Несколько лет в деревне - Николай Гарин-Михайловский

И глаза Степана так сверкнули, что Николай сделался белый, как рубаха.

– Опостылел ты, подлец. Я не буду таиться. От меня никуда не уйдёшь. Я прямо возьму топор, да среди улицы тебя и хвачу. Вот этак!..

И Степан, в одно мгновение схватив топор, лежавший под лавкой, замахнулся над Николаем.

– Господи Иисусе, помилуй, – прошептал Николай, прижавшись к притолоке.

Панический ужас точно сковал его. Широко раскрытыми глазами впился он в страшное, искажённое бешенством лицо Степана.

– Куда уйдёшь, собака? – неистовым голосом закричал Степан и, не помня себя, со всего размаха опустил топор.

Прибежали соседи, но уже было поздно: Беляков с рассечённою головой, с распластанными руками валялся на полу, а Степан, очевидно бессознательно, бережно обтирал окровавленный топор.

– Стёпа, Господь с тобою, что ты это сделал? Погубил ты себя.

Степан точно проснулся. Он оглянулся, посмотрел на лежащего Белякова, на топор, бросил его и, проговорив упавшим голосом: «Братцы, голубчики, пропала моя душенька, лукавый попутал», – зарыдал, как ребёнок.

Вся деревня сбежалась и вся деревня рыдала.

– Стёпа, голубчик, что ты наделал? – повторяли мужики на все лады и по очереди обнимали Степана.

А Степан рыдал и рыдал, твердя одно и то же:

– Погубил я свою душеньку.

И Степана угнали в Сибирь. Нового приказчика прислал Скворцов, но уже доходов тех не было.

При первой оказии новому приказчику объявили на сходе:

– А ты не больно. Много вашего брата здесь перебывало. Всяких видали – и не таких, как ты, а где они? Все вверх по Степаиловке ушли[2], а мы всё тут.

Приказчик обробел и повёл дело спустя рукава. Скворцов решил продать имение. Покупщиком явился я.

Цель покупки имения

Заботы о личном благосостоянии. – Организация моего хозяйства. – Немецкая колония. – Технические улучшения в имении.

Мне было 30 лет, я был женат и имел двух маленьких детей. Предыдущая моя деятельность ничего общего не имела с деревней. С хозяйством, так как вся родня моя всегда занималась земледелием, я был знаком. С народом хотя я и сталкивался, но быт его знал более по литературе. По специальности я был инженер путей сообщения, но бросил службу за полною неспособностью сидеть между двумя стульями: с одной стороны, интересы государственные, с другой – личные хозяйские. Казённых железных дорог тогда ещё не было. Имение я купил за 75 т. р., – значит, оно в течение пяти лет удвоилось в цене. Жена и я – оба мы страстно стремились в деревню. Перспектива свободной, независимой деятельности улыбалась нам самым заманчивым образом.

Цели, которые мы решили преследовать в деревне, сводились к следующим двум: к заботам о личном благосостоянии и к заботам о благосостоянии окружающих нас крестьян. Каким путём думал я стремиться к достижению этих целей?

Вообще, а в деревне в особенности, в делах людских резко бросается в глаза неразумное приложение сил в борьбе за существование. У людей под руками неисчерпаемые богатства в лице природы, а почти вся их деятельность направлена не на эксплуатацию этой природы, а на вымогательство у более слабого. В городах это не так режет глаза, но в деревне, у самого источника, так сказать, глупо и дико видеть, как все силы человека направлены на то, чтобы как-нибудь отнять последнюю каплю у ближнего, когда соединёнными усилиями можно овладеть целым источником. Мне и хотелось помочь людям стать на надлежащий путь, хотелось помочь им перенести центр тяжести борьбы за существование на природу. Задача не казалась особенно трудной: стоит научить крестьянина более успешным приёмам борьбы с природой, и он сам поймёт, как дико и нелепо бороться с ближними, тем более, что в той местности, где я приобрёл имение, были уже примеры такого отношения к делу.

В образец я взял немецкое хозяйство. Верстах в сорока, в начале 50-х годов, поселилась колония немцев-менонитов, состоящая в настоящее время из 100 семейств. О баснословных урожаях сам-тридцать я услыхал сейчас же по приезде. Мой первый визит был в колонки. Я осмотрел подробно хозяйство колонистов. Во всём система, порядок, аккуратность. Даровой надел каждой семьи 60 десятин, оборотный капитал, вывезенный из Германии, около 10 тысяч рублей на семью, т. е. на десятину приходится около 170 руб. Средний валовой доход с участка около 3.000. Откладывается ежегодно от 500 до 1.000 рублей. Переживали они и плохие времена. Четырёхпольная система дала в России неудовлетворительные результаты. Но в начале 60-х годов колонист Пепер, энергичный и дельный человек, перешёл к обыкновенной русской трёхпольной системе, применив к ней глубокую запашку, удобрение, обновление семян и пр. Дела колонистов приняли вскоре блестящий оборот.

