Отчуждение: точка контакта - Сергей Самаров

– Хорошо, товарищ генерал. Я понял. Сделаю снимки.

– Столб дыма. Из него какую-то пробу вытащить, я думаю, не удастся. Лично я не вижу варианта, как это сделать. Мы даже не знаем, какая там субстанция внутри, насколько она пластичная и сохраняемая вне определенного количества. Но вот вместе с камерой вам привезут прибор, который может скачать с дыма часть его внутренней программы, а может и не скачать. В любом случае за результат вы не расстраивайтесь. Это наши проблемы. А вам необходимо только попробовать. Однако попробовать стоит. Но ставить или даже держать прибор следует не дальше метра от источника, что, как мне видится, несколько опасно. Прибор, предупреждаю, дорогой. Лучше и для вас, и для меня будет, если он не сгорит в дыму. Не рискуйте такой техникой. А в остальном все задания на прежнем уровне. Пробы воды желательно взять на тех же самых местах, где вы их брали в первый раз, и обозначить на флагах номера, как вы в первый раз сделали. Мы это заранее, к сожалению, не обговаривали. Сможете найти место? Оба места.

– Без проблем, товарищ генерал. У меня память профессионального разведчика. Она и через год не подведет, не то что, через день.

В действительности, у меня, в самом деле, была память профессионального военного разведчика, и я мог на эту память положиться. Однако я, сам не зная для чего, отметил на карте в своем «планшетнике» места, где брал пробы. Но сообщать об этом генералу, решил я, ни к чему. Пусть считает, что я только на память полагаюсь.

– Вот и отлично.

– Я понял, товарищ генерал. Выполню все задания.

– Главное, побольше снимайте на камеру. И то, о чем я вас, Владимир Александрович, просил, выполните. Сам процесс тоже снимайте на видео. И все остальное снимайте, что будет представляться непонятным и внеземным. Абсолютно все. У спектрофотометра, который вам доставят, большая карта памяти, потому не стесняйтесь. Еще одно задание, товарищ старший лейтенант. Вы должны будете найти точно такой же след, с какого делали «скребок».

– В том же месте?

– Нет. Это не обязательно. И необходимо насыпать на след сахар. У вас есть с собой сахар?

– Входит в «сухой паек». Всегда можно порцию выделить.

– Вот и насыпьте. И снимите реакцию на свой «планшетник». Какой бы реакция не была. Даже если ее вообще не будет – это тоже следует снять. Отрицательный результат в любом исследовании – это тоже результат. Он показывает, какой путь лишен перспективы.

– Я понял, товарищ генерал. Это все?

– Некоторые подробности вам расскажет инструктор, который прилетит к вам с «посылкой». Я там еще кое-что говорил вашему командующему. Он вам или кому-то еще передаст. Задание для всей группы. У меня все! Счастливого пути! Ждем вашего возвращения и результатов. Главное – результатов. Они сейчас важнее всего. Для безопасности всей страны!

Хорошенькое напутствие! Сам, дескать, можешь пропадать, а результат выдать обязан. Помню, как-то видел по телевидению выступление какого-то российского ученого по поводу экспериментов с запуском большого андронного коллайдера в Европе. Этого ученого спросили, что будет, если они, в самом деле, смоделируют тот самый Большой взрыв, который сотворил нашу Вселенную. Ведь Земля, как кое-кто предупреждал, может погибнуть. На что ученый, не долго думая, ответил: «Ну и что? Зато мы знать будем.» Я бы сам таких ученых, честно говоря, расстреливал вместе с их знанием. В моем понимании, знания для того людям и даются, чтобы они служили человечеству. А знания только ради знаний – это просто пустое место. Это вода в водопроводе, который не имеет крана для того, чтобы напоить человека.

Виталий Витальевич отключился от разговора. Я вернул трубку командующему.

– Генерал сказал, что он вам, товарищ полковник, что-то уже сообщил, и вы должны нам передать. Нашей группе.

– Да, я уже передал майору Медведю. Он в курсе. Тебе особое задание. Помнишь, где ты первый лист обшивки космолета нашел?

– Так точно, товарищ полковник, хорошо помню.

– Найди снова этот лист, там ты прислал с пробами часть какого-то прибора с небольшим хоботком, выступающим на поверхность.

– Да, помню.

– Так вот, этот хоботок сильно повредился от соприкосновения с заполнившей ящик твоей пробой. Но что-то с него удалось соскрести. Есть там какая-то субстанция, частицы которой найдены и на внешней поверхности самого металлического листа. Этими исследованиями не Виталий Витальевич занимается. И задание я получал не от него. Короче говоря, требуется второй хоботок. Точно такой же. Или даже несколько. Это очень ценная вещь, как мне сказали. Ты сам говорил про подобие динамической защиты у космолета. Какое-то там облако было. Наши ученые головы предполагают, что облако вокруг корпуса создавалось, выходя через эти самые хоботки. Некая странная субстанция, которую они назвали «антиплазмой». Если удастся создать такое вещество в земных условиях, наши самолеты станут неуязвимыми для оружия любого земного противника. Но для качественного анализа требуется большое количество хоботков или же небольшое количество вещества, которое через хоботки выбрасывалось на поверхность космолета.

