Остров - Сигридур Хагалин Бьёрнсдоттир

фонарного столба и снова взлетают, не приземляясь, описывают плавную дугу и опять садятся на фонарь, каркая и смеясь.

Так рано на работе почти никого нет, заведующая отделом новостей пристально, изучающе смотрит на него.

— Видок что надо. Нездоров?

Бросив на нее косой взгляд, он приносит себе кофе, садится и включает компьютер. Новой информации практически нет, Сеть в основном перебирает старые новости.

Сотрудники постепенно подтягиваются, сонно здороваются, включают мониторы и настольные лампы. Письменные столы, прогнувшиеся под пыльными рождественскими украшениями и кипами бумаг, один за другим превращаются в теплые световые шары в сумеречном зале.

Утренняя летучка проходит вяло, Ульвхильд делает ставку на международный отдел и конференцию по проблемам беженцев в Берлине, о местных новостях можно лишь строить туманные предположения или продолжать отслеживать слабые ссылки.

— А потом кто-то, возможно, позвонит, — говорит он, уткнувшись в чашку с кофе.

— Кто-то, возможно, и позвонит, — вторит она ему с усмешкой.

— С тобой все в порядке? — спрашивает заведующая после летучки. — Ты ужасно выглядишь.

— Всего лишь бессонная ночь. Ничто так не приводит в надлежащий вид, как несколько чашек кофе.

Он думал было позвонить Лейву и рассказать ему о событиях прошедших выходных, но решил отложить звонок, нет никакого желания выслушивать отеческие беспокойства брата, его нотации: «А ты хоть раз заглядывал к маме после Рождества?» Хьяльти глубоко вздыхает, отгоняя от себя эту мысль.

Мария, очевидно, собирает вещи, освобождает свою половину шкафа, разрезает их жизнь надвое. Она достала из кладовки чемодан, складывает блузки и брюки, черное платье, которое он подарил ей в прошлом году, платье концертмейстера. Оно ей очень идет, воротник открывает длинную белую шею и красивые ключицы. Он выбрасывает эти картины из головы и принимается за утренние дела.

Много позже, когда хаос возьмет верх, ему вспомнится именно этот момент: мог ли он остановить ее, уговорить дать им еще один шанс, если бы позвонил, вернулся домой?

Он вовсе не сложный человек. Его мать часто говорила совершенно серьезно: Хьяльти нужна хорошая жена, будто он был ее самой большой проблемой. Словно преступник или депрессивный больной. Однако ни тем, ни другим он не был и, вообще, считает себя вполне удачным экземпляром.

Но он не выносит непорядок. Терпеть не может хаоса и финансовых затруднений, плохо пахнущих больных, невкусную еду, использованные бумажные платки и липкие пластиковые игрушки на полу в ванной. Он просто-напросто хочет, чтобы вещи лежали на своих местах, чтобы отношения были естественными, чтобы ему не приходилось каждый день собирать мусор с пола и пылесосить, а иначе в квартире нельзя находиться. И он должен признать, что иногда их совместная жизнь с Марией и детьми вызывала у него внутреннее сопротивление.

Но он никогда не обращался с ними плохо. В этом она не права.

Домой он не звонит. Вооружившись диктофоном и блокнотом, идет отлавливать министров после заседания кабинета. В городе тихо и темно, здание правительства кажется пустым, только несколько неуклюжих министерских машин на стоянке. Заседание перенесли на день раньше, обычно правительство заседает по вторникам, но СМИ пронюхали об изменении. Журналисты сидят в промерзшем вестибюле; конкуренты, они обмениваются приветствиями и ждут сообща в упрямом молчании.

Наконец внутри послышалось движение, и появились министры, все одновременно. Вот незадача, теперь разных интервью не сделать; некоторым из правительства удалось сбежать. Уже на улице ему удается поймать министра финансов, худого мужчину, с ловкостью уходящего от вопросов, если они не конкретны, и министра образования, который, похоже, знает о планируемой оптимизации системы образования не больше, чем сам Хьяльти. Ничего дельного из этого не выйдет.

Начинает светать. За «Харпой»[2] обретает очертания Эсья; гора стеной защищает город от ветра, несущего лютый холод. Хьяльти оборачивается и оказывается лицом к лицу с Элин Олафсдоттир.

— Здравствуй. Давно же мы не виделись.

Они чмокнулись в щеку. На ней светлое пальто, а глаза еще синее и яснее, чем при их последней встрече.

— Тебя сегодня послали в засаду? — спрашивает она лукаво. — А я думала, ты уже вырос из таких заданий.

— Никому не стыдно пойти на заседание правительства, это источник новостей.

— Но не сегодня, так ведь?

— Да, сегодня как-то вяло. У вас что-нибудь слышно?

— У нас всегда что-нибудь слышно. Экономика плавно развивается, общество процветает, народ никогда прежде так хорошо не жил. Но об этом вы ведь не расскажете.

— Нет, мы стараемся обходить хорошие новости. Мы как злые гномы. Начинаем каждый день с того, что решаем быть злыми. Особенно с политиками.

— Это заметно.

Она немного замешкалась, затем наклонилась к нему, понизила голос:

— Можешь спросить министра иностранных дел, почему он не на встрече в Берлине.

И с чего вдруг Элин заговорила о беженцах. Ведь это не ее сфера.

— А может, ты сама мне расскажешь? Он уже вышел?

— Лучше спроси его сам. — Она улыбнулось, глядя ему прямо в глаза. — Была рада тебя увидеть, нам нужно как-нибудь встретиться и поговорить. Ты ведь знаешь, где меня найти.

Да, он знает где; Элин Олафсдоттир, министр внутренних дел, бывший преподаватель политологии, неожиданно возглавившая партийный список в северном избирательном округе Рейкьявика. Большая идеалистка или опасный противник, в зависимости от того, с кем говорит, всегда в белом, всегда элегантна. Она сбегает по ступенькам здания правительства на высоких каблуках, водитель выходит и открывает перед ней дверь черного как смоль джипа. Она усаживается и улыбается Хьяльти, затем подтягивает в салон красивые ноги. Стиль продуман, власть ей к лицу.

Он возвращается в редакцию с интервью, взятым у обиженного министра иностранных дел, который был слишком недоволен тем, что его оставили дома, чтобы об этом молчать. Коалиционное правительство трещит по швам; только Хьяльти раздобыл эту информацию, это сенсация.

— Новость на первую страницу, — весело говорит Ульвхильд. — И часто ты получаешь такие наводки от своих прежних подружек?

Хьяльти усмехается, она не прежняя подружка.

— Мы лишь давно знакомы, учились вместе в гимназии, затем изучали политологию. Элин не в моем вкусе.

— Ясно. Но не теряй бдительности, ладно? Она ведь сообщит тебе только то, что ей выгодно. Быстро же она поднимается, эта девушка.

Хьяльти вздыхает, об этом они уже говорили. В кресле заведующего отделом новостей Ульвхильд совершенно на своем месте. Она всегда знает лучше; резко и беспощадно правит язык и стиль человека; смотрит через плечо. В ее представлении политика и СМИ находятся в постоянном конфликте, политик старается очернить журналиста и управлять им, а тот, в свою очередь, прилагает все усилия, чтобы разоблачить политика и поставить его на колени. Хьяльти иного мнения, ему ничто не мешает общаться с политиками