Журнал Наш Современник №4 (2003) - Журнал Наш Современник

Проблемы русской культуры в правительственных верхах давно не обсуждали. Не ставился на государственном уровне вопрос о культуре как факторе единства страны, как главной опоре для преодоления всех кризисов, охвативших Россию: экономического, политического, демографического, экологического... Верхи, судя по всему, не заинтересованы в подведении итогов: что же дала России официально заявленная смена цивилизационных ориентиров? А получили мы попытку фактически поставить под запрет слово “русский” и утвердить вместо него “россиянин” и “русскоязычный”. Заме­чательный анализ национальной политики нынешней власти проводит Александр Казинцев в статьях “Симулякр, или Стекольное царство”, напеча­танных в “Нашем современнике”. В этих статьях показано, какого размаха достигла борьба против “русского экстремизма”. Фактически о том же, но с максимальной осторожностью пишет доктор политических наук Татьяна Полоскова в статье “Россия и русские” с характерным подзаголовком: “Воспитание патриотизма нельзя отдавать на откуп экстремистам” (“Труд”. 31.08.2002). Доктора политологии тревожит “отсутствие реальной государст­венной политики по поддержке русского этноса, его языка и культуры в самой России”. Конечно, здесь возмущает понятие “этнос” в применении к русским, которых в России больше, чем англичан в Англии и французов во Франции. Но тем не менее: “Когда же перестанет быть хорошим тоном в негативном ключе освещать российскую историю и культивировать чуждые российскому народу нравственные ценности, выдавая их за плоды глобализации”.

О том же самом не раз говорил и Рамазан Абдулатипов. Власть предуп­реждена об опасности — перегибы (памятное слово здесь подходит) до добра не доведут. Ну и что?

Об истинном положении русской культуры в России — культуры, угодившей в опалу, — можно почерпнуть интересные сведения из социологических исследований. Например, опросы последних лет показали, что уже с середины 90-х годов стала меняться ценностная ориентация населения: от западни­ческих увлечений — к своему, русскому. Существуют, как везде и всегда, возрастные различия во вкусах и приоритетах, но они, по оценкам социологов, не приняли форму фронтального разрыва. Молодые люди до 30 лет более открыты западной культуре, но уже после 30 лет усиливается интерес к русской музыке, русскому искусству, а с 50 лет им отдается предпочтение. Конечно, здесь к социологическим показателям следует добавить, что интерес к Западу претерпел в России качественное изменение. Не “священные камни Европы”, как у Достоевского, не чтение взахлеб Ремарка и Фолкнера, как еще недавно. В теперешней России переводят и издают коммерческую литературу, а во Франции, в Институте славистики (!), обсуждают творчество Марининой.

Но примечательно, что, по данным социологов, в студенческой среде только чуть более одного процента респондентов считают эрудицию в области культуры чем-то лишним и бесполезным. Опрос проводился в одном из московских технических университетов. Большинство студентов ответили, что в наше время необходимо быть культурным человеком. Это не значит, что они на самом деле постоянно занимаются расширением своего культурного кругозора. Скорее, здесь выражена преемственность поколений, влияние сохранившегося в России культурного пространства. Но что-то могут значить и действия русского культурного сопротивления , становящегося все более популярным у студентов.

В технических вузах большинство составляют молодые люди из интелли­гентных семей с невысоким уровнем жизни. Где-нибудь в частном вузе, готовящем менеджеров по гостиничному бизнесу, социологи получили бы другие результаты. Но о разном отношении к культуре в разных слоях населения речь пойдет дальше. А в лучших технических вузах России, ставших универси­тетами, теперь дают студентам не только современное инженерное знание (действительно университетское, а не узкоспециальное), но и ввели предметы гуманитарного цикла. Не только юриспруденцию и экономику, но и русскую историю, философию, культурологию. Нашей высшей школе сегодня прихо­дится восполнять пробелы общеобразовательной школы, отстаивать традиции нашей национальной системы образования, согласно которым ее главнейшая задача — воспроизводство национальной культуры, а сегодняшней России угрожает воспроизводство культуры в сниженном качестве — и русской, и культуры других народов России, о чем и предупреждает Абдулатипов.