– Товарищ полковник, но ведь гранатомет РПГ-29 пробил корпус. И никакая «антиплазма» не помогла.

– Я прекрасно понимаю, что на всякий меч всегда находится щит, но и на всякий щит потом создается собственный меч. Мне просто не дано знать, что там произошло. Может быть, космолет был уже в аварийном состоянии, и поврежден у него был как раз узел, эту «антиплазму» качающий наружу. Может быть еще что угодно. Но просьбу специалистов следует уважить. При этом не забывай главной задачи группы. Впрочем, у группы есть командир. Он главную задачу не забудет. Вопросы есть?

– Так точно. Есть, товарищ полковник. Я уже дважды услышал какие-то намеки про свой взвод, и не могу понять, почему автобус еще не уехал.

Полковник усмехнулся.

– Заботишься о своих солдатах?

– А как иначе, товарищ командующий. На то я им и командир, чтобы было кому о них заботиться. Стараюсь, по мере возможности.

– И хорошо. Уважаю такую заботу. А солдаты в ответ о тебе, старлей, заботятся. Как услышали, что ты снова в Резервацию отправляешься, сразу несколько человек ко мне напрямую обратилось. Хотят с тобой пойти. Я объяснил, чем это чревато. Тем более, говорят, одного командира не отпустят. Я и это тоже уважаю, и потому оставил решение вопроса до твоего пробуждения. Сам решай, кого брать, кого оставить.

– Понял, товарищ полковник. Разрешите идти к взводу?

– Иди, старлей Троица.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Генерал-лейтенант Вильмонт обещал, что вертолет МИ-26 прилетит через час. Но ждать его пришлось почти два часа. У генерала, видимо, что-то не в порядке было с часами. Но старшему лейтенанту об этом говорить, по большому счету, и не следовало. Сказано – ждать, и жди, старлей Троица. Однако уже одно то, что ради нас из Москвы гоняли такой громадный вертолет, говорило о важности и значении нашей миссии. Но, видимо, другой техники, более легкой и менее затратной, просто под рукой не оказалось. Да я и без того понимал, что задачи, перед нами поставленные, гораздо важнее каких-то узких задач, что ставились ранее, как, например, локализация и уничтожение банды эмира Арсамакова или любой другой банды. Более того, я понимал что генерал-лейтенант Вильмонт поставил задачи, превышающие по важности все те, что раньше давал командующий, уговаривая меня отправиться в Резервацию в группе майора Медведя. Короче говоря, я без видимого труда догадался, что перед нами была поставлена задача государственного значения. Практически, военная задача, несмотря на мирное вроде бы время. Не международного, что тоже само по себе важно, но государственного, что для меня, как офицера этого государства, несомненно важнее. Есть такие ситуации, когда государственная, вроде бы, сугубо узкая задача, может оказаться для самого государства значительнее и важнее задач международного характера, хотя мировое сообщество официально и состоит из государств, без разницы, национальных или наднациональных. И уж, несравнимо важнее, чем жизни каких-то отдельных лиц или групп лиц, хотя сами эти лица имеют полное право с такой ситуацией не согласиться.

Помню, как-то читал статью о гибели подводной лодки «Курск». Автор сообщал не абсолютно достоверную новость, что экипаж еще можно было бы спасти, если бы привлечь к спасению норвежцев, которые предлагали свои услуги. Но наше правительство отказалось от этих услуг, и экипаж, в результате, погиб. Автор статьи ставил вопрос, и сам на него отвечал, на мой взгляд, совершенно неправильно. Дело в том, что на «Курске» были установлены совершенно новые и секретные системы вооружения. А Норвегия – участник НАТО. Правительство не допустило «натовцев» к подводной лодке, чтобы не раскрыть секреты государственной важности. Чтобы не раскрыть военную тайну. На мой взгляд, это было абсолютно верное решение, и обвинять в этом кого-то – совершенно неправильно. Конечно, каждый матрос, мичман и офицер вправе был сам распоряжаться своей судьбой. Но не все рождены, чтобы стать «александрами матросовыми». И командование вправе решать, что важнее – потеря боеспособности всего флота, и, как следствие, ослабление государства из-за утечки к противнику секретных материалов, или сохранение жизней членов команды. Наверное, я опираюсь при этом на свое офицерское понятие долга. Но, думаю, что и большинство из погибших были со мной одного мнения. Принимать услуги потенциального противника в этом случае было недопустимо. А иное мнение следует расценивать, как государственную измену.