Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский

Если интрига против Ришелье, в которую во­влекла его герцогиня де Шеврез, отправила муд­реца в камеру Бастилии, то интриги, задуманные де Лонгвиль, могли отправить на эшафот. Так что великий острослов долго колебался, участвовать ли в интриге, но... Он печально сказал: «Глупо счи­тать, что мы управляем собой... И если умом мы стремимся к одной цели, то сердце незаметно увле­кает нас совсем к другой... Ум всегда в дураках у сердца». Но философа спасло то, что всегда спа­сает: измена любимой. Он узнал, что его возлюб­ленная не избежала неминуемого — одновременно с Франсуа Ларошфуко она спала с Франсуа де Бофором... Причем оба Франсуа узнали о ситуации одновременно. «Чем больше мы любили красавицу, тем больше будем ее ненавидеть», — сказал тогда Франсуа Ларошфуко. Анна де Лонгвиль была бере­менна, причем уверила в отцовстве обоих Франсуа. И сделала это с чистым сердцем, ибо правду не знала сама. Так что оба Франсуа считали своим мальчика, которого она родила прямо в парижской Ратуше во время буйств Фронды. Что же касается ее мужа... о нем было не принято думать.

Разочаровавшись в возлюбленной, философ разочаровался и во Фронде. Ларошфуко с отвра­щением наблюдал то, что всегда бывает во время вельможных смут. Ничто не ново под солнцем, и низость «власть имеющих» так похожа. Во время вашей Смуты ваши бояре бегали между лагерем Самозванца и царем Василием Шуйским. Так же во время Фронды принцы и вельможи нагло пре­давали друг друга, бесстыдно бегая между короле­вой-регентшей, Мазарини и заговорщиками. Ко­роче, герцог Ларошфуко пресытился заговорами, бунтами, предательствами и любовными изме­нами. Великий мудрец стал великим мизантропом. Он полюбил повторять: «Порок правит миром. Даже наши добродетели зачастую не более чем хо­рошо замаскированные пороки». К примеру, наша скромность. Уклоняясь от похвал, мы всего лишь жаждем восхвалений... уже за это!» Кстати, тогда он сказал мне... — Тут месье Антуан остановился и, как всегда, извинился за оговорку... Засмеявшись, добавил: — Вот так же порой оговаривался граф Сен-Жермен, поселяя в собеседниках ложную ил­люзию своей вечной жизни... На самом деле, как я вам уже говорил, вечная жизнь была бы самым ужасным приговором. Обреченный жить вечно уже вскоре понял бы, как тоскливо одинаковы вре­мена и люди, ибо одинаковы пороки... Посто­янным под солнцем остается и грозное видение — крест, на котором мы, люди, умудрились распять Бога... в компании с разбойниками! — И, помолчав, месье Антуан продолжил: — Но вернемся к Бофору. Этот Голиаф был неутомим в мятеже. Он пил его, как вино. Он жил в бунте. Он не брезговал возглав­лять даже бунты парижской черни, этот «король рынков», как его насмешливо называла знать. Мо­гущественному Мазарини дважды пришлось спа­саться бегством из Франции.

Король вырос, да здравствует король!

Но что же юный король? После изгнания де Бофора из дворца воспитанием короля занялся Ма­зарини. Королева-регентша привычно назначила нового любовника на должность нового «супер­интенданта при особе короля». Заполучив место Бофора на ложе, Мазарини унаследовал и его обя­занности.

Под присмотром кардинала королю препода­вали латынь, французский язык, курс античной и мировой истории, математику и живопись. Учение было строгим, но в меру глубоким. Мазарини ис­поведовал мудрость Монтеня: «Пусть у него будет здравая голова, нежели забитая всевозможными знаниями». После занятий мальчиком-королем не занимались. Никогда не забывал Людовик, как его кормили знаниями, лишая развлечений. Как зави­довал он веселью, праздности и роскоши, в которых росли его сверстники, сыновья вельмож. Кар­динал был чудовищно скуп, поэтому мальчик имел только пару платьев. И когда на одном появились дыры, Мазарини обстоятельно рассказал камер­динеру короля, как их надо залатать. Скупердяй объяснил королеве-матери, что воспитывает маль­чика-короля в строгости и бережливости. Впослед­ствии Людовик показывал своей любовнице де Лавальер простыню с дырами, на которой спал в детстве. Этой жалкой бедности, заброшенности, в которой рос мальчик-король, сопутствовал по­стоянный страх. В стране шла Фронда — граждан­ская война. Королевская семья жила на краю про­пасти, против ополчились знатнейшие фамилии Франции. Иван Грозный в детстве, наблюдая во­ровство и своеволие бояр, возненавидел их, под­росши убивал беспощадно. Вот так же во время грозной Фронды формировался опасный характер маленького Людовика. Испытания и страх рано превратили ребенка во взрослого мальчика-ко­роля. Но Людовик XIV был европеец и, став госу­дарем, в отличие от вашего царя-азиата, не рубил головы, не сдирал кожу и не поджаривал на костре своих вельмож. Но у Людовика была отменная па­мять, в ней хранился длинный перечень знатней­ших фамилий и их бунтарств в дни Фронды. Он не простил он им до конца, и они до смерти это чувствовали.

