Шепчущие - Джон Коннолли

Я поблагодарил ее и дал отбой. В почтовый ящик упало письмо от Роналда Стрейдира. Он распечатал одну из фотографий, пометил ее, отсканировал и прислал мне. Фотографию сопровождала короткая записка.

«После того как ты уехал, я вспомнил кое-что еще, что показалось мне странным. На похоронах и потом в баре «Салли» вместе с Тобиасом был ветеран первой иракской войны, Гарольд Проктор. Насколько я понял, он не парился ни о чем. Если Проктор так близок с Тобиасом, то лишь потому, что он играет какую-то роль в происходящем. У него есть захудалый мотель неподалеку от Лэнгдона, северо-западнее Рейнджли. Думаю, мне не надо напоминать тебе, насколько это близко к канадской границе».

Ни на одну из фотографий Проктор не попал. Мне приходилось слышать о системе, согласно которой ветераны прошлых войн встречали возвращающихся солдат, но я понятия не имел, как выяснить, участвовал ли в этом Проктор и мог ли он быть среди встречавших Дэмиена Пэтчета, когда тот вернулся домой. Но если Роналд был прав в своей оценке Проктора – а сомневаться в нем у меня не было оснований, – то этот тип представлялся неподходящим кандидатом для торжественной встречи героя.

Роналд дал мне еще два имени: Маллак и Баччи. Напротив имени первого он написал – «из Юнионвилла, но рос в Атланте». Он также подтвердил, что чернокожий и есть Вернон, а бородатый рядом с ним – Причард. Рядом с перечеркнутым лицом высокого мужчины в очках Роналд написал «покойный Харлан». И наконец опознал он и мускулистого парня в инвалидной коляске, едва заметного на заднем плане, – Бобби Жандро. Как там сказал Кайл Куинн, когда я рассматривал в газете фотографию Фостера Жандро?

Нехорошее дело.

Я взял ручку и добавил Фостера Жандро в список покойников.

Глава 12

В мотель Гарольда Проктора Тобиас поехал на следующее утро. Он подумал, что это – судьба: он направлялся именно к Проктору, когда его перехватили мексиканцы. Вот почему, получив указание даже без груза следовать прежним маршрутом, Тобиас не стал перечить. Цель поездки представлялась теперь неясной, хотя, обдумав все как следует, он пришел к выводу, что предвидел именно такой вариант.

– Проктор отваливает, – сказал голос с другого конца телефонной линии. – Хочет выйти. Забери, что еще осталось, и расплатись с ним. Там все равно одна мелочь.

– Уверен, что он не станет болтать лишнего? – спросил Тобиас.

– Он прекрасно знает, какие могут быть последствия.

Тобиас не разделял уверенности звонившего. Он намеревался переговорить с Проктором при встрече, чтобы лично убедиться, что тот в полной мере понимает, чего он не должен делать.

Болело лицо, болели руки. Ибупрофен притупил боль, но не настолько, чтобы он смог уснуть. Впрочем, бессонница в последнее время была ему не внове. В Ираке он так уставал, что мог уснуть даже под минометным огнем, но после возвращения домой начались проблемы – выспаться не получалось, а когда сон все же приходил, то приносил с собой видения. А в последнее время настоящие кошмары. Подумав, он связал ухудшение с одной из недавних, около месяца назад, поездок к Проктору. С тех пор что-то с ним было не так.

Тобиас не был большим любителем спиртного, но сейчас было бы неплохо как следует надраться. Можно было бы попросить у Проктора, но Тобиас не планировал испытывать его гостеприимство долгим присутствием. Да и в любом случае меньше всего он хотел, чтобы копы поймали его с запахом спиртного за рулем фуры, тем более с грузом, стоившим больше любого другого, когда-либо перевозившегося по территории штата.

Словно в подтверждение разумности принятого решения – подождать с утолением жажды до возвращения в Портленд – по дороге в восточном направлении промчался пограничный патруль. Тобиас поднял руку в приветственном жесте – ему ответили тем же. Несколько секунд он смотрел в зеркало заднего вида и облегченно выдохнул, когда патруль скрылся из виду. Нарваться на копов после случившегося прошлой ночью – какая удача! Проктор был просто дерьмовой глазурью на торте из дерьма.

Никаких теплых чувств к ветерану он не испытывал. Проктор был пьяницей и свято верил, что все бывшие военные – братья, но Тобиас смотрел на жизнь иначе. Они сражались в разных войнах, разделенных во времени более чем десятком лет. Они шли разными дорогами. Проктор упивался до смерти, Тобиас поставил целью заработать денег и улучшить свои жизненные условия. Может быть, жениться на Карен, а потом, когда все наладится, уехать куда-нибудь на юг, подальше от проклятых здешних холодов. Летом, за исключением нескольких августовских дней, в Мэне было хорошо, не так жарко и душно, как во Флориде или Луизиане, но зимы сводили на нет все эти преимущества.

Он снова подумал о выпивке. Махнет пару пива по возвращении в Портленд. Тобиас терпеть не мог пьяных – и себя, когда такое случалось, и других. Поэтому и разозлился на Бобби Жандро в «Салли». Бобби набрался и стал открывать рот, привлекая к себе внимание, пусть даже в баре никто уже и не замечал, что творится рядом. Ему было жаль Бобби. Он не представлял, как смог бы жить с такими, как у Бобби, увечьями. Ему хватало и своих ран: он хромал на каждом шагу, испытывал фантомные боли там, где были когда-то пальцы. Но увечья не давали Бобби права трепаться направо и налево. Ему обещали долю, и Джоэл был готов держать слово даже после всего сказанного в «Салли», но теперь этого не хотел Бобби. Он вообще не желал иметь с ними ничего общего, что беспокоило и Джоэла, и остальных. Бобби пытались урезонить, но ничего не получилось. В баре с ним обошлись нехорошо, унизили, но что еще им оставалось?

Никто не пострадает – в этом была суть их договоренностей. К сожалению, в реальном мире такое не всегда возможно, и провозглашенный принцип пришлось слегка подкорректировать. Теперь он звучал так: не пострадает никто из своих. Детектив Паркер сам напросился на неприятности. И Фостер Жандро тоже. И пусть не Тобиас спустил курок, но он согласился с тем, что это необходимо.

Он уже высматривал указатель с названием мотеля Проктора, чтобы подготовиться к повороту. И нервничал. Фура, сворачивающая к богом забытому мотелю, – картина необычная. Такой маневр, да еще вблизи границы, мог привлечь нежелательное внимание. Сам Тобиас в тех случаях, когда перевозились небольшие предметы, предпочитал производить обмен на заправочных станциях или в придорожных забегаловках. Транспортировка крупных предметов, требовавшая заезда в мотель, стоила нервов, но таких поездок оставалось одна-две, и для хранения груза еще нужно было найти подходящее место недалеко от Портленда. После смерти Крамера они приняли решение, что с учетом всех логистических трудностей большая часть габаритного груза не стоит риска. Уж лучше подыскать другой вариант сбыта, даже с меньшей прибылью. Преодолено много трудностей, груз доставлен в Канаду, и было бы непростительной глупостью прятать его в тайник или сбрасывать в какой-нибудь карьер. Покупатели на часть статуй уже нашлись, и на Тобиаса была возложена задача переправить товар через границу. Первую партию он доставил по назначению – груз оформили как каменное садовое украшение для тех, у кого денег больше, чем вкуса, – и без малейших проблем прямо на склад в Пенсильвании. Вторую партию пришлось держать пару недель у Проктора, и для погрузки понадобилось четыре человека и пять часов. Все это время Тобиас ждал появления полицейских или таможенников и до сих пор помнил, какое облегчение испытал, когда работа была сделана, и он вернулся на шоссе и полетел домой, к Карен. Оставалось только рассчитаться с Проктором – и все, конец. Если Проктор и впрямь хочет выйти, что ж, тем лучше. Скучать по нему Тобиас не будет. Ни по нему самому, ни по его вонючему домишке, ни по его паршивому, медленно проседающему мотелю.

Человеку, который не способен справиться с тягой к выпивке, доверять нельзя. Это признак более глубокой слабости. Тобиас поставил бы доллар против мелочи на то, что Проктор вернулся из Ирака наипервейшим кандидатом на посещение психотерапевта в связи с ПТСР, или как это тогда называлось. Но вместо этого он укрылся в заброшенном мотеле на краю леса и попытался сразиться со своими демонами в одиночку, помогая себе только бутылкой и едой в пакетах с обозначенным временем приготовления.

Тобиас и мысли не допускал, что может страдать от посттравматического стресса. Да, у него были проблемы: не всегда получалось расслабиться, и ему все еще приходилось напрягаться, чтобы не вздрагивать, когда взрывается фейерверк или «стреляет» двигатель. Да, бывали дни, когда не хотелось вылезать из постели, и ночи, когда не хотелось ложиться, не хотелось закрывать глаза из страха перед тем, что может прийти во сне. И это было еще до кошмаров. Но посттравматический стресс? Нет. Ну, по крайней мере, не в острой форме. Ты не накачиваешься наркотой до такой степени, что она бьет из всех пор как обесцвеченный пот, не начинаешь вдруг плакать без причины; не поднимаешь руку на свою женщину только за то, что она пережарила бекон или пролила пиво.