Сотовый - Пэт Кэйдигэн

Разум говорил ей, что такого быть не может. Она озиралась по сторонам, ища Розарию, чтобы предупредить, крикнуть ей, чтобы она убегала, звала на помощь. Но экономка уже действовала. Она решила включить сигнализацию и поэтому со всех ног неслась к кнопке тревоги.

— Уйди оттуда! — мужчина заорал, и Джессика замерла, не в силах произнести ни звука. — Не трогай ее!

Этот голос сверлил ее тело насквозь, пронизывал все кости, заставлял сжаться в комок. Зато этого не испытывала Розария, даже вида не подала, что слышит его, и не собиралась останавливаться. Джессика чувствовала, как Розария вкладывает все силы в этот стремительный бег к кнопке.

«НЕТ! — мысленно пытаясь остановить экономку, умоляла Джессика. — Забудь про эту чертову сигнализацию, про эту глупую кнопку, забудь про все, просто выбеги в переднюю дверь, крича и спасая свою жизнь, мою жизнь, наши жизни!!!»

Еще один разрыв встряхнут воздух и наполнил его металлическим запахом пороха (как будто петарды взрывают, подумала Джессика). Он был значительно сильнее того выстрела, который уложил пса, и Джессика увидела, как тяжело падает тело испанки в нескольких шагах от кнопки сигнализации, окрашивая коробки и стены кровью.

Она почувствовала, как подогнулись колени, когда волна страха нахлынула на нее. Позволив Розарии добежать почти до самого блока сигнализации, а затем хладнокровно пристрелив ее и залив все алой горячей кровью, этот человек ясно давал понять Джессике: «Не трогай кнопку». Кнопка осталась ненажатой и незапятнанной, и какой-то совершенно нереальной.

Темнота стала наплывать на нее. Она не могла сдвинуться с места или хотя бы пошевелиться, — разум и тело были в разных местах. Все, что она хотела в этот момент, чтобы они либо пристрелили ее, либо ушли. Но тут ее грубо схватили за руку, сжали словно в тисках и повернули кругом.

Черная лыжная маска стала центром ее мира, все остальное как будто умерло.

— Где?

Голос. Его обладатель убил ее экономку Розарию. Оружие в его руках ранит тело, а вот голос убивает душу. И Джессика знала абсолютно точно, что этот голос и есть ее смерть — беспощадная и неизбежная.

Она все еще не верила в реальность происходящего. Это ее дом, и в ее доме не место тому, что происходит сейчас. Она поймала себя на мысли, что находится сразу в двух мирах: в одном этот человек убьет ее, а в другом он поймет, что ошибся домом, и уйдет.

— Что где? — наконец выдавила она.

Звук его голоса был похож на низкое и смертельное рычание:

— Ответ неверный.

Джессика увидела, кате его рука поднялась, увидела темное отверстие автомата в его руках и поняла, в каком из двух миров оказалась. Все чувства и ощущения покинули ее, осталось только ожидание выстрела.

Но она так и не дождалась его.

Она уже ничего не слышала, совсем ничего: ни ударов металла о тело, когда он бил ее, ни его команд, чтобы другие обыскали весь дом, ни звона от осколков ее разбитой жизни, когда ее уносили из дома.

Наступление эры прогулочного транспорта привело к почти полному затмению фургонов. Они стали привлекать значительно меньше внимания, а в присутствии шикарных навороченных автомобилей, которые нравятся всем и каждому, стали почти незаметны.

Известно, что в огромном районе Лос-Анджелеса очень много дорог, улочек и проездов, в которых тебя никто никогда не найдет, и неприметность твоего автомобиля — это главное его достоинство. В таких местах люди обычно не смотрят пристально друг на друга, живут, не поднимая глаз, стараясь не запоминать ничего лишнего. Старый, обшарпанный черный «форд» фургон, медленно едущий по тихой дороге в горах, — почти невидимка. «Порше кайман» Джессики Мартин, едущий за «фордом», едва ли смог быть таким незаметным.

На улице было пусто. До уединенно расположенных Голливудских Гор рукой подать. За пару минут любой мог исчезнуть из этого места, если возникало желание.

Любой желающий убрать кого-либо отсюда мог сделать это также за считанные минуты.

«Форд» фургон и «порше кайман» достигли пункта назначения, не встретив ни одной машины. И даже если бы нашелся кто-нибудь, кто мог бы увидеть, как они сворачивают на пыльную проселочную дорогу, вряд ли он бы их запомнил.

