Близко-далеко - Иван Майский

В светлые лунные ночи, когда современный Каир спал, особенно ярко вставал образ того мрачного и таинственного царства далекого прошлого, к которому так хорошо подходили слова Шелли:

Я встретил путника. Он шел из стран далекихИ мне сказал: «Вдали, где вечность сторожитПустыни тишину, среди песков глубокихОбломок статуи распавшейся лежит.Из полустертых черт сквозит надменный пламень,Желанье заставлять весь мир себе служить!Ваятель опытный вложил в бездушный каменьТе страсти, что могли столетья пережить.И сохранил слова обломок изваянья:„Я – Озимандия, я – мощный царь царей!Взгляните на мои великие деянья,Владыки всех времен, всех стран и всех морей!“Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…Пустыня мертвая… И небеса над ней…» [9]

Этот Египет древности, Египет пирамид и мумий, давно умер и вместе с тем не умер: струя его крови билась в жилах современного Египта, отблеск его дыхания чувствовался в нравах и обычаях Египта наших дней.

На Мокаттанских холмах и в некоторых других районах города полусказочно жил Египет средних веков, эпохи арабского завоевания и господства Магомета: старинные мечети с остроконечными минаретами, цитадель, окруженная каменными стенами, море маленьких подслеповатых домиков и особенно главный базар – яркий, пестрый, шумный, настоящий базар восточного средневековья.

Этот базар играл огромную роль в жизни египетской столицы еще и теперь, в 1942 году. Собственно, это был целый город, точно соскочивший со страниц «Тысячи и одной ночи», город узеньких, тесных, остро пахнущих улочек, кривых переулков, темных тупичков, неожиданных перекрестков; город без плана и порядка – лабиринт лавок, лавочек, ларьков, палаток, лотков, мастерских; город, стихийно выросший на протяжении веков, похожий на тесто, которое вылезло из квашни и широким, бесформенным пятном растеклось во все стороны.

И в это царство далекого прошлого кое-где грубо врывалась современность: каменные здания, большие магазины…

И чего-чего только не было на этом базаре! По обе стороны узеньких улочек, где подчас трудно было, встретившись, разойтись, теснились тысячи лавочек и ремесленных предприятий, если только можно назвать предприятием крошечный балаган, в котором на виду у всех лежит десяток щеток и сидят, поджав под себя ноги, два кустаря. Здесь торговали всем – финиками, седлами, тканями, бумагой, драгоценностями, медными сосудами, трубками, птицами, оружием, платьем, животными, приворотным зельем. Здесь не только торговали: корзинщики плели корзины, медники ковали блюда, столяры изготовляли столики с инкрустациями, портные шили костюмы, пекари поджаривали лепешки, сапожники тачали ботинки, парикмахеры стригли и брили, писцы писали челобитные и доносы, «врачи» пускали кровь и лечили какими-то странными снадобьями. Тут же ростовщики принимали в заклад и меняли деньги, заклинатели змей тихо посвистывали на своих дудочках, какие-то темные старухи гадали о прошлом и будущем… Стучали молотки, ухали кузнечные горны, звенели пилы, визжали напильники, скрипели перья, шипело сало, кричали торговцы, противно кричали ослики, завывали бродячие собаки… И все это сливалось в пеструю, дикую симфонию, которая целый день висела над базаром.

А люди! Сколько тут было людей! Мужчины в чалмах, с белыми бородами и в длинных халатах; нищие, с причитаниями протягивающие руку к прохожим; калеки, показывающие прохожим свои язвы и уродства; дервиши и богомольцы, громко бубнившие молитвы; стайки полуголых детей всех возрастов, как воробьи перелетавшие с места на место; старые и молодые женщины в пестрых одеждах и каких-то подобиях паранджи. Египтянки 1942 года закрывали верхнюю часть лица – от волос до кончика носа – черной сеткой, но такой прозрачной, что сквозь нее хорошо виднелись черты лица. Каирские модницы прикрепляли к сетке у переносицы кусочки ярко отполированного золота. Так получалось, что одновременно и есть паранджа и нет паранджи, а скорее всего, есть не паранджа, а украшение.

Многие говорили: «Большой базар – это сердце Каира». Но если Большой базар был подобен сердцу, то десятки тысяч людей, которые непрерывным потоком двигались по его темным улочкам и закоулкам, были подобны крови, мерно пульсирующей в артериях этого сердца.

Однако Большой базар был не только сердцем города. Он был также форумом и политической биржей каирского обывателя, его газетой, его радио, важнейшим источником сведений обо всем, что происходит на свете, а главное, кузницей бесчисленных сказок, легенд, слухов, подчас самых невероятных и фантастических. Тысячи нитей связывали Большой базар с «лучшими фамилиями» Египта и даже с окружением самого короля Фарука. Здесь обсуждались все вопросы дня – военные, политические, экономические, бытовые, семейные и особенно все события скандальной хроники города. Здесь же вырабатывалось то «общественное мнение» широких египетских кругов, которым интересовались даже дипломаты. Рассказывали, что послы великих держав, аккредитованные при египетском короле, имели специальных агентов, которые информировали их обо всем, что происходило на Большом каирском базаре….

В центре города и в некоторых привилегированных районах на берегу Нила уже совсем прозаически жил Египет современности. Здесь были прекрасные европейские здания, широкие улицы, банки, пароходные компании, блестящие магазины и кафе, официальные учреждения. Здесь имели свои резиденции англичане, французы и другие европейцы, а также европеизированные представители египетской знати и буржуазной интеллигенции. Здесь был мир империализма, со всеми его внутренними противоречиями.

Они явственно обнаруживались еще до войны, когда шла борьба за влияние между англичанами и французами. Конечно, военно-политическими хозяевами Египта были англичане – так повелось с 1882 года, когда Египет был оккупирован Англией. Однако в течение предшествовавших десятилетий Франция играла крупную роль в судьбах Египта, и французские традиции здесь были очень сильны: египтяне чаще учились во Франции, чем в Англии, французский язык был популярнее английского. Даже шифрованная переписка египетского министерства иностранных дел велась на французском, а не на английском языке (свой родной язык король Фарук почему-то считал неподходящим для такой переписки).

Но борьба за Египет между Англией и Францией не очень затрагивала массы египтян.

Для народа и те и другие были врагами, колонизаторами. Главным содержанием политической жизни египетских масс стала борьба с господствующим английским империализмом.