Учитель-психопат - Евгений Свинаренко

— Не знаю, — сказала она, — мне думается, это подделка.

— Какие теоретические выкладки подтверждают данное предположение?

— Ну, откуда у Вас бриллиант, да еще таких размеров? Где Вы его могли взять?

— Где, где, в Кремле! — усмехнулся Готов. — Нашел!

Интерес вспыхнул и у остальных педагогов. Женщины передавали хрусталь из рук в руки, смотрели через него на свет, примеряли к одежде, охали и ахали.

— Рудольф Вениаминович, скажите, что Вы нас разыгрываете. Ведь ненастоящий? — шутливо взмолилась Селезнева.

— Настоящий. У знакомого ювелира консультировался.

— А где Вы его нашли?

— Там, недалеко от больницы… ну, где парк начинается… не помню, как улица называется. Я недавно в вашем городе.

— Сорока пяти лет Октября, — просветила Ермакова.

— Да, наверно, кажется, так… и нашел-то прямо по-книжному: стал шнурок завязывать, а в траве блеск…

— Интересно, сколько он стоит? — задумалась Шульц.

— Стоит он столько, что, если сложить нашу зарплату за всю жизнь, не наберется и двух процентов. Но радоваться рано, я не знаю, как с ним поступить. Продать — проблема, да и по голове могут стукнуть…

Округлив рот, Готов постучал по голове костяшками пальцев. Раздался звонкий звук.

— В милицию надо отнести: может, потеряли или краденый, — посоветовала Ермакова.

— Вероника, Вы в своем уме? У меня на лбу выцарапано «дурачок»? Ага, сейчас! Раз в жизни подфартило такое богатство заграбастать… Нет!

— Все равно слухи пойдут, а алмаз, может, уже ищут. Могут и посадить.

— Дамы без господа. Думаю, я могу надеяться на вашу порядочность?

— Хорошо, — не унималась Ермакова, — мы будем молчать. А Ваш знакомый ювелир?

— Он умер.

— Как умер?

— Как умирают? Убийство, естественно.

Лица женщин, выражавшие до сих пор заботу о незапятнанной репутации Готова, вытянулись и выражали опасение.

— Не хотите ли Вы сказать… — шепотом спросила Селезнева.

— Кто? Я? Нет, ничего не хочу сказать, — с притворным удивлением сказал Готов. — А что, должен?

Он взял из рук Шульц шарик и положил во внутренний карман пиджака.

Сочинения

Заболевшая преподаватель русского языка и литературы попросила Готова провести урок. Учитель с неохотой принял предложение и записал «больную» в блокнот как должницу.

Функция Готова состояла в том, чтобы написать на доске темы сочинений, проконтролировать порядок в классе и собрать работы.

— Доброе утро, ребята, — поприветствовал Готов 8-й «А». — Конечно же, вы ошиблись. Сейчас будет не история, а именно литература. Мало того: сочинение. Людмила Николаевна заболела и со слезами на глазах выклянчила мое присутствие в этом неуютном классе. Согласитесь, в кабинете истории круче…

— А на какую тему будет сочинение? — спросил Алексеев Алеша.

— Ты чего перебиваешь? Жить надоело? Родители напрасно полагают, что ты сегодня вернешься из школы, — разозлился учитель.

— Че Вы на меня наезжаете? Причем тут родители? Вы знаете, кто у меня отец?

— Да будь ты хоть сын президента эр эф.

Готов показал Алексееву средний палец.

— Тем сочинения будет несколько. Выбирайте любую, но учтите, чтобы получить на балл выше, рекомендую последнюю.

Учитель написал на доске темы:

Почему я тупой?

Что я думаю о турбулентных процессах?

Почему Л. Толстой не стал писать роман-эпопею «Война и мир»?

Я и Пушкин: сравнение.

В чем заключалась ошибка Н. Некрасова?

Сколько зарабатывают мои родители?

Класс возмутился: и как это писать?.. кому какое дело сколько мои предки зарабатывают?.. что такое турбулентные?..

— Тишина в классе! Время идет, пишите. Вам оценки нужны или что? Кто раскроет тему о заработке своих родителей, как обещал — на балл выше.

Ученики послушно зашелестели заранее приготовленными двойными тетрадными листами. Готов задремал.

Проснувшись от звонка, учитель громогласно заявил:

— Сдаем работы! Меня не интересует, что не успели. Надо успевать. А как мы в свое время? Что Алексеев написал? Почитаем, кто твой папа. Ах да, забыл сказать. Сочинения не я буду проверять, а Людмила Николаевна. Берегитесь ребята, я вам не завидую.

В библиотеке

В читальном зале школьной библиотеки несколько школьников листали подшивки журналов. Библиотекарь Оксана Леонидовна Нагибина заполняла формуляр. Один из школьников нервно хихикнул, обнаружив в журнале фотографию полураздетой женщины.

