Музыка Океании (СИ) - Ледова Полина

— Эй! — окликнул её Никто, выйдя из-за столба и неуверенно зашагав ей навстречу, — что ты здесь делаешь? Нельзя здесь сидеть, пойдём!

Два потерянных мутных голубых глаза рассеянно заметались, пытаясь найти его.

— Отвали от меня! — огрызнулась она своим дребезжащим голосом, которому алкоголь явно не добавил нежности. — Не твоё вообще дело! Не трогай! — она отмахнулась, когда Никто попытался поднять её.

Мужчина наклонился к ней поближе. Запах духов, смешанный с потом и смрадом алкоголя. Ногу пронзило искромётной болью, надо было взять с собой трость.

— Эхо, пойдём отсюда, — позвал он снова, — холодно.

Она взглянула ему в глаза.

— Ты меня знаешь? Мы что, трахались?

— Нет. Ты не помнишь меня? — На самом деле Никто был не удивлён услышать это.

— Нет! Чего тебе надо тогда? — прогнусавила Эхо.

— Ты далеко живёшь? Эхо! — она, кажется, не слышала его, никак не отреагировав на вопрос. — Что произошло?

— Хочешь расскажу, что произошло?! — зашлась она криком, — Этот пидор не заплатил мне! Вот так! Я пыталась отнять у него деньги, и он избил меня! Что, идиот, мне делать? Я работать не смогу ещё неделю теперь.

— Я дам денег, сколько нужно, — сразу же вставил Никто. — Где ты живёшь?

— Ты кто вообще? — спросила она, уставившись на него, — Тебе чего нужно от меня?

— Хочу отвести тебя домой и убедиться, что всё в порядке.

— Да ладно! — отмахнулась она снова. — Вы все одинаковые! Тоже хочешь меня трахнуть?

— Да, но не сейчас. — Он начинал злиться. — Не пока ты в таком состоянии. Пожалуйста, пойдём.

Она, наконец, поддалась, вложив свою руку в его. Вот только помочь ей встать оказалось сложнее, чем он себе представлял. Сломанный каблук вкупе с его больной ногой и критическим отсутствием трости не нёс ничего хорошего. Пришлось почти тащить Эхо, забросив её руку себе за плечо. Нога застонала от этого решения.

— Твою мать! Это мои единственные сапоги, — отметила она, покачиваясь из стороны в сторону, проваливаясь на левую ногу, на которой не доставало каблука, но не выпуская наполовину початой бутылки из руки.

— Не страшно. Что-нибудь придумаем…

— Хочешь? — прервала она его, подставив бутылку прямо под нос.

— Нет.

— Да ладно! Давай, пей уже!

Никто с сомнением взглянул на мутную жидкость. Да хрен с ним, — подумал он, взял ципуро и опрокинул в себя. Сделал два больших глотка, заставивших его зажмуриться, затем утёр губы рукавом, стараясь подавить отвращение.

— Лучше? — проскрипел её голос со сдавленным придыханием.

— Ненамного. — Признался Никто, возвращая ей ципуро.

— Вот и я о том же! — простонала Эхо обречённо.

— Ты не сказала, где живёшь.

— А-а… — протянула она. — Недалеко, я дойду сама, ты только отпусти. — Она попыталась вырваться, но Никто удержал её на месте.

— Нет, сама ты точно не дойдёшь. Где ты живёшь?

— Дом девяносто семь по спирали Прозы.

Это было минутах в пяти по спирали, тянущейся от вокзальной площади. Дома в Сцилле вообще часто образовывали собой спирали и окружности. Город делился на четыре главных района — Край, Сердцевина, Шумы и Истома. Спираль Прозы была ближе всех от вокзала, но район вовсе не считался престижным. Вокзалы тянули к себе в первую очередь всю чернь. Дома там не отапливались котельной, только за счёт каминов и печей. Цены же на уголь заметно подскочили в последнее время. Горячей воды тоже не было.

— Хорошо. Это недалеко. — Согласился Никто. — Тебе есть чем топить?

— Что? — переспросила Эхо. Из-за ципуро слово прозвучало, как разномастная клякса.

— Дрова? Уголь? — спросил он.

— А-а… нет, только мебель.

— Отлично. — Оценил Никто не без сарказма.

— Тебе что-то не нравится, что ли? — взвилась Эхо.

— Ладно… я разберусь.

— Ты кто вообще? — вдруг снова опомнилась девушка.

— Никто.

Она как-то странно насупилась после этого ответа, затем с задумчивым видом сделала большой глоток из бутылки и замолкла на какое-то время.