Позицию высшей школы в этом вопросе сформулировал в своем выступ­лении на VII съезде Российского союза ректоров президент Союза, ректор МГУ В. А. Садовничий: “Государственность, всесословность, фунда­менталь­ность — основы российского образования”. Про всесословность мы в России давно не слышали. Но для воспроизводства национальной культуры стало необходимым не только отстаивать качество образования. В МГУ открыли подготовительные курсы для пятисот молодых людей, которые придут из армии. В Екатеринбурге ректор Уральского университета В. Е. Третьяков назвал такие подготовительные курсы рабфаком — для выпускников сельских школ и ребят, отслуживших в армии. Глава Госкомитета по рыболовству Е. И. Наздратенко, как только удалось восстановить рыбзавод на острове Шикотан, сразу же добился, чтобы там открыли филиал Дальрыбвуза.

Вопреки всем стараниям власти, планы которой выболтал распираемый от гордости Пинский, в России все еще сохраняются “образовательные амбиции” (терминология реформаторов). В 2002 году 80 процентов выпускников средней школы подали заявления в вузы. Цифры по сельским школам ниже, но все-таки... В Рогнедино, Брянской области, из 44 выпускников больше половины поступили в вузы, остальные получают профессиональное образование в местном училище. В Пошехонье, Ярославской области, из 177 выпускников треть поступила в вузы, остальные учатся в ПТУ и колледжах.

По данным — не правительственным, а Института социально-экономи­ческих проблем РАН — в России за чертой бедности оказалось 42,6 миллиона. На что могут надеяться дети, живущие за чертой ? В советские годы финансовая поддержка на одного студента была у нас выше, чем в США. Теперь — ниже. В одной из школ Омска, находящейся на окраине, в рабочем поселке, где почти ни у кого нет работы, социологи задали школьникам вопрос: “Если бы ты нашел миллион, как бы ты им распорядился?”. Ребята написали и про покупку шикарной иномарки, и про заграничные путешествия, и про все прочее, что показывают по телевизору. Однако более половины подростков из обнищавшего рабочего поселка решили потратить миллион на то, чтобы доучиться в школе и поступить в вуз .

Еще один социологический опрос. Он был проведен в разных городах и составлен в форме перечисления разных человеческих качеств: “Какие из этих качеств вы хотите видеть в своих детях?” Оценки выстроились в таком порядке: образованность, воспитанность, доброта, честность ... Увы, в наше время чест­ность пострадала, но все же традиционные для русской семьи ценности оказы­ваются устойчивыми. И только 16 процентов высоко оценили деловитость .

При социологических исследованиях качества жизни, проводимых в малообеспеченных слоях населения, среди респондентов неизменно оказываются обнищавшие интеллигенты. В сегодняшней жизни их унижает — не в меньшей степени, чем другие лишения! — невозможность бывать в театре, покупать книги, выписывать журналы. Однако об этом же говорят и ответы респондентов, у которых образование не ахти какое и род занятий — физический труд. Но такой похожести может удивляться только иностранец. Мы в России о культурных запросах “простонародья” знали всегда. Особенно это относится к литературе, к чтению, к всесословности русского читателя. Социологические исследования качества жизни показывают критерии , какими его меряют в России — насколько у нас еще сохраняется воспитанное ХХ веком представление о культуре как о непременном условии человеческого достоинства, психологического комфорта, самоуважения.

 

Но если отбирается у десятков миллионов возможность бывать в театрах, на выставках, собирать домашние библиотеки и т. п., то должно бы что-то прирастать у верхних слоев — у 8 процентов богатых и 2 процентов очень богатых. Они-то могут купить все, чего душа пожелает, по-умному распоря­диться своими миллионами. Однако социологические исследования не обнаружили положительной динамики, верхние слои не затребовали наверх культуру.

Предметом исследования был взят досуг: что для опрашиваемого предпочтительней — развивающие формы досуга или развлекающие? Оказа­лось, что в социальном слое выше среднего только каждый четвертый предпо­читает развивающие формы досуга — тогда как в слое ниже среднего такие интересы у каждого третьего. Разница не очень большая, но все же... И вот что любопытно. Российские олигархи в прежней своей жизни принадлежали к образованному слою — младшие научные сотрудники, мечтавшие о защите диссертаций. Пусть и формально, однако они принадлежали к культурной среде, где постоянно происходит “диффузия знаний”, люди что-то интересное перенимают друг у друга: умные разговоры, умные “хобби”. Принадлежали, а теперь — выбыли . Механизмы происходивших превращений еще не иссле­дованы. Известна уголовная составляющая пути наверх, но не личностные метаморфозы, не психология их успеха, отнюдь не родственного класси­ческому первоначальному накоплению капиталов. Зато уж очень бросается в глаза объединяющая олигархов серость и безликость. Все они на одну колодку — не отличишь Абрамовича от Дерипаски. Березовского с его эскападами они и сами должны были по-родственному придушить.