ТП (Повесть временных лет) - Виталий Бабенко

— …У меня приятель есть, со смешной фамилией Перецуньга. Он как-то варенья наварил — из черешни — жуть как много: десять ведер. Ну, наварил-то он в Бельцах, а доставлять нужно в Москву. Припер ведра на тепе-станцию — уж не знаю, как и дотащил. А народу там мало, сами посудите, что в этих Бельцах делать? Станция, значит, пустая. Ну, Перецуньга решил сэкономить. Дай, думает, я все ведра сразу затащу в кабину — и сам залезу: все дешевле будет. Мол, как-нибудь размещусь. Тут двери открылись, Перецуньга хвать ведро — и в кабину. Вышел за следующим а двери-то и закройся. Уехало, значит, ведро. Правда, Перецуньга этого не заметил: он пока второе ведро тащил — двери открылись. Так все десять ведер перетаскал, только все удивлялся, что места в кабине почему-то много. Потом дошло. Прыгнул в пустую кабину, нажал на кнопку — билет-то он давно к плакетке прикрепил, — выходит в Екатериновке — батюшки! — десять человек стоят перед ним и все в варенье. Морду Перецуньге набили сразу и молча. Оказывается, там что-то с выходными дверями случилось. Механизм, очевидно, заело, вот створки некоторое время и не открывались. А в приемной кабине ведра за это время составились друг на друга. Потом дверь распахнулась — они и рухнули…

— А я видел, как одна тетка ковер переправляла. Нет чтобы поставить рулон в кабину торчком и войти следом, так она его через плечо перекинула, примерно так наподобие коромысла, и влезла в камеру. Сама-то поместилась, а полрулона осталось снаружи. Двери закрылись, но не совсем, а телепортация все равно включилась, — по недосмотру, очевидно. Смотрим: полковра здесь, а полковра с теткой улетело…

— …А вот еще шурин рассказывал — у него одна знакомая работает вместе с неким Петрищевым. Так, по словам Петрищева, его зятя в тепе перепутали.

— Как это — перепутали?

— Не может быть — чтобы человека и перепутали!

— Ну перепутали с кем-то. Зять вышел из кабины — все ахнули. Выше пояса — зять как зять, а ниже — совершенно посторонняя женщина.

— Ну это вы бросьте! Это прям какие-то провокационные разговоры. Такие штучки вражеская пропаганда подпускает. Нечего на нашу тепе тень наводить. Стыдно! Опоздания бывают, это верно. Каналы охлопываются сплошь и рядом. Даже, бывает, в другую сторону забросят по ошибке — ну, что же поделаешь, техника — она техника и есть, адрес даже человек может перепутать, не то что компьютер. Но вот расчленение — это вы бросьте. Это даже физически невозможно. За такие разговорчики знаете что может быть?..

— Да?! А вот у меня лично в тепе бумажник пропал. Зашел в кабину в одном пиджаке, а вышел в каком-то чужом — рваном и засаленном. А в моем пиджаке, между прочим, бумажник был. И там — пятьсот пятиалтынных купюр. Это вам не хвост собачий! Я, естественно, к телепортационникам. Так, мол, и так, говорю, отдайте денежки, а не то худо будет. А они тоже этаким манером отвечают: то есть ничего не знаем, это как есть физически невозможно, нечего тут враждебные разговоры разводить. Физически-мизически — не знаю, только бумажник — ку-ку! Вместе с пиджаком…

— Тоже мне — пиджак!.. Сами вы пиджак. Небось спьяну в тепе полезли вот и поменялись с каким-нибудь деятелем, тоже беспамятным. В какие-нибудь Щигры вас занесло — вот там и поменялись.

— Что?! Я — спьяну?! Я — пиджак?! Меня — в Щигры?! Да знаешь ты кто после этого, морда перекошенная?!!!

Назревал скандал с дракой и слезами.

Рядом хохотали. Кто-то пел. Плакал ребенок. Кашляла старуха. Словом, шла обычная ТП-станционная жизнь.

Прошел час без четверти. И снова, когда световой счетчик на билете спустился до двухсот, Филин встал и направился к подъемнику. Он успел сделать ровно двадцать шагов. На счете 197 световая метка погасла. Это могло означать только одно — ТП-канал сомкнулся.

Ивану Даниловичу захотелось выть.

Снова потянулось ожидание. Вздремнуть не удавалось — каждые пятнадцать минут оживали репродукторы, и нежный, но очень громкий голос дежурной девушки-оператора оповещал:

— Друзья! По природным причинам канал телепортации временно закрыт. Ждите наших сообщений.

Наступали сумерки. Наконец канал разомкнулся — ровно на тридцать минут. Триста шестьдесят счастливчиков разлетелись из Малаховки в разные концы. Филин в их число не попал.

В следующий раз канал открылся поздно ночью. Иван Данилович успел подняться в редуктор, отстоял почти всю очередь наверху — и тоже впустую. Канал закрылся, когда перед Филиным осталось всего три человека.

Поднялся невообразимый скандал. Впрочем, невообразимым он был только для публики. Сотрудники ТП-станции выдерживали такие шквалы по нескольку раз на день и относились к истерикам с олимпийским спокойствием. Все равно ТП оставалась самым удобным, самым надежным и самым скоростным видом транспорта, и за это самое-самое-самое нужно было платить. Например, временем и нервами пассажиров.

Филин неистовствовал не больше, но и не меньше остальных. Багровея от натуги, он драл вместе со всеми глотку — выкрикивал что-то бессмысленное, пытался свистеть в четыре пальца или просто тянул басовое безысходное «а-а-а-а-а…»

Ничего не помогло. Бунтовщиков отправили вниз, и там самые ретивые долго пытали дежурного администратора, задавая ему на разных тонах совершенно резонные вопросы: почему те, у кого отправка уже раз или два срывалась «по природным причинам», должны всякий раз занимать очередь на общих основаниях? Не лучше ли организовать живую очередь? Или доверить самим пассажирам составлять списки?

Увы, все эти вопросы вдребезги разбивались о бессмысленную улыбку администратора. «Ничего не поделаешь, дорогие друзья, таков порядок, и не нам с вами его менять…»

Весь дрожа от негодования и возбуждения, Филин уселся в мягкое кресло зала ожидания, вытащил из кармана видео и принялся наговаривать обличительное письмо, полное страсти и недвусмысленного вызова. Наговорив, он прокрутил запись и остался крайне недоволен. На экранчике полный красный человек, с мятой челкой, прилипшей к потному лбу, брызгал слюной и от избытка чувств шепелявил, произнося нечто невразумительное. Эмоции лились через край, но смысл сообщения как-то ускользал. Иван Данилович взял себя в руки, проглотил две таблетки успокоительного и повторил запись. На этот раз получилось лучше, но все равно неудовлетворительно. Трудно было поверить, что явленный на экране сердитый мужчина с прыгающими губами и красными пятнами на щеках и есть известный репортер видеогазеты «Накануне», снискавший популярность у миллионов зрителей.

Филин снова проглотил две успокоительные таблетки и опять повторил запись. А потом неожиданно заснул и на удивление безмятежно проспал четыре часа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});