Кочегарка - Бентли Литтл

– А ты не веришь в богов? – спросила заинтригованная Анджела. – Ни в каких богов? Даже в… Бога?

– Нет, – ответила Крисси. – А ты, как я понимаю, веришь?

Анджела покраснела от смущения, хотя никаких причин на это у нее не было.

– Я католичка, – призналась она.

– Классно. Но ты не будешь доставать меня своими проповедями, а я тебя – своими, и мы прекрасно заживем вместе.

Но Анджела никак не могла прийти в себя. Сама она была совсем не истовой католичкой – занималась сексом до свадьбы и выступала против запрещения абортов, – но представить, что кто-то вообще не верит в Бога… Это было слишком… вызывающе.

– Чтобы ты знала: Уинстон и Брок – это парочка гомиков. Так что, если у тебя есть с этим проблемы…

– Нет-нет. Конечно, нет.

– Отлично.

– Но… тебя это, что, совсем не беспокоит? – задала Анджела свой вопрос. – Я имею в виду то, что ты не веришь в Бога. А что, если ты ошибаешься? После твоей смерти…

– Я превращусь в пищу для червей. Послушай, – сказала Крисси, – я, честно, не хочу раздувать этот вопрос. Так что если это тебя смущает…

– Нет, – заверила ее Анджела. – Мне просто… интересно.

– Ты в этом уверена? Не забывай, это Флагстафф, и снега здесь за зиму выпадает просто немерено. Так что зимой нам придется проводить в этой квартире массу времени вместе.

– Я не против, – улыбнулась Анджела.

– Тогда договорились, – удовлетворенно кивнула Крисси. – Официально арендатором квартиры являюсь я. Ты у меня будешь субарендатором, поэтому от тебя мне нужна арендная плата за первый месяц и депозит в размере… скажем, ста баксов. Если у тебя есть такие деньги. Если нет, – Крисси улыбнулась, – que sera, sera[3]. Думаю, что эту часть можно обсудить.

– Спасибо, – ответила Анджела, – но я согласна. И с депозитом тоже все в порядке. Просто я… – Она глубоко вздохнула. – Ты просто меня спасла. Мне обещали общежитие, но этот дурацкий компьютер все перепутал, и я осталась на улице. Так что я тебе очень благодарна.

– Отлично, – ответила Крисси. – Я рада. Думаю, что мы об этом не пожалеем.

– Я тоже так думаю, – согласилась Анджела, бросая последний взгляд в окно, прежде чем последовать за Крисси в гостиную.

Снежные бури, соседи-гомосексуалисты, комната с привидениями и соседка-атеистка.

Анджела улыбнулась.

Семестр действительно обещает быть очень интересным.

Глава 2

Национальный парк Кэньонлендз[4], штат Юта

Лучи только что взошедшего солнца жгли немилосердно. Генри Коут чувствовал это через шторы и видел это по слепящему солнечному зайчику, который проник в отверстие между ними и теперь почти полностью заслонил собой фотографию Сары на пляже. Солнце было явно разгневано и теперь собиралось выплеснуть свой гнев на него. Он это знал и смирился с этим фактом; и теперь, хотя у него и был выходной и он собирался подольше поспать, Генри заставил себя вылезти из кровати. Ему была необходима доза утреннего кофе, и он собирался приготовить и выпить его еще до того, как температура в домике поднимется выше восьмидесяти пяти градусов[5], и прежде, чем закипевший «Фолгерс»[6] выжмет из его пор первые капли пота, который потом будет литься, не переставая, весь день.

Отсутствие кондиционеров может творить с людьми странные вещи.

Администрация парка уже лет десять кормила их обещаниями построить новое жилье, но конгресс одобрял только суммы, которые позволяли поддерживать все в нынешнем состоянии и были явно недостаточны для каких бы то ни было реноваций. И демократы, и республиканцы во всеуслышание заявляли о своей поддержке национальных парков, но при голосовании одобряли только мелкие проекты в своих собственных районах в ущерб таким крупным паркам, как Зайон, Арчиз или Кэньонлендз. Именно поэтому гражданам Америки и приходилось платить за посещение парков. Хотя парки и были их собственностью… Вся эта страна катится в тартарары.

