Кавалер по найму - Василий Казаринов

— Это был не срыв, — возразил я. — Ты, судя по всему, знаешь, как было дело… И потом, из-за чего, собственно, возник сыр-бор? Ну выбил клиенту два передних зуба — только и всего. И из-за такой мелочи мне везде, куда бы я ни совался с предложением своих услуг, перекрыли кислород.

— Мне жаль, правда. Ребята вроде тебя, Филин… не так часто встречаются. Я бы с удовольствием пристроил тебя к делу в своей конторе. — Он помедлил, будто колеблясь, потом решительно заключил: — Но после той твоей идиотской выходки… Сам понимаешь.

— Понимаю…

Больше года, с тех пор как меня выгнали с работы за «неделикатное» обхождение с клиентом — в результате чего он, по слухам, до сих пор шепелявит, — меня дальше порога ни в одном охранном агентстве не пускают.

Он бросил взгляд на часы, в его лице возникло выражение озабоченности.

— Ну ладно, мне пора.

— Эй, Суханов, — окликнул я, когда он взялся за ручку двери.

Он медленно обернулся и удивленно приподнял жидкие светлые брови: видно, думал, что я не знаю его фамилии. А я давно догадался, что этот поджарый пес и есть тот щуплый, жилистый щенок, что прибыл в лагерь ФАП с новой сменой курсантов. Он тогда растерянно и как-то бесприютно слонялся у ворот базы — я уходил, он оставался там на долгий месяц, и мне было его немного жаль: завидовать новобранцам, которым еще предстояла изнурительная дрессура по шестнадцать часов в день, не приходилось. У меня не было при себе зажигалки, и он дал мне прикурить: прошло немало времени с тех пор, но его армейский «Ронсон», как я только что убедился, по-прежнему работает исправно.

— Возможно, обо мне действительно забыли, — сказал я. — Но я ни о чем не забыл. И если какой-нибудь хорек сдуру перебежит мою охотничью тропку, мало не покажется.

— Да-да, — грустно покивал он. — Ты псих. О тебе в нашей среде идут такие слухи. Но я не думал, что они настолько верны.

Он вышел, тихо притворив дверь, а спустя минуту в кабинет, запыхавшись, вплыл Селезнев:

— Ах, извините великодушно, неотложные дела, надеюсь, вы тут не скучали?

Актер из него дрянной, наверняка именно он поднял переполох после того, как Кармен что-то нашептала ему, и в результате я получил по башке.

— Так о чем, бишь, мы с вами толковали? — Изобразив на лице радушие, он потянулся к бутылке. — Ах. да… Мы как будто собирались выпить.

— Нет, — мотнул я головой.

Он налил себе рюмку, медленно втянул, задержал жидкость во рту, наслаждаясь ее вкусом, потом облизнулся.

— Изредка позволяю себе рюмочку шерри. Вообще-то я не пью. В отличие от Марьяны.

Так-так, значит, его барышню зовут Марьяной. Ситуация начинает понемногу проясняться.

— Она, знаете ли, человек света, девушка импозантная, из манекенщиц, и несколько разгульная — обожает дольче вита…

— Что-что?

— Ну дольче вита — сладкую жизнь… Ночные клубы, модные тусовки, загулы в обществе смазливых молодых людей и все такое прочее. Ну вы понимаете…

— Как не понять…

Все ясно: бедняга имел глупость жениться на девице, годящейся ему в дочки, и теперь его беспокоит перспектива стать рогоносцем.

Должно быть, догадка слишком явно отразилась на моем лице, потому что Селезнев мрачно кивнул:

— Вы угадали. Жил-был солидный человек, и вот его черт дернул жениться на молоденькой, очаровательной девочке с подиума. Влюбился, знаете ли, как мальчишка. Он все мог ей дать: деньги, дорогие шмотки, машины, все — кроме одного… — Он тяжко вздохнул, выразительно погладил ладонью залысину: — К сожалению, прозрение это посетило его постфактум, так сказать.

— И что вы хотите от меня? А, понимаю… Но, видите ли, я давно не работаю в охранно-розыскном агентстве. Моя теперешняя профессия, как вы точно заметили, — бабник. Наемный кавалер.

Он неопределенно покрутил кистью у виска, словно в попытке поймать какую-то туманную мысль.

— Вы мне нравитесь тем, что несклонны к ханжеству. — Он сдержанно кхекнул и перешел на деловой тон. — Значит, так, молодой человек. Ничто из набора ваших прошлых профессиональных навыков и умений меня не интересует. Я уже не в том возрасте, чтобы интересоваться интимными подробностями. И не настолько глуп, чтобы следить за молодой женой. Просто присмотрите за ней. Познакомьтесь. Вам это будет нетрудно. — Он бросил на меня одобрительный взгляд. — Она человек открытый, контактный. У вас получится.

— Возможно, и получится. Но, согласитесь, все это немного странно. Вы предлагаете мне… приударить за вашей женой?

