Журнал «Вокруг Света» №02 за 1992 год - Вокруг Света

А что касается Острова Голосов, то он необитаем большую часть года. Порой они присылают сюда лодку с людьми за копрой, но все племя перебирается на Остров Голосов, только когда болеет рыба в лагуне у главного острова. А название остров получил из-за чудес, происходящих здесь. Похоже, берег океана населяют невидимые дьяволы; день и ночь они переговариваются между собой на непонятных языках. День и ночь вспыхивают и гаснут маленькие костры на берегу, а причину этих чудес еще никто не разгадал. Кеола поинтересовался, не случаются ли подобные чудеса на главном острове, и они ответили: нет, такого там никогда не бывает, да и на сотне островков, его окружающих, о таких чудесах не слыхивали. Чудесами славится только Остров Голосов. Поведали ему и о том, что костры видели и голоса слышали только на берегу океана и в прилегающем лесу, а у лагуны человек проживет две тысячи лет (если ему на роду написано), и никто не причинит ему беспокойства, да и океанские дьяволы безобидны, если их обойдешь стороной. Лишь однажды вождь племени метнул копье туда, откуда слышался голос, и в тот же вечер упал с кокосовой пальмы и расшибся.

Кеола много размышлял наедине. Он понял, что будет в безопасности, когда племя вернется на главный остров, да и сейчас ему ничто не угрожает, если он будет держаться возле лагуны. И все же ему хотелось еще большего спокойствия. И он сказал верховному вождю, что он как-то жил на острове, где водилась нечисть, и тамошние жители нашли способ избавиться от этой напасти.

— В лесу росло дерево, — поведал Кеола вождю, — и туда наведывались дьяволы за листьями. И тогда люди спилили его, и дьяволы больше не появлялись в тех местах.

Его спросили, что это было за дерево, и Кеола указал на то, с которого собирал листья для Каламаке. Они сомневались: но идея была уж очень заманчива. Что ни вечер, старейшины племени держали совет, но верховный вождь, хоть и был не робкого десятка, боялся будить лихо и каждый раз напоминал им о вожде, бросившем копье, и о постигшем его возмездии. Это сразу отрезвляло всех, и никто ничего не предпринимал.

Хоть затея и не удалась, Кеола был доволен и радовался жизни. Кроме всего прочего, он подобрел к жене, и она очень его полюбила. Как-то раз он вернулся в хижину и застал жену в слезах, горестно причитающей.

— В чем дело? — спросил Кеола. — Какая приключилась

беда?

Но она ответила, что все в порядке. Той же ночью она разбудила Кеолу. Тускло горела лампа, но он все же заметил, что лицо у жены совсем убитое.

— Кеола, — начала она шепотом, — я хочу кое-что сказать тебе на ухо, чтобы нас никто не услышал. За два дня до того, как лодки подготовят к отплытию, уходи на берег океана и спрячься в лесной чаще. Мы заранее выберем это место — ты и я — и отнесем туда запас еды.

Каждый вечер я буду проходить мимо напевая. Но когда наступит вечер и ты не услышишь моей песни, знай: мы все покинули остров, тебе ничего не угрожает, и ты можешь выйти из укрытия.

У Кеолы душа ушла в пятки.

— О чем ты говоришь? — крикнул он. — Я не хочу жить с дьяволами. Я не хочу, чтобы меня бросили одного на острове. Я сплю и вижу покинуть этот остров.

— Ты никогда не покинешь его живым, мой бедный Кеола, — сказала жена. — Я раскрою тебе правду: мои соплеменники — людоеды, но держат это в тайне. А убьют они тебя до отъезда потому, что на южный остров заходят корабли, там и сейчас живет белый торговец в доме с верандой. Конечно, наш остров чудесное место! Торговец привез бочки с мукой, а однажды в лагуну зашел французский военный корабль, и всех угощали вином и галетами. Ах, мой бедный Кеола, как бы мне хотелось взять тебя с собой, ведь я люблю тебя, а наш остров — самый лучший на свете, если не считать Папеете.

Кеола до смерти перепугался. Он слышал рассказы о людоедах с южных островов, и они всегда вселяли в него страх, а теперь беда стучится к нему в дверь. Путешественники рассказывали и о повадках людоедов, как те холили и нежили человека, которого намеревались съесть, родная мать так не печется о своем любимчике. Вот и с ним так нянчатся — построили дом, кормили, поили, освободили от всякой работы, а старейшины и вожди обходились с ним, как с важной персоной. Кеола, лежа на кровати, горевал о своей печальной участи и цепенел от страха.

На следующий день по обыкновению все были с ним очень любезньг. Люди этого племени отличались красноречием, слагали стихи, шутили на пиршествах. Но Кеоле было теперь наплевать на их обходительность. Он видел лишь белые сверкающие зубы, и его мутило от их вида. Когда они садились есть, он шел в ближайший лесок и лежал там, как мертвый.

На третий день жена пошла за ним в лес.

— Кеола, — сказала она, — если ты не будешь есть, тебя завтра убьют и сварят. Старейшины уже перешептываются. Они опасаются, что ты занемог и похудеешь.

 

Злость закипела в душе Кеолы, он вскочил.

— Как будет, так и будет, — крикнул он в сердцах. — Я между двух огней. Раз уж мне суждено умереть, то чем скорей, тем лучше. А коли съедят, так пусть лучше черти, чем люди. Прощай! — и с этими словами Кеола направился на берег океана, а жена будто застыла на месте.

Берег был пустынный, ярко светило солнце. Ни один человек не повстречался Кеоле, однако всюду были следы, и куда бы он ни пошел, всюду слышал голоса, перешептывания; то тут, то там вспыхивали костерки и вскоре гасли. Говорили на всех языках — на французском, датском, русском, тамильском, китайском. Чародеи всех стран мира что-то нашептывали на ухо Кеоле. Раковины, лежавшие у него на пути, вдруг исчезали, а ведь ни одна живая душа их не поднимала. И дьявол перепугался бы, окажись он в такой компании, но Кеола поборол страх, он сам стремился к смерти. Когда вспыхивал костер, он кидался к нему, что бык на красную тряпку. Но, перебросившись словами, невидимки забрасывали огонь песком. Так и не удалось Кеоле найти смерть в огне.

«Ясно, что Каламаке здесь нет, — подумал он, — иначе мне бы давно пришел конец».

Притомившись, Кеола сел на опушке леса, обхватив голову руками. А чудеса вокруг продолжались: переговаривались невидимки, вспыхивали и гасли костры, прямо у него на глазах исчезали и вновь появлялись раковины.

«Видно, я побывал тут в неурочный день, — подумал Кеола. — Ничего подобного здесь тогда не творилось».

У него голова пошла кругом при мысли об этих миллионах и миллионах долларов, валяющихся на берегу, и о сотнях чародеев, собирающих их и поднимающихся в поднебесье быстрее и выше орлов.

«А мне еще морочили голову разговорами о чеканке, — размышлял Кеола, — теперь ясно: всю новую монету в мире собирают здесь, на песке! Нет, больше меня никто не проведет!»

Под конец он незаметно уснул и во сне позабыл про заколдованный остров и свои горести.

Наутро еще до рассвета его разбудил какой-то шум. Он испуганно открыл глаза, полагая, что людоеды схватили его, сонного; но дело обстояло иначе. На берегу перекликались невидимки; похоже, они бежали мимо него в глубь острова.

«Что там стряслось?» — удивился Кеола. Ясно было одно: произошло какое-то необычайное событие: не горели костры, никто не собирал раковины, невидимки окликали друг друга, передавали какие-то вести, а потом их голоса стихали вдали. По тону их переговоров Кеола понял, что чародеи сердятся.

«Злятся они не на меня, — рассудил Кеола, — раз в двух шагах пробегают мимо».

То же чувство, что сбивает собак в свору, лошадей в стадо, горожан, бегущих на пожар, в толпу, овладело Кеолой. Не отдавая себе отчета в своих действиях, как говорится, — и вдруг, о чудо! — он побежал вслед за невидимками.

Кеола обогнул один мыс, уже показался второй, и тут он вспомнил про колдовские деревья, росшие в здешнем лесу. Оттуда доносились шум и крики. Бежавшие с ним рядом свернули туда. По мере того, как они приближались к колдовскому лесу, крики стали перемежаться с ударами топоров. И тут Кеола догадался, что верховный вождь решил наконец последовать его совету, и мужчины племени занялись вырубкой деревьев. Эту весть и передавали друг другу колдуны, а теперь они сбегаются сюда на защиту своих деревьев. Предвкушение чуда увлекало Кеолу все дальше и дальше. Он пересек вместе с невидимками берег, подбежал к опушке леса и застыл в изумлении. Одно дерево упало, другие были подрублены. Здесь же собралось все племя островитян. Мертвые лежали на земле, живые стояли кругом, плотно прижавшись друг к другу, и кровь мертвецов текла по их ногам. Лица были искажены ужасом, голоса слились в один пронзительный крик.

Вам доводилось видеть ребенка, играющего в одиночку с деревянным мечом? Он подпрыгивает, рубит воздух. Вот так и людоеды, сбившись в кучу, с воплями махали топорами и — верите ли! — рубили воздух, ибо врагов не было видно. Но вдруг, откуда ни возьмись, в воздухе зависал топор. Удар — и людоед, разрубленный пополам или на куски, валился наземь, а его душа со стоном покидала тело.