Страница детства - Александра Антоновна Котенкова

тобой и прильнуть своей головой к твоему колену. Так он показывал, что доверяет тебе и хочет, чтобы ты погладил его или почесал ему за ушком. Так он, не имея способности разговаривать, выражал свою любовь.

А ещё о том, как Дюк невероятно сильно боялся грома, как хотел убежать от него и спрятаться в чьих-нибудь объятиях. О том, как однажды от страха выбил калитку вольера, лишь бы найти спасение у того, кто прижмёт тебя к себе и даст понять, что гром – это на самом деле всего лишь звук, а объятия или простое дыхание любимого человека рядом – это безопасность.

И о том, как я учила Дюка давать мне лапу. Когда он был ещё маленьким (может, около года от рождения), я протягивала к нему свою руку и радостно просила его «Дай лапу!», но он окунал в неё свой влажный нос или облизывал её шершавым языком, не понимая, чего я от него требую и зачем протягиваю ладонь, если там нет никакой вкусной еды. А я снова бралась за своё: «Дюк, дай лапу!», – говорила я и назойливо тянула руку в пятый или шестой раз, а он заваливался на бочок и клал свою пушистую тёплую лапу в мою ладонь. И мы оба невероятно радовались: я восторженно кричала «Молодец, Дюк! Умница!» и гладила его по голове, чесала за ушком, целовала в нос; а он радостно махал своим хвостом из стороны в стороны, сшибая его силой абсолютно всё на своём пути. И пусть мне говорят, что этому его научили кинологи, я всё равно буду верить, что этому его научила я. Ведь те эмоции, что мы оба переживали, намного сильнее, чем равнодушная похвала и печенька от собачника, безэмоционально выполняющего просто-напросто свою работу.

Эти воспоминания сменяются в моей голове яркими вспышками. Эти ядовито-белые блики затмевают мне глаза, что, кроме них, я ничего не вижу, но когда они спадают, хоть и не пропадают до конца, потому что становятся частью солнечного света, я уже нахожусь перед массивной, железной дверью, ведущей в двухэтажный дом. Он точно такой же, каким я видела его перед сном: в нём нет ничего нового или мною неизведанного, однако его нынешняя атмосфера, передавшаяся мне через один взгляд, отталкивает. Он будто стал далёким от меня – не физически, а ментально. И сквозь сон я понимаю: это место не то, в котором я провела своё детство; это место, где я его потеряла…

Услышав шуршание листьев от ветра, похожего на шуршание страниц тех книг, которые я никогда не читала, я тяну на себя тяжёлую дверь, выкрашенную в красный цвет давным-давно, потому сейчас немного выцветшую и покрывшуюся белёсым налётом, и захожу в дом. В нос сразу же ударяет сырой, мерзкий запах. От него мгновенно начинает кружится голова, и в горле застывает вкус тошноты. Вторым ударом, полным разочарования, становится темнота: в гостиной, в которую я попала с первым шагом, так темно, что я не различаю деталей интерьера, потому что я едва могу разглядеть даже пальцы своих рук. Но я чувствую, что на небольшом диване по правую руку, который накрыт причудливым пледом, давно никто не сидел; что бочки с водой (в этом посёлке нет водопровода), стоящие на невысокой тумбе напротив, никто давно не наполнял; что с примыкающего к нему трельяжа небольшого размера уже давно ничего не брали: ни музыкальную шкатулку, ни будильник, ни расчёску – ни-че-го; что в стоящем напротив шкафу вещи давно лежат нетронутыми; что по ступенькам лестницы давно никто не ступал. Чувствуется, что этот дом дышит отторжением…

Меня пробирает дрожь от того, что до боли знакомые места превратились в чужие. И среди них я теперь тоже чувствую себя чужой, отторгнутой, потерянной в этой жизни, упустившей в ней что-то…

Я ступаю по безворсовому ковру и захожу прямо в кухню, где тошнотворный запах сырости немного разбавляется свежим воздухом, непонятно откуда взявшимся. Маленький холодильник, всегда шумно работавший, сейчас бездыханно молчал и был чуть приоткрыт, будто хотел закричать, но не мог. Были пустыми ёмкости, где лежали столовые приборы и грустно молчали, хотя, когда здесь было тепло и светло, они каждый раз, когда к ним прикасались, звонко громыхали. Ящики, обычно заполненные сыпучими продуктами, чаем и кофе, посудой, были разграблены, наверное, местными без-жителями – теми, у кого здесь не было дома, но кто здесь, в посёлке, всё-таки жил. Клеёнка на деревянном столе выцвела неравномерными пятнами. Окна были занавешены – света тоже почти нет, разве что из-под колыхающегося краешка газетного обрывка. Я подхожу ближе и приглядываюсь: вверху страницы стоит дата – июль 2016. Тогда мы с бабушками, то есть вместе, втроём, были здесь в последний раз… Я отгибаю край этой газеты и вижу, что окно, через которое когда-то падал в эту кухню свет, разбито, и в него прямо на моих глазах улетучиваются ленты разных цветов…

Я понимаю, что здесь прошло моё детство. Но, наверное, прошло мимо меня. Утекло, как эти красочные ленты в окно. Я не тратила своё время на то, чтобы собрать настоящие воспоминания в копилку своей памяти. Я смотрела в экран планшета и не смотрела вокруг себя, потому моменты, способные стать воспоминанием, не становились даже жизнью. Они улетали от меня, а я этого даже не замечала… И сейчас я осталась ни с чем, кроме этого двухэтажного дома, полного запаха сырости, и вольера, полного ощущения смерти, а вместе они хранят в себе воспоминания, которые можно пересчитать по пальцам одной руки. Эта мысль сейчас не единственная в моей голове, но именно она со всей своей силой окунает меня в страх.

Я медленно провожу дрожащим пальцем по подоконнику, и на нём, будто облитом грязью и пылью, остаётся чистая полоса. Я вдруг понимаю, что той атмосферы, атмосферы детства и беззаботности, уже не вернуть. Она так же, как и этот подоконник, покрылась пылью… Она так же растворилась в воздухе, как дыхание Дюка и бабушки… И её так же не вернуть. Никогда.

Я продолжаю растирать пыль на подушечках двух пальцев, но смотреть не на них, а куда-то вглубь. Я продолжаю искать свои мысли в пустой голове… И нахожу. Уже единственную. Она навязчиво гудит. Она отдаётся пульсирующими ударами в висках. Она завывает в моей голове, как одинокий ветер.

Я пролистала свою страницу детства…

И от этого мне становится невероятно страшно, страшно… СТРАШНО! Я пытаюсь вырваться из сна, пытаюсь убежать в реальность, пытаюсь проснуться… Но у меня ничего не выходит: