Мириэм - Трумен Капоте

Она купила пакетик глазированных вишен, потом зашла в кондитерскую под названием "Никербокер" и взяла шесть миндальных пирожных, уплатив сорок центов.

За последний час снова похолодало; зимние облака, словно помутневшие линзы, не пропускали солнечного света, и небо стало окрашиваться в полупрозрачные тона ранних сумерек; сырой туман смешался с ветром, и голоса немногих детей, шумно игравших на горках грязного снега, звучали безрадостно и одиноко. Вскоре упали первые белые хлопья, и, когда миссис Миллер дошла до своего дома, снег падал густой завесой, и следы на тротуарах исчезали, едва успев появиться.

Красивые белые розы стояли в вазе. Глазированные вишни поблескивали на керамической тарелочке. Миндальные пирожные, посыпанные сахарной пудрой, ждали, когда к ним протянется нетерпеливая рука. Канарейка, сидя на качающейся жердочке, хлопала крыльями и склевывала семена с брикета.

Ровно в пять часов в дверь позвонили. Миссис Миллер уже знала, кто это. Она пошла через гостиную в прихожую, и подол ее халата волочился по полу.

- Это ты?

- Разумеется, - сказала Мириэм; голос ее резко зазвучал на лестничной площадке. - Отворите.

- Уходи, - ответила миссис Миллер.

- Пожалуйста, побыстрей... У меня тяжелая поклажа.

- Уходи, - повторила миссис Миллер. Она вернулась в гостиную, закурила сигарету и села, спокойно слушая, как надрывается звонок: он все звонил, и звонил, и звонил.

- Уходи, ничего тебе не поможет. Все равно я тебя не впущу.

Вскоре звонок умолк. Минут десять миссис Миллер просидела, не двигаясь. С лестницы не доносилось ни звука, и миссис Миллер решила, что Мириэм ушла. На цыпочках подкралась она к двери и чуть приоткрыла ее:

Мириэм полусидела на большой картонной коробке, держа на руках красивую фарфоровую куклу.

- Право, я уж думала, вы никогда не откроете, - сказала она капризно. Ну-ка, помогите мне внести эту штуку, она ужасно тяжелая.

Не натиск чужой силы, сродни колдовской, ощутила миссис Миллер, нет, скорее какое-то непонятное безразличие; она внесла коробку. Мириэм - куклу. Мириэм свернулась клубочком на диване, даже не потрудившись снять пальто и берет, и без всякого интереса смотрела на миссис Миллер - та опустила коробку и теперь стояла рядом, стараясь выровнять дыхание.

- Благодарю вас, - сказала Мириэм. При свете дня она выглядела изнуренной и обессиленной, волосы ее уже не светились прежним блеском. У фарфоровой куклы, которую она любовно прижимала к себе, был изысканный пудреный парик, и ее бессмысленные стеклянные глаза глядели в глаза Мириэм, ища в них утешения. - А у меня для вас сюрприз, - продолжала она. - Загляните-ка в коробку.

Опустившись на колени, миссис Миллер разняла картонные створки и вынула еще одну куклу, затем - синее платье (то самое, в котором Мириэм была тогда в кино); и, оглядев остальное, сказала:

- Тут все одежда. В чем дело?

- А в том, что я пришла к вам жить, - ответила Мириэм, терзая пальцами стебелек глазированной вишни. - Как это мило с вашей стороны - купили мне вишен...

- Но это исключено! Бога ради, уходи, уходи и оставь меня в покое.

- ...розы, и миндальные пирожные. Щедрость просто необыкновенная. Знаете, эти вишни - объедение. До вас я жила у одного старика; он был ужасно бедный, и мы никогда не ели ничего вкусного. Но здесь, я думаю, мне будет хорошо. - На мгновенье она смолкла, крепче прижимая к себе куклу. - Так вот, покажите только, где разложить мои вещи...

Лицо миссис Миллер превратилось в маску, исчерченную уродливыми красными морщинами; она зарыдала - то было какое-то странное судорожное всхлипывание, плач всухую, словно бы оттого, что она не плакала так давно, миссис Миллер вообще позабыла, как это бывает. Незаметным движением она подалась назад и стала медленно, осторожно пятиться, покуда не очутилась у двери.

Спотыкаясь, пробралась она через холл, бросилась вниз по лестнице и на следующей же площадке бешено забарабанила в ближайшую дверь; ей открыл плотный рыжеволосый коротыш, и, оттолкнув его, она вбежала в квартиру.

- Да что с вами такое, черт побери? - удивился он.

- Что там стряслось, котик?

Из кухни, вытирая руки, вышла молодая женщина. К ней и кинулась миссис Миллер.

- Слушайте! - выкрикнула она. - Мне стыдно, что я вот так к вам врываюсь, но... В общем, я миссис Г. Т. Миллер, живу над вами... - Она уткнулась лицом в ладони... - Нет, если рассказать, подумаете - бред.

Женщина подвела ее к стулу и усадила, коротыш нетерпеливо позвякивал в кармане мелочью.

- Я живу над вами, и ко мне приходит одна девочка, и знаете, я ее просто боюсь. Сама уходить не хочет, выгнать ее я не в силах, а она задумала что-то страшное. Уже украла у меня камею, теперь опять затевает что-то, еще хуже, что-то ужасное!..

- Родственница, что ли? - осведомился коротыш. Миссис Миллер помотала головою.

- Не знаю, кто она. Зовут ее Мириэм, но кто она, я толком не знаю.

- Да вы успокойтесь, милуша. - Молодая женщина похлопала миссис Миллер по плечу. - Вот он, Гарри, он живо управится с этой девчонкой. Сходи туда, котик.

- Квартира 5-А, дверь не заперта, - добавила миссис Миллер,

Коротыш ушел, а женщина принесла мокрое полотенце и обтерла миссис Миллер лицо.

- Какая вы славная, - сказала миссис Миллер. - Мне совестно, что я вела себя, как последняя дура, но эта ужасная девчонка...

- Все ясно, милуша, - стала успокаивать ее женщина. - Вы только не волнуйтесь, не надо.

Миссис Миллер опустила голову на сгиб локтя; ее вдруг охватил такой покой - впору уснуть. Но тут молодая женщина повернула ручку приемника: звуки рояля и глуховатый голос наполнили тишину. Женщина стала отбивать ногою такт, очень точно, ритмично.

- Может, и нам подняться, а?

- Не хочу больше ее видеть. Близко подходить не хочу.

- Угу, но вам бы, знаете чего, вам бы позвать полицию.

Тут они услышали на лестнице шаги. Коротыш вошел в комнату нахмуренный, озадаченно поскреб в затылке.

- Там - никого, - сказал он в явном замешательстве. - Смылась, наверно.

- Гарри, ты балда, - объявила женщина. Мы тут сидим безвылазно и уж наверняка бы не пропустили... - Она осеклась под его острым взглядом.

- Я всю квартиру обшарил, и никого там нет, ну ни души. Ни души, ясно?

- Скажите мне... - Миссис Миллер встала. - Скажите, большую коробку вы видели? А куклу?

- Нет, мэм, не видел.

И тогда, словно вынося приговор, молодая женщина обронила:

- Да-а... И такой поднять тарарам...

Миссис Миллер тихонько открыла дверь своей квартиры, прошла на середину гостиной, постояла, не двигаясь. Нет, с виду как будто ничего не изменилось: розы, пирожные, вишни - все на месте. Но комната опустела; и даже если бы исчезла вся мебель, все привычные глазу вещицы, она и то не казалась бы такой опустевшей - безжизненная, застывшая, как похоронное бюро. Перед глазами маячил диван, какой-то чужой, но чужой по-новому, и в том, что на нем никого не было, таился особый смысл, пронзающе-ужасный: уж лучше бы на диване лежала, свернувшись клубочком, Мириэм. Миссис Миллер все глядела и глядела на то место, куда своими руками поставила коробку, и секунду-другую пуф бешено вертелся у нее перед глазами. Потом она выглянула в окно: да, бесспорно, река там, вдали, настоящая, бесспорно и то, что сейчас идет снег, но все равно ни в чем, что видят твои глаза, нельзя быть уверенным до конца: Мириэм здесь, это так явственно ощутимо, и все же где она? Где? Где?

Славно во сне, миссис Миллер опустилась на стул. Комната теряла привычные очертания; темнело, темнота все сгущалась, и она ничего не могла поделать: не было сил поднять руку и включить лампу.

Она закрыла глаза, и вдруг - толчок изнутри, ее словно вынесло на поверхность, как пловца, что выныривает откуда-то из глубоких зеленых глубин. В дни ужаса или безмерной скорби бывают минуты, когда разум застывает, будто ждет озарения, а меж тем покой исподволь окутывает его, словно обматывая пряжей; состояние это сродни сну или какому-то непостижимому забытью; во время такой передышки к человеку возвращается способность рассуждать спокойно и здраво. Ну, а что, если на самом деле ей никогда не встречалась девочка по имени Мириэм? Если тогда, на улице, она испугалась просто сдуру? В конце концов, это же не имеет значения - как, впрочем, и все остальное. Ведь единственное, что отняла у нее Мириэм, - ощущение собственного "я", но теперь она чувствовала, что вновь обрела себя самое - ту, что живет в этой квартире, готовит себе еду, ухаживает за канарейкой; ту, на кого она может положиться, кому может полностью доверять - миссис Г. Т. Миллер.

Успокоенная, вслушивалась она в тишину, и вдруг до сознания ее дошел двойной звук: ящик комода открыли, снова закрыли; звук этот стоял у нее в ушах еще долго после того, как смолк: открыли-закрыли. Потом, постепенно, его грубая ощутимость сменилась шелестом шелкового платья, и шелест этот, такой деликатный, слабый, все приближался, все нарастал, и вот уже от него сотрясаются стены, и комнату захлестывает волна шорохов. Миссис Миллер оцепенела, глаза ее открылись - и встретили мрачный взгляд в упор.