла ему должного внимания, и в конце концов Толкиен вышел из себя и вручил ей вместе с мелочью свой вставной зуб.

В 30-е годы Толкиены купили автомобиль марки «Моррис Каули», выпущенный заводом «Каули», который находился всего в нескольких милях от Нортмур-роуд. В семье машина получила кличку «Джо» — по первым двум буквам регистрационного номера. Однако водитель из Толкиена вышел никудышный. Он постоянно попадал в мелкие аварии, так что Эдит вскоре пришла к выводу, что общественный транспорт куда безопаснее, и с тех пор почти никогда не соглашалась сесть в машину, когда за рулём оказывался её супруг. Толкиен полностью игнорировал светофоры, а когда ему предстояло пересечь магистраль, чтобы попасть в переулок, даже и не думал смотреть по сторонам, а просто мчался вперёд очертя голову и вопил во весь голос: «Прочь с дороги!».

Лёгкость в общении очень пригодилась Толкиену на новой должности, ибо для того, чтобы преуспеть на высоком учёном посту, одной дисциплины мало: необходимы также талант и темперамент, живость и умение вести искусную политическую игру. Возложенные на него административные обязанности Толкиен находил невыносимо скучными. Он ненавидел узколобых бюрократов и терпеть не мог канцелярскую писанину, но в серьёзных случаях всегда находил выход из положения и в этой области.

Одна из таких неприятных ситуаций сложилась буквально в первые дни его пребывания на новом посту. Студенты на факультете английского языка и литературы не без оснований полагали, что обязательная программа составлена неадекватно. Лингвисты в большинстве своём интересовались только языком и не понимали, зачем их заставляют читать Чосера, Шекспира и прочих классиков «современной» литературы, а литературоведы не видели причин изучать «Беовульфа» и другие древние поэмы.

Толкиен полагал, что старшекурсникам следует позволить специализироваться в тех областях, которые привлекают их по-настоящему. Тогда студенты, интересующиеся современной английской литературой, перестали бы тратить время на средне- и древнеанглийский языки и сосредоточились бы на современных текстах, а те, кого интересовали шедевры дочосеровской литературы, избавились бы от необходимости изучать то, что было написано позднее XIV века.

Может показаться, что столь простое и убедительное рассуждение не должно было вызвать никаких возражений. Однако на деле Толкиена поначалу не поддержал почти никто. И лишь постепенно ему удалось внушить твердолобым традиционалистам, что такое усовершенствование действительно пойдёт всем на пользу. Впрочем, по меркам академического мира тех времён, реформу провели на удивление быстро — «всего» через шесть лет после того, как Толкиен впервые выступил со своим предложением. На заседаниях профессорского состава Толкиен выступал весьма красноречиво, но с большим достоинством, не унижаясь до лести, но и не пытаясь агрессивно навязать коллегам свои убеждения.

Несмотря на огромную нагрузку на работе, Толкиен не пренебрегал и семейными обязанностями. В 1929 году, приблизительно через четыре года после того, как они обосновались в Оксфорде, Эдит родила ещё одного ребёнка — долгожданную дочку, которой дали имя Присцилла. Отцу семейства это также доставило огромную радость, но хлопот у него прибавилось. Толкиену было тридцать семь и он находился на вершине учёной карьеры. Должность оксфордского профессора означала престиж и почёт, но оплачивалась вовсе не так уж щедро. И Толкиену по-прежнему приходилось проверять экзаменационные работы на школьный аттестат, чем он и занимался каждое лето на протяжении двадцати с лишним лет.

Изучая дневники и письма Толкиена за период от 1925 до конца 1960-х годов, приходишь к выводу, что всё это время он трудился на пределе возможного и был вынужден постоянно придерживаться жёсткого графика. Он вставал рано и, прежде чем отправиться в Оксфорд на лекцию, обычно принимал дома по меньшей мере одного ученика. Он обязан был присутствовать на множестве собраний и справляться с массой административных обязанностей. После ланча он нередко читал ещё одну лекцию или, вернувшись домой, садился за проверку курсовых работ и студенческих сочинений. Кроме того, нужно было готовиться к лекциям, помогать советами младшим коллегам, писать письма и участвовать в работе различных комиссий. И, в довершение, предполагалось, что, подобно большинству своих коллег, Толкиен обязан вносить вклад в науку, регулярно публикуя статьи.

Правда, писать труды, обращённые исключительно к своим собратьям-учёным, Толкиен не любил. В начале 20-х годов, в Лидсе, он с удовольствием работал в соавторстве с Эриком Гордоном над изданием «Сэра Гавейна и Зелёного рыцаря», но писать только ради того, чтобы оправдать ожидания, возложенные на него учёным сообществом, ему было неприятно. И всё же из-под его пера вышло солидное собрание академических трудов. Более того, Толкиену удалось живо и увлекательно изложить такие темы, которые в другой трактовке почти наверняка предстали бы нестерпимо скучными. Он много писал для «Ревью ов Инглиш Стадиз», «Оксфорд Мэгэзин» и других литературных журналов. Он написал серьёзное исследование, посвящённое средневековому английскому тексту «Ancrene Wisse and Hali Meiohad»[62], краткая сводка которого была опубликована оксфордским издательством «Кларендон-Пресс» в 1929 году в составе сборника «Эссе и научные труды Ассоциации английского языка и литературы». Наконец, он регулярно поставлял материалы для периодического издания «Трудов филологического общества».

Из этих занятий складывалась его повседневная профессорская жизнь. Но его интеллектуальные интересы этим не ограничивались. В рамках научной деятельности трудно было найти выход богатой и многогранной фантазии, отличавшей Толкиена, как мы помним, ещё с детских лет. Поэтому поздно ночью, когда весь дом погружался в сон, Толкиен снова садился за стол в своём кабинете и погружался в мир воображения.

Конечно, вновь браться за перо после целого дня напряжённой умственной работы было нелегко. Однако Толкиену доставало и дисциплины, и увлечённости, чтобы просиживать за письменным столом с десяти часов вечера до часу или двух пополуночи, сражаясь с запутанными сюжетами и оттачивая сложные характеры. Затем он позволял себе вздремнуть несколько часов, а на следующий день всё начиналось с начала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});