Идя на кухоньку, он взглянул на фото Сары и подумал, что она сейчас делает, где и с кем живет. Кем бы ни оказался этот тип, Генри был абсолютно уверен, что это не рейнджер[7] или кто-то еще из сотрудников национального парка. Сара ненавидела не только низкие зарплаты, но и сам образ жизни, постоянно жалуясь то на жару, то на холод, то на недостаток солнца, то на недостаток снега, то на отсутствие телевидения и нечеткий прием радио. Хотя чаще всего она жаловалась на отсутствие цивилизации. Жаловалась…

Каждую чертову ночь.

Жизнь посреди дикой природы была абсолютно противопоказана темпераменту Сары, для которой отсутствие поблизости «Нордстром»[8] было серьезным испытанием, тогда как Генри чувствовал себя потерянным в городе с населением больше нескольких тысяч человек. Именно поэтому их семейная жизнь была такой короткой и такой ужасной.

Он включил кофеварку, насыпал молотый кофе в фильтр, залил все водой и задумался о сне, который приснился ему накануне. Генри уже давно не думал о сексе. И это была не жалоба, а просто констатация факта. Черт возьми, если б его либидо оказалось чуть посильнее, то, может быть, они с Сарой смогли бы избежать некоторых из прошлых ссор и их совместная жизнь все еще продолжалась бы. Но вся проблема была в том, что в какой-то момент Генри начинал думать о частях женского тела как… о частях женского тела. И вагина в его представлении оказывалась просто трубкой, такой же, как кишка или трахея; груди – жировыми уплотнениями, покрытыми кожей; задница – простым окончанием желудочно-кишечного тракта и местом, в котором происходит сброс отходов.

Проще говоря, ему было трудно возбудиться, имея такой клинический и отстраненный взгляд на секс.

Но прошедшей ночью ему приснились две восточные красотки, которые пришли в его жилище из пустыни. Это были двойняшки неопределенного возраста, которые голыми шли к нему по пескам и формы которых сливались с мерцающими волнами жары, как тот наездник в «Лоуренсе Аравийском»[9]. Они были красавицами. Генри воевал во Вьетнаме, но, в отличие от большинства своих сослуживцев, не принимал участия в наслаждениях местными красавицами. Причин он объяснить не мог. Может быть, он более серьезно, чем его приятели, относился ко всем этим учебным фильмам про разные заболевания, хотя это не остановило бы его, если б ему приспичило. Его это просто… просто не привлекало. А эти двое… Они добрались до его кабины через пустыню, двигаясь сексуальными шагами, чего в реальности не могло произойти, принимая во внимание их босые ноги, песок и осколки скал в пустыне. У них были маленькие груди, а вот соски на удивление крупные, и растительность в области между ног была очень редкой. Они добрались до него гораздо быстрее, чем это можно было ожидать, как будто пустыня между его жилищем и горизонтом внезапно сжалась, и замерли всего в нескольких дюймах от него. Потом та, что стояла справа, опустила руку к промежности, засунула палец во влажное отверстие и поднесла его к губам Генри. Проснулся он с мощной эрекцией. Это можно было бы отметить – он уже даже не помнил, когда в последний раз пробуждался с эрегированным членом, – но вместо радости испытал что-то похожее на тревогу. Что-то в этих женщинах, похожих друг на друга как две капли воды, его раздражало, хотя он и не мог определить, что именно.

Поставив кофе, Генри включил вентилятор, который стоял рядом с очагом, и вновь посмотрел на яростный солнечный свет, пробивающийся в разрыв между шторами.

Яростный свет.

Это абсолютно индейская традиция, так персонифицировать окружающую природу, подумал Генри. Он слышал, как многие индейцы давали подобные эпитеты ветру, дождю, животным, земле, и его всегда интересовало, не связана ли была эта его привычка к подобным названиям с его генами. Если верить его отцу, то их семья происходила, со стороны его деда, из папаго[10] – правда, Генри не был уверен, насколько этому можно верить. Сейчас казалось, что каждый житель этой чертовой планеты имеет отношение к индейцам – каждый городской житель, притащивший свое семейство в национальный парк, хвастал, что он на четверть чероки, или чокто, или что со стороны двоюродного брата дяди бабушки его отца он наполовину навахо. Черт, Генри родился в Финиксе и, за исключением времени, проведенного в армии, провел всю свою жизнь в штатах Четырех углов[11]. Он из своего собственного опыта знал, что в этой части Штатов тогда действовали законы Джима Кроу[12], что индейцы и бледнолицые не перемешивались, а жили двумя разными общинами – так что было маловероятно, что в благословенном прошлом между ними происходило много кровосмесительных браков. Скорее всего, все эти рассказы не стоили и выеденного яйца.