Донецкие повести - Сергей Богачев

— Та да, пора бы уже и переехать поближе к центру…

Двери дорогой машины издали два специфичных «японских» хлопка (именно за такой звук открывания-закрывания дверей их так любили), и экипаж тронулся.

— Слышал о твоих заведениях, Сёма, слышал… Не надоело ещё обирать заблудших земляков?

— А у меня мёдом не намазано — не прилипнешь, есть временные трудности — приходи, поможем, чем можем, всё по-честному. Курочка — по зёрнышку.

— Всегда восхищался вашей диаспорой. Фамилия у тебя трудовая — Портной, настоящий еврейский ремесленник, работаешь на деньгах — тоже по профилю, а ведёшь себя, как секретный физик-ядерщик, — полный набор лучших качеств банкира.

— Ну, что вы, друг мой, я скромный ростовщик и звёзд с неба не хватаю, не трогайте меня, и я не трону вас, нам чужого не надо.

— Ты когда-нибудь задумывался, почему тебя судьба выкатила на этот путь?

— Я тебя умоляю, Ваня, это разговор о вечном, ты же умный, историю нашего народа знаешь.

— Так и я об этом: в старушке Европе что ни банк — его хозяин твой земляк

— Я не понял: это комплимент или наезд?

— Сёма, это предложение.

— Сейчас мне, Портному, кацап Черепанов будет делать предложение. Не смешите меня, я не барышня, и замуж мне не нужно, — Семён искренне рассмеялся.

— В нашем любимом с тобой городе готовится к открытию одно весьма солидное финансовое учреждение. Гораздо мощнее, системнее и богаче, чем все имеющиеся на сегодняшний день. Корни иностранные, так что недостатка в оборотном капитале не будет. Они ищут заместителя директора по филиалу. Фактически это директор со всеми полномочиями и ответственностью.

— И что, доля малая будет?

— Ты неисправим, Сёма, так же, как и талантлив в своём деле. Сходи поговори, там видно будет, это же совершенно другой уровень!

— Так-то оно так, но сейчас я сам себе хозяин и никому не должен, а там — попадаешь в полное и безоговорочное рабство.

— Дурак ты, ваше благородие. На нынешних условиях тебе удастся поработать до тех пор, пока тебе позволят. Только перейдешь на уровень выше — появятся ненужные компаньоны, и ещё вопрос, больше ли ты будешь зарабатывать, но проблем и хлопот однозначно добавится.

— Типун тебе на язык!

— Говорю тебе, Семён, иди разговаривай, — Черепанов уже подъехал к нужному подъезду и, вырвав лист из блокнота, написал номер телефона. — Потом благодарить будешь, была б у меня твоя башка, долго бы не выделывался. Сошлёшься на меня — они просили человека порекомендовать.

— Так ты, дружище, не только журналист, ты ещё и кадровое агентство! — Семён дружески похлопал Ивана по плечу.

— Не преувеличивай, так, консультациями подрабатываю в определённых кругах.

Так с лёгкой руки Черепанова Семён Портной стал банкиром и с этого пути уже не сворачивал.

* * *

— Скажите Ивану Сергеевичу, что к нему Портной пришёл.

Седой охранник взялся за трубку и пробурчал:

— Что-то вы на портного не очень-то и похожи…

— Если бы вы знали, уважаемый боец невидимого фронта, сколько раз за свою содержательную жизнь мне приходилось слышать эту шутку! Портной — это моя фамилия.

Сконфуженный охранник доложил о приходе гостя и, нажав кнопку, отпустил секцию вертушки. А Портной вдруг сделал для себя любопытное наблюдение. Если раньше в отдельных учреждениях и случались вахтёры — бабушки-пенсионерки в синих халатах или женщины, которых устраивала небольшая зарплата в обмен на свободное время для ведения домашних дел, в избытке гарантированное графиком дежурств сутки — через двое, — в целом по стране их было мало. А теперь что ни конторка — то охранник Тысячи людей, которые ничего не производят, но которых становится всё больше в небогатой нашей стране. Охранники и заборы — вот и всё, что у нас размножается. Какая-то нездоровая тенденция, с точки зрения банальной логики. И куда мы катимся? Впрочем, чему удивляться, мир не совершенен…

Узкий коридор телекомпании был увешан фотографиями в одинаковых рамочках. Почётные гости прямых эфиров авторской программы Ивана — звёзды, политики, депутаты, знаменитые спортсмены и заезжие знаменитости от эстрады — их фото висели по обе стороны коридора, как медали, и свидетельствовали о рейтинге телеканала.

«Ну, это, конечно, не НТВ — там коридор пошире будет, но трофеев за последний год Иван наш добавил прилично», — Семён Григорьевич оценивающе оглядывался по сторонам. За каждой из дверей создавался продукт, значение которого он никогда не мог отчетливо понять. Почему телевидение имеет такое сильное влияние на умы людей? Включаешь один канал — в стране всё плохо. Переключаешь на другой — всё хорошо. И большая часть народа смотрит не то, что есть на самом деле, а то, что хочет увидеть. Лишь профессиональные политики, их помощники и вся журналистская братия цинично наблюдают за своими конкурентами, как за игроками. Такое себе поле боя, на котором каждый манёвр оппонента можно предугадать, опираясь на ненароком брошенную фразу или ошибку в прямом эфире.

Полководцы за редакторскими пультами делают невозможное, выворачивая наизнанку, казалось бы, самое заурядное событие. И ещё вот эта манера озадачивать зрителя, слушателя, но чаще всего читателя своим умозаключением, заканчивающимся знаком вопроса. Мы как бы и не в курсе событий на все сто процентов, но оцени, наш зритель: «Губернатор не вернётся из отпуска?» А губернатор пошёл в отпуск в этом году не в том месяце, когда все привыкли, и что? Его там паровоз переедет? Но заинтригованный потребитель информации обязательно досмотрит сюжет до конца либо откроет нужную страничку на сайте и прочтет, что, возможно, по мнению засекреченного источника в некоторых узких кругах, при определённом стечении обстоятельств и звёзд губернатор пойдёт на повышение в столицу, — а это не интересно ни для домохозяек, ни для их семей. Где мы и где они? Расскажите лучше, как нам здесь жить, а за «там» мы и так знаем. Слухи материализуются под интригующими заголовками, привлекая, нужно сказать, падкого на сенсации зрителя. Эдакая себе полуправда, облачённая в защитную оболочку вопроса, — мы же спрашивали, но никак не утверждали… И что, если не сбылось? Вы же не подадите на нас в суд — это было всего лишь предположение. Мы ведь тебе угодили, ты же проглотил это, наш потребитель информации?

Конечно, журналист в наши дни — это воин. Нынче уже не осталось нейтральных стран и, соответственно, армий на карте журналистики. Ты обязан примкнуть к какому-либо лагерю, иначе ты не продашь себя и свою добытую с таким трудом информацию. Дальше — все способы хороши, только дай яркий сюжет. Любая трагедия — будь то на транспорте или на производстве, любая человеческая беда превращается в смакование подробностей под соусом «А накажут ли виновных?» «Мы будем следить за развитием сюжета, мы не оставим этого просто так..» И сталкиваются на информационных пространствах грантоеды и просто отрабатывающие свой хлеб журналисты, и остаются после этой битвы погубленные карьеры политиков — людей, которые думали, что они общественно значимы. Под прессом общественного мнения падали диктатуры, а вы тут претендуете на сохранность тайны частной жизни. Наивные!

Быть популярным журналистом — это значит быть в обойме. Ты как звезда эстрады: пропал с экрана — и тебя забыли, на фоне бесчисленного количества дикторов центральных и периферийных каналов запоминаются только лица единиц. Быть в обойме — значит быть готовым разрядить эту обойму в любой момент. Вот только вопрос, в какую сторону, где свои, а где чужие? И такие ли уж они чужие?

Сколько людей за последние четыре года категорически отказались смотреть новости? Да чего там, и я в их числе. Иногда просто тошнит от врывающихся в твою квартиру и портящих аппетит наглых типов с голубого экрана. Торжествующий поток грязи в адрес побеждённых — теперь мы на троне, страна наша, а вы там у себя сидите тихонько и не всплывайте, это наша эра. А через некоторое время — мизерное по меркам истории — ветер предпочтений избирателей изменился, но всё равно к новостям осталось отвращение. Особенно на некоторых центральных каналах. Да, теперь флаги в новостях изменили свой цвет, но, как в анекдоте: «Ложечку уже нашли, но осадок всё-таки остался».

Поток раздумий Семёна Григорьевича прервал бархатный голос черноволосой красавицы секретарши: «Пройдите, пожалуйста, Иван Сергеевич просит прощения, у него был важный разговор».

«Да, Черепанов всегда умел окружать себя красотой», — Портной взглядом зацепился за крутой изгиб на юбке девушки и усилием воли переключил себя на деловую волну.

Сквозь открывшуюся дверь кабинета директора телекомпании «Зенит» пахнуло хорошим кофе.

— Дорогой, здравствуй! — хозяин кабинета прошёл навстречу гостю и по-дружески его обнял.