Он достал из коробки новую сигару, повертел ее в пальцах, но, будто намеренно сдерживая себя, положил на стол и вздохнул:

— Ну не то чтобы приударить… Просто завяжите приятельские отношения, помотайтесь по модным вечеринкам. Я понимаю, возможно, это предложение кажется вам странным, Но постарайтесь меня понять. Мне хочется, чтобы рядом с ней был надежный человек. Молодой, симпатичный, здоровый, сильный, способный раскидать всю эту непотребную шваль, что вокруг нее вертится… Начните, если возможно, прямо сегодня. Она будет вечером… — Он потер лоб, копаясь в памяти. — Ах да, наверняка будет в «Помойке». Этот серпентарий, гадюшник этот, насколько я знаю, находится где-то в районе Сретенки.

— В «Помойке»?

В перечне злачных мест, которые мне пришлось в последнее время посещать, заведение с таким названием не значилось.

— Вы не путаете? Может быть, в «Свалке»?

— Н-н-нет… — потряс он головой, застряв на стартовом «эн». — Именно в «Помойке». Господи, ну что за времена настали!.. И что за нравы!.. О tempora, o mores!

Ага, ко всему прочему, он еще и любитель крылатых латинских изречений, отметил я.

Он начал мне надоедать. Возможно, он был достоин сочувствия, но приглядывать за его пассией я не собирался, потому поднялся из кресла.

Он жестом примирительно качнувшейся руки остановил меня.

— Я догадываюсь, о чем вы подумали. Но может быть, нам все-таки удастся договориться? — Селезнев погрузил руку в ящик стола и извлек оттуда продолговатый конверт из плотной желтой бумаги.

Откинув клапан конверта, я увидел внутри стодолларовые купюры — десять штук. Это была вполне приличная сумма.

— Идет, — кивнул я. — Я в самом деле не ханжа и комплексами не отягощен. За деньги сделаю все что угодно. Напрасно вы связались с таким беспринципным человеком, как я. — Сунув конверт в карман, я встал, едва не взяв под козырек. — Как я вашу Марьяну узнаю?

— Это проще простого! — заверил он. — Во-первых, она потрясающе красива. И во-вторых, — его глаза помутнели, словно он собирался всплакнуть, — она обязательно выкинет что-нибудь эдакое. Что касается дальнейших ваших действий, то о деталях договоримся a posteriori. Задним числом, так сказать.

Я встал и двинулся к выходу, поддергивая на ходу шорты, которые норовили сползти с бедер: карман оттягивал реквизированный на входе в офисный подъезд «Макаров».

Вытащив из кармана пистолет, я вставил обойму, взвесил пушку на ладони: на левой щечке рукояти имелся обширный косой скол, и оттого возникало странное ощущение: ненадежности оружия.

— Заметная пушка, — пробормотал я. — Забыл вернуть хозяину. Это вашего охранника оружие. Не сочтите за труд, передайте Суханову. Возможно, он еще где-то поблизости.

— Да-да, я передам. Конечно…

Осторожно, кончиками большого и указательного пальцев, он взялся за скобу, поднял пистолет и, держа руку на отлете с таким брезгливо испуганным видом, будто подцепил за хвост тарантула, понес его к сейфу.

Кармен в приемной по-прежнему полировала ногти.

Оторвавшись от этого занятия, искоса глянула на меня.

— Ах, что за женщина! — воскликнул я. — Просто с ума сойти!

Она мстительно прищурилась, однако промолчала — закрылась, сжалась в плотный бутон, как цветок в сумерках.

Дома на автоответчике поджидали два сообщения. Одно от Лис — она просила срочно перезвонить в офис. Второе меня озадачило: звонил некто Коржавин. Голос показался мне знакомым, но где, когда и при каких обстоятельствах этот мягкий, с легкой хрипотцой баритон я слышал прежде, вспомнить не удалось. Коржавин предлагал связаться с ним и оставил номер телефона. Некоторое время я тупо сидел на кухне, безуспешно пытаясь сообразить, что за человек этот неизвестный абонент, но оставил это занятие и предпочел немного вздремнуть, чтобы вечером быть в форме.

В этот момент ожил телефон. Я поднял трубку и уловил знакомое дыхание — оно катилось мягкими волнами, согревая ухо.

— Привет, детка, — сказал я. — Давно не слышал твоего голоса.

— Это ты, мой милый? Как хорошо, что ты дома, — я соскучилась. Расслабься, я вижу, ты устал. Посиди в кресле, а я принесу тебе тапочки, хотя нет, пусть принесет Шерлок… Шерлок, ну-ка быстро! Нет, не хочет. Это он ревнует, милый. Он совсем как человек — умен, проницателен, ласков. Ты только посмотри на него — улегся поближе к батарее, свернулся клубком и не желает на нас с тобой глядеть. Я тебе говорила: вот уже пять лет, как мы живем вместе, а я все не могу привыкнуть к его ревности. Знаешь, я часто по утрам ловлю на себе его взгляд — и мне становится не по себе. Ты прекрасно знаешь, что сплю я голышом, — не переношу ночных рубашек и пижам. И по утрам он всегда с любопытством на меня смотрит. И взгляд его будто втягивает меня всю, поглощая целиком. Все тело… А ведь там есть чем поживиться, не правда ли? Твоя рука, милый, знает, как округла и туга моя грудь, как нежна и шелковиста кожа, как быстро плоть моя откликается на твое прикосновение. Да, когда ты приближаешься, ласково касаешься ее губами, а потом кончиком языка начинаешь медленно кружить вокруг соска, грудь быстро наливается изнутри теплой силой…