Войдя, Готов без лишних церемоний громко спросил библиотекаршу:

— Оксана Леонидовна, у меня к Вам серьезное дело.

— Слушаю, — не отрываясь от писанины, сказала Нагибина.

— Вы не поняли, дело серьезное.

Женщина медленно подняла голову, на толстом лице читалось равнодушие и снисходительность.

Готову подобное обращение показалось вызывающим, но он решил попридержать эмоции, решил, что не стоит трепать нервы из-за маленького человечка с завышенной самооценкой.

— Мне нужны книги, — сказал он.

— Какие?

— Разные.

— У нас все книги разные.

Словно разряд электрического тока, нервозность прошла по телу учителя. Но и на этот раз Готов совладал с собой.

Он сделал глубокий вдох и сквозь зубы произнес:

— «Майн Кампф» Гитлера и еще что-нибудь по оккультизму.

— Это вам еще зачем?

— Надо.

— Ничего такого нет.

Готов подошел к столу с подшивками, полистал последний номер «Советской России» и задумчиво произнес:

— Никогда не понимал библиотекарей. Как собаки на сене: ни себе, ни людям. Жалко, что ли?

Нагибина опять уткнулась в заполнение формуляра и только буркнула:

— Сказала, нет такого, значит, нет.

Готов слегка повысил голос:

— Оксана Леонидовна, у Вас как голова… все там нормально работает? У Вас вообще высшее образование? Мне для работы книги нужны. Неужели это как-то комментировать надо?

Школьники оторвались от чтения и с нетерпением ждали продолжения зарождающегося конфликта.

— Вы здесь не кричите, — невозмутимо сказала Нагибина, — не на базаре, а в библиотеке. Сказано, нет таких книг. Идите в городскую…

Прервав ее советы, Готов закричал:

— Обыскать?! Мне обыскать?! Я без всякого ордера, без всякой санкции! Оксана Леонидовна, матушка, я последний раз прошу «Майн Кампф» и что-нибудь по оккультизму. В других школах почему-то все есть, только эта какая-то юродивая, — он подошел к стеллажу и стал перебирать книги руками. — Ой, дерьма-то сколько… так, что это у нас… Аркадий Гайдар. Ну-ну… Кто вообще это читает? О, а это что?! «Рассказы о коммунистах», «Рассказы о партизанах»… так… интересно, посмотрим тираж вот у этого фолианта… У-у-у, 1 500 000 экземпляров. Уму можно даться. А за весь период советской власти сколько таких книг? Вот она, советская литература. Какой-нибудь дебил из союза писателей, графоман, настрочит про коммунистов всё, что спьяну в голову пришло, а его за это миллионными тиражами. Тьфу… Ну, кого, скажите, из советских писателей можно писателем назвать? Фадеева? А что он, собственно, написал такого? Тысячи никому не известных авторов, безликих бумагомарак. Я не имею в виду великих… Алексея Толстого, Пастернака, Мандельштама… Но разве они великие? Они русские. Российские, если хотите. Солженицын, Бродский попытались советскую литературу из говна вытащить, так ведь житья не дали… Смотреть страшно. Не библиотека, а склад макулатуры.

Положив на полку детскую книжку с изображенным на ней оленем, Готов повернулся к Нагибиной. Библиотекарша жевала печенье и, хлопая глазами, смотрела на Готова.

— Да Вы просто непробиваемы, — сказал он, всплеснув руками, — и, наверняка, фригидны. Последний раз спрашиваю, дадите книги?

Нагибина отрицательно помотала головой, взяла из пакета курабье и откусила.

Готов толкнул один стеллаж на другой, и остальные, по принципу домино, опрокинулись на пол. Вышел из библиотеки.

Школьники учтиво бросились собирать разбросанные книги, а Нагибина, на ходу доедая печенье, отправилась жаловаться директору.

Новенький

Готов привел в класс новенького:

— Ребята, познакомьтесь, это Рустам Хамидов. Будет учиться в вашем классе. Он приехал к нам с Кавказа. Они с семьей беженцы. Садись, Рустам, рядом с этой девочкой. Шишкова, подвинься… Вы не смотрите, что он немного черен. Непохожий на тебя, непохожий на меня, просто так прохожий, парень темнокожий.

Школьники с интересом смотрели на новенького. Рустам, стесняясь, сел рядом с Шишковой. Готов также не сводил глаз с юного кавказца.

— Не в службу, а в дружбу, — попросил учитель класс, — не обижайте беженца. Помогайте ему в учебе, возьмите на буксир. А не то он вас зарэжэт, у него кинжяль. Рустам, ты по-русски говоришь?