— Курить есть у тебя? — спросила она, когда они свернули на спираль Прозы.

Никто рассеяно сунул руку в карман и выудил портсигар.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Последняя, — произнёс он. Последнюю сигарету, как и последнюю пулю, берегли для себя. Он не был уверен, откуда взялся такой закон, но он существовал.

Эхо покосилась на него недоверчиво.

— Покурим? — предложила она.

Ещё одно правило курильщиков. Последнюю сигарету нельзя отдавать, зато можно разделить.

Никто поджёг кончик и сделал глубокую затяжку. Дым заскользил в лёгкие, сладко обволакивая их серым ядом. Он передал сигарету Эхо, та тоже затянулась, сосредоточив свои бездонные глаза на маленьком алом огоньке. Её рука дрожала, так что фильтр к губам она подносила медленно и придерживала снизу большим пальцем, чтобы случайно не выронить.

— Что уставился? — огрызнулась она, поймав его взгляд.

— Ничего.

Она с недовольным видом протянула ему сигарету.

— Оставь, — отмахнулся Никто.

— Нет уж! — настояла Эхо. — Кури.

Прозвучало как приказ. Так они и обменивались «карелией», прежде чем Эхо, в последний раз приложив к губам крошечный кончик обугленного фильтра, не метнула его в сугроб.

Сугроб — гроб для сгоревших.

— Первый этаж, — проговорила она в следующий раз, лишь когда они дошли до дома. — Всё, отпусти, я дальше сама.

Никто не смог отвести глаз, когда она влезла рукой в вырез декольте и извлекла оттуда ключ. Он позволил ей самостоятельно попасть в замочную скважину и ввалиться внутрь квартиры.

Не говоря ничего девушке, он закрыл за ней дверь, забрал ключ и поспешил в ближайшую лавку, где торговали углём, прямо на повороте в последний изгиб спирали. Там Никто купил мешок угля, вязанку дров и пачку «Карелии», подумав ещё недолго, зашёл в магазин и взял консервные банки с готовым супом, бекон и яйца. На всё это у него ушло 347 талантов, половина той суммы, что он носил с собой, а он привык всегда иметь на руках все свои деньги, за исключением тех случаев, когда отправлялся на Край. Ладно, всё равно надо будет скоро показаться в офисе.

Вернулся к Эхо он спустя минут двадцать. Открыл дверь, вошёл внутрь её дома. Девушка, кажется, сумела добраться до кровати. Во всяком случае, в коридоре он нашёл только рыжую горжетку.

— Гелиос! — раздался вдруг крик Эхо из ближайшей комнаты. — А ну вернись!

С остервенелым лаем в коридор выбежало (или выкатилось) чёрно-белое лохматое чудовище ростом вдвое ниже колена мужчины. Зверь домчался до Никого, с явным намерением напасть, но в последний момент остановился на месте, оскалив белые зубы, ощетинился и замер напротив мужчины.

— Чучело, назад, — окликнула его Эхо снова, выйдя в коридор. Она не успела переодеться, только сняла с себя сапоги и теперь стояла в чулках, соблазнительно обтягивающих её длинные изящные ноги. По колену поехала стрелка. — К ноге! Живо!

Пёс ещё удостоил Никого предостерегающим рыком, затем развернулся и засеменил к хозяйке. Только теперь мужчина заметил, что у собаки не хватало задней лапы, хотя этот изъян почти не мешал ему скакать, пусть порой и неуклюже заваливаясь на бок.

— Ты нахрена вернулся? — спросила Эхо, потрепав пса по холке, приглаживая ощетинившуюся шерсть.

— Я принёс уголь для топки, — сказал Никто. — И поесть.

— Пф! — отозвалась женщина пренебрежительно. — Тоже мне дело!

— Мне кажется, тебе нужна помощь, — сказал Никто. — Можно я войду?

Эхо смерила его недовольным взглядом. Левый глаз сильно опух, под ним назревал знатный синяк. Девушка покачнулась, оступившись, запутавшись в ногах, но в последний момент успела ухватиться за дверной косяк. Она больше не плакала, но обида в глазах сменилась гневом, вызовом. Даже в таком состоянии, будучи на взводе, растрёпанной, в грязной одежде, она была желанной, Никто лишь сейчас отдал себе отчёт в том, насколько сильно она его привлекала.

— Делай, что хочешь, хрен с тобой, — заключила Эхо, вернувшись в дальнюю комнату и уведя за собой трехлапого пса, который ещё раз обернулся на человека, подозрительно блеснув чёрными глазами.