* * *

Я отдался делу с такою любовью, какой не предполагал в себе. Моя страсть побольше поспать пропала бесследно. С первым лучом солнца я был на ногах, торопился пить чай и спешил на двор. Там десятки хорошо выкормленных лошадей впрягались в немецкие плуги и стройно выезжали в поле, начинавшееся прямо от дома. Туда же двигались воза с навозом. Аммиачный запах его сильно разносился по свежему воздуху. Весь секрет состоял в том, чтобы скорее запахать разбросанный навоз, чтобы аммиак и прочие летучие части навоза не успели выветриться.

С каким наслаждением научился я устанавливать плуги! По целым часам ходил я за установленным мною плугом, вдыхая запах свежей земли. Земля выворачивается, подымается, достигает известной высоты, лемеха и винтообразно рассыпается вниз.

Рядом с полевым хозяйством я вёл целый ряд журналов, долженствовавших выяснить количество и стоимость работ.

Мои друзья немцы-колонисты приезжали изредка ко мне, одобряли, исправляли и предупреждали, чтобы я не увлекался, и не ждал сразу блестящих результатов. Они говорили, что нужно время, 5 – 6 лет, чтобы достигнуть их урожаев. Я достиг их результатов в 3 года, – в третий год мой урожай, по количеству и качеству, ничем не отличался от их урожая. Но если в отношении количества и качества я достиг того же, то в отношении стоимости я значительно уступал немцам. Всё у меня обходилось дороже и всего выходило больше. Объяснялось это отчасти тем, что я нарочно поднял заработную плату, находя её слишком низкой, отчасти инженерною привычкой делать всё скоро, и только по личному опыту убедился, что скорость и стоимость обратно пропорциональны между собою. Наконец, несомненное влияние на удорожание имело то обстоятельство, что я не имел соответственного штата людей в своём распоряжении. Подобрать в деревне такой штат очень и очень трудно. Или будет честный, но ограниченный, или ловкий, но только для себя. Все эти приказчики, старосты, дрессированные в прежней школе, ничего не стоят, в новое дело они не верят; по личному опыту у них сложилось твёрдое убеждение, что все эти новаторства – прямой путь к разорению, а при таком отношении никакой энергии, никакой любви, понятно, быть не может. Постепенно присматриваясь к окружающим и заметив несколько смышлёных рабочих, в течение трёх лет я успел организовать из них потребный штат низших служащих, удовлетворявших моим требованиям.

Надежду иметь настоящих помощников я откладывал до того времени, когда вырастет молодое поколение деревни, поступившее в школу, которой заведовала моя жена.

Свои инженерные познания я применял во многих случаях при хозяйстве. Привычка к большому делу, привычка обобщать, делать правильные выводы, привычка быстро применяться к местным условиям, привычка обращения с рабочими, – всё это сильно помогало мне. Технические познания дали мне возможность воспользоваться благоприятными местными условиями. Моё имение, расположенное на водоразделе, имело две речки, бравшие начало и впадавшие в другую реку на моей же земле. По нивелировке оказалось, что эти речки можно соединить в одну.

Вследствие этого моя мельница, вместо двух, заработала на 5 поставах. Доходность её утроилась. Приобретя такую громадную силу, я решил приспособить её к разным целям хозяйства. Я устроил водяную молотилку, вследствие чего молотьба стала обходиться много дешевле. При молотилке я устроил амбары, куда при помощи элеваторов механически пересыпался уже очищенный хлеб. С последним поданным в барабан снопом последняя горсть зерна попадала в амбар, и воровство зерна – это зло нашего хозяйства – у меня не имело места.

На случай ненастья, от чего часто хлеб осенью в наших местах сгнивает в снопах, я устроил крытые сараи и сушилки. Стремясь завести интенсивное хозяйство, я организовал пеклёванное дело, устроил маслобойку, чтобы добывать масло из подсолнечных семян, для чего ввёл крайне выгодную новую культуру в наших местах – посев подсолнухов. Я развёл фруктовый сад, насадив до 2 тысяч фруктовых деревьев. Всё это, вследствие моей страсти к быстроте, стоило мне довольно дорого и не могло приносить тех выгод, какие я мог бы получить, делая всё это не торопясь. Ко второму году хозяйства мой оборотный капитал, около 40 тыс. рублей, растаял весь. Отсутствие запасного фонда меня мало смущало, так как средний чистый доход определялся мною в 10 тысяч рублей. Сверх того, я имел инвентарь тысяч в 15, запасы семян, хлеба и проч.