На холмах пряталось множество маленьких домиков, большинство из которых было незаметно с дороги, и людям, живущим внутри, это нравилось, поэтому такую недвижимость невероятно сложно получить и не менее просто сохранить. Требуя, чтобы их собственность уважали, они должны были в ответ уважать чужую. Поэтому рабочий фургон или, наоборот, шикарный автомобиль здесь не воспринимались как самое значительное событие недели.

Джессика поняла, что это чердак, еще до того, как полетела на пыльный пол: от него разило плесенью, означающей десятилетия запустения. Вонь стояла сильнее, чем в фургоне запах бензина и масла.

Задыхаясь, она сорвала повязку с глаз связанными спереди руками. Место выглядело настолько же жутко, насколько представлялось по запаху. В полутьме она ничего толком не видела, только острые треугольники света пробивались в отверстия у крыши. Она лежала среди грязной старой одежды и кошмарного количества пыли.

Свет заставил зажмуриться. Джессика открыла глаза и вздрогнула, когда увидела его, стоящего в дверях. Человека с тем самым голосом.

Она знала, что это не мог быть кто-то другой. Сейчас он стоял спиной у окна, слабо освещавшего его сзади, оставляя лицо в темноте. Единственное, что она могла про него сказать, не считая невысокого роста, это то, что он снял свою маску.

Но она точно знала, кто он такой. Это было видно по тому, как он себя вел.

— Ш-ш…

Начало фразы потонуло в ее кашле. Она облизала губы, проглотила пыль и страх и попыталась снова:

— Что вам надо?

Молчание было ей ответом и в первый, и во второй, и в третий раз, и Джессика была готова закричать. Она подождала, пытаясь успокоить и приготовить себя к чему-то, чего даже представить не могла, не зная, видит ли он, насколько ей страшно.

Что он хочет? Увидеть, как она дрожит? И если да, то достаточно ли она сильно трясется или ему хочется увидеть ее еще более напуганной?

Вдруг без всякой на то причины он повернулся и вышел.

В голову лезли бредовые мысли. Может, он решил, что достаточно напугал ее? В этот момент ее дыхание резко участилось, подняв новый ураган пыли, и ничто не могло уже избавить от ужасного привкуса во рту и грязи в глазах, но сейчас ей было все равно. Последние пять минут ее жизни выдались настолько напряженными, что было странно ощущать себя живой.

Она еще не успела прийти в себя и соображать, как ей выжить, когда он вернулся.

Он вышел на свет, и она очень ясно разглядела его каменное лицо и бездушные глаза. Если до этого считала, что голос — самое страшное в этом чудовище, то теперь была уверена, что до конца жизни ей не забыть его глаз. Они были ужаснее, чем маска, в которой он появился. В руках уже не было автомата, но зато была кувалда.

Большой молот, огромный, самый большой изо всех, которые ей довелось когда-либо видеть. Самое невыносимое, что по мере того, как она смотрела на нее, кувалда становилась все больше и больше. Он подошел к ней, и намерения перестали вызывать сомнение.

Она подумала, что ее ужаса ему недостаточно и он пришел наказать, но испугаться еще больше было выше ее сил. Здесь не было выхода, некуда было бежать, ничего нельзя было сделать. Она услышала тонкий голосок, умоляющий, упрашивающий отпустить, на любых условиях:

— Нет, пожалуйста…

Он отступил, готовясь к удару. Теперь ее голос еле звучал, но она по-прежнему слышала его:

— Нет! Нет! Подождите!

Удар заставил дрогнуть дом. «Ну, может, не весь дом, но точно весь чердак», — пронеслась шальная мысль. Пол и крыша продолжали сотрясаться. Она поразилась тому, что может думать, ведь этот ублюдок только что вышиб ей мозги жуткой болванкой.

Последнее, что она видела перед тем, как зажмуриться и закрыть лицо руками, была железная башка кувалды, летящая сквозь мутную пыль к ее голове.

Очень медленно Джессика убрала руки и открыла глаза. Осколки валялись рядом с ней повсюду, но это были не куски ее черепа.

С изумлением смотрела на пластиковые останки старого телефона с круглым циферблатом, который раньше стоял на деревянной балке над ее головой. Пыталась смириться с тем, что все еще жива, а ее похититель уходит со страшным инструментом с чердака. Не было сил осознать все, что случилось за последнее время. Он просто ушел, оставив ее в грязи, пыли и темноте, захлопнув дверь так, что чердак снова задребезжал. Он продолжал качаться очень долго.

Через некоторое время поняла, что помещение между потолком и крышей тут ни при чем — это она сама трясется, как ненормальная, и тогда Джессика тихонько заплакала. Слезы, бегущие по щекам, остро обожгли поврежденное лицо, и это была последняя капля — силы Джессики Мартин иссякли.