Не простил Людовик и восставшему Парижу, заставившему его с матерью бежать из столицы. Холодная снежная ночь была в тот день. Юного короля тепло одели. Но бежать не удалось. Их пре­дали, и по Парижу полетел слух: король и коро­лева-мать собираются бежать из своей мятежной столицы.

Толпы горожан окружили Пале-Рояль, где жила королевская семья. Люди требуют показать им короля. Это был призрак того, что придется когда-то увидеть его несчастному потомку. Коро­леве-матери пришлось допустить депутацию в спальню сына...

Лицо месье Антуана приблизилось... Закатив­шиеся глаза... и изменившийся, хриплый голос... хриплый шепот:

— Там полутьма, горят две свечи... У кровати мужчина в плаще... лица не видно... стоит спи­ной... Мальчик, одетый в дорожное платье... то­ропливо ныряет в расстеленную постель... Жен­щина — это королева Анна — натягивает на него одеяло, подоткнула края... Мальчик, спеленатый, недвижно лежит под одеялом. Мужчина в плаще вышел из спальни... Снова вернулся, встал в тем­ноте у изголовья... Входят по одному, на цыпоч­ках... Это члены депутации города Парижа... Скри­пят сапоги... В полутьме склоняются к самому лицу мальчика. Мальчик ровно дышит, притворяется спящим!

Лицо месье Антуана стало красно и мокро, как после парной. Он на глазах терял силу. Тусклый, еле слышный голос:

— Удовлетворенные горожане покидают дво­рец... Ушли... Мальчик выскакивает из постели... В январском рассвете, в падающем мокром снеге, в полутьме отъезжает карета... Рядом с каретой ска­чет тот человек в плаще и несколько гвардейцев... Вслед за ними выехала еще карета с министрами. Подросток-король и королева-мать уехали... точ­нее, бежали из Парижа.

Уже вскоре мальчик с матерью входили в нетопленный дворец Сен-Жермен-о-Лэ. Никогда не простит Людовик Парижу, что его, короля, заста­вили притворяться, дрожать от страха! Именно поэтому впоследствии он отстроит Версаль и пе­реведет туда из столицы королевский двор. Что ж, он получил в юности отличное образование для будущего диктатора — предательство родственни­ков, своеволие и безумство черни, гамлетовское презрение к матери, осквернявшей королевское ложе с безродным итальянцем... Он должен был ненавидеть Мазарини... Но пройдоха-итальянец был единственным вельможей, на кого они с ма­терью могли всецело положиться. Мальчику при­шлось учиться этой важной науке любить... нена­видя!

Но иногда ненависть прорывалась. Ему было всего шесть лет, когда, увидев кардинала, окружен­ного свитой, он весело-насмешливо выкрикнул: «А вот и наш султан!» На строгие расспросы матери он ответил, что его научили так выкрикнуть, но, к сожалению, он забыл, кто его научил. И стал не­обычайно нежен с Его Высокопреосвященством. С детства жизнь воспитала в нем двоедушие... уме­ние, а потом и коварное желание скрывать свои намерения. Важнейшее качество будущего тирана.

Настоящий д'Артаньян

Во время побега из Парижа сопровождал и охранял юного короля и королеву-мать тот самый человек в плаще, стоявший у кровати мальчика, — гасконец по имени д'Артаньян. Я часто вижу в моих снах его лицо... подкрученные усики и хищ­ный гасконский нос. Шарль Ожье де Бац де Кастельмор — таково настоящее имя человека, став­шего бессмертным под именем д'Артаньян. Шарль де Бац Кастельмор, как и герцог де Бофор и герцог Ларошфуко, — это поколение десятых годов XVII века. Он родился в Гаскони в 1611 году 23 сен­тября, — то есть в день, когда встречаются Дева и Весы... Опасный день, ибо смертный подчиняется двум столь противоположным знакам. Его прапра­дед, обычный мещанин, попросту присвоил себе дворянский титул. Отец, Арно де Бац, продолжил этот путь во дворянство — женился на Франсуазе д'Артаньян, происходившей из известной в Гас­кони дворянской семьи. Наш герой впоследствии справедливо предпочтет аристократическую фа­милию своей матери — д'Артаньян.

Для поддержания престижа семьи Арно де Бац купил Кастельморский замок. Если быть точным, купил и назвал замком много раз перестроенный одноэтажный дом. Чтобы сооружение хоть как-то напоминало замок, отец украсил одноэтажное строение башней, над которой гордо развевался королевский флаг. В башне «замка» обитали голуби и его сын Шарль.