Современная норвежская новелла - Густав Беннеке

— И в ушах раздавался гул, не так ли? — вкрадчиво спросил полицейский инспектор, а остальные члены комиссии впились глазами в свидетеля.

— Да, гул, — пробормотал тот, недоуменно глядя на инспектора.

— Стало быть, не исключено, что голос, который вам послышался после взрыва, был просто-напросто гулом в наушниках? Ведь мог же вам изменить слух из-за шума в барабанных перепонках?

Остальные члены комиссии одобрительно закивали.

Облеченные властью должны придать истине подобающий вид, вылепить ее, точно пластилиновую массу, и подогнать под рамки того, что признано разумным.

Свидетель растерянно посмотрел на членов комиссии. Часы на стене без устали отстукивали уходящие в вечность секунды. Если он сейчас утвердительно кивнет, господа будут довольны. Но разрази его гром, ежели он станет врать только ради того, чтобы на их сытых физиономиях появилась высокомерная улыбка.

— Нет! — он упрямо мотнул головой. — Это был не шум. Я слышал голос. Ясно, вот как вас слышу. Он сказал…

— Да, да, это у нас уже записано, — прервал его чиновник из министерства. Он был тощий и сухой, как трут, но министерская важность, разлитая во всем его облике, свидетельствовала о том, что и он — из облеченных властью, сытых, важных, самодовольных. Он тщательно просмотрел свои записи.

— Вот здесь вы говорите, что услышали слабый и далекий голос. Стало быть, вы не можете с уверенностью сказать, что разобрали слова. Да и был ли это голос вообще?

Члены комиссии снова одобрительно закивали.

— Я слышал его ясно, как… как… — подавленно прошептал свидетель. — Голос был очень далекий, но пронзительный и тонкий, словно нитка, — убежденно добавил он, подкрепляя свои слова энергичным ударом кулака о ладонь.

Члены комиссии вздохнули и безнадежно переглянулись.

— Минутку, — сказал главный инженер и опять раздраженно забарабанил карандашом по столу. — Вы утверждаете, что слышали голос. А не могло случиться так, что, вспоминая, вы перепутали последовательность событий? Что взрыв, так сказать, отшиб у вас память, а затем вы бессознательно спутали, гм, спутали карты? Вы понимаете, о чем я говорю?

— Но я слышал го…

— Ну да! Ну да! — Главный инженер громко стукнул карандашом по столу. — Однако если мы проследим по порядку все с самого начала, то вы и сами увидите, что по логике вещей этот голос…

Полицейский инспектор решил, что ему пора вмешаться. Он-то хорошо знает строптивцев этого сорта, из которых истину приходится клещами вытаскивать, во всяком случае, ту истину, которую властям хотелось бы занести в протокол. Если уж попадается такой упрямый осел, то первое, что следует сделать, — это разрядить атмосферу. Ликвидировать натянутость, холодную отчужденность между облеченными властью и народом. Приблизиться к свидетелю, стать с ним запанибрата, задеть в нем какие-то человеческие струны. Инспектор заговорщически подмигнул главному инженеру, и тот в ответ едва заметно кивнул головой.

— Ну, друзья, я думаю, нам надо перекурить, — добродушно заявил он и добавил, обращаясь к стенографисту: — Нет, нет, этого в протокол заносить не надо, хе-хе-хе! — А затем заключил потягиваясь: — Заодно и отдохнем немного.

Члены комиссии откинулись на спинки стульев и облегченно вздохнули. Полицейский инспектор протянул всем по очереди пачку сигарет. Чиновник из министерства сказал «нет, спасибо» и вынул из кармана кисет с табаком и короткую английскую трубку-носогрейку. Вычурную, изогнутую трубку, какую обычно солидно покуривают за роскошным письменным столом люди, которым нет надобности спешить.

— Сигарету? — обратился инспектор к свидетелю. — Да придвигайтесь поближе к столу, — демократично добавил он и дружески улыбнулся.

Свидетель, угрюмый и настороженный, придвинулся поближе вместе со стулом и заскорузлыми пальцами неуклюже выудил из коробки сигарету. Полицейский инспектор дал ему прикурить, протянув через стол зажигалку и украдкой разглядывая его. Крепко сбитый парень в рабочей одежде, костистый, рыжеволосый. Бледное, веснушчатое лицо человека, не знающего, что такое солнце и свежий воздух. На вид ему лет 30–35. Инспектор был пехотным офицером запаса и хорошо знал этот сорт людей. Они словно бы созданы для того, чтобы быть нижними чинами в армии и низкооплачиваемыми рабочими в гражданской жизни. Котелок у них не больно-то быстро и хорошо варит, но зато они старательны, исполнительны. И упрямы.

— Сколько вы проработали у нас на строительстве дороги, Лауритсен? — как бы между прочим спросил главный инженер.

— Полгода. Я работаю старшим подручным мастера-подрывника, — ответил свидетель, неумело затягиваясь сигаретой, которую он засунул в рот почти наполовину. Обычно он употреблял трубку и жевательный табак.

— Теперь, после этого, гм, прискорбного случая, вы как будто первый кандидат на должность мастера? — вполголоса проговорил главный инженер. — Может, и не следовало бы упоминать об этом сейчас, но ведь вы знаете: смерть одного — это хлеб другого.

— Кха, — кашлянул свидетель и растерянно заморгал. Слабая краска выступила у него на щеках. Губы полицейского инспектора тронула чуть заметная усмешка. У этих рыжих такая тонкая кожа, что прямо насквозь просвечивает. Парень покраснел, значит, и у него это было на уме.

— Нам нужен надежный, положительный человек, — вкрадчиво сказал главный инженер.

— А разрешение дает полиция, — вставил чиновник из министерства.

— Так что, если вы сейчас расскажете нам все, что знаете об этом деле своими словами… — многозначительно добавил инспектор, и сытые, облеченные властью господа обменялись быстрыми взглядами. Все эти люди занимали важные, высокие должности и были мастера давать обещания, которые им ничего не стоили.

— Провод был поврежден, он оголился, и вышло замыкание… пошел ток… — неуверенно начал свидетель.

— Мы знаем, что взрыв был вызван неисправностью. Это случайность, за которую никто не может быть в ответе, — сказал главный инженер. — А вы, значит, были в бараке мастера, когда произошел взрыв?

— Я у телефона был, когда Юн, мастер Юхансен то есть, пошел в выемку, чтобы заложить в скважины динамит. Мы тут, на стройке, никогда не взрываем, покуда народ с работы не разойдется. Мы с Оскаром, гм, это младший подручный, он провода соединяет… Так вот, мы с ним были в бараке. А мастер, значит, пошел в выемку с динамитом. У него на груди висит телефон, и, когда мы ему просигналим, что, дескать, все в порядке, в выемке никого нет, он начинает закладывать динамит.

— Кто это «мы»? — спросил инспектор.

— То есть я, потому как я — старший подручный. Как все из выемки уйдут, я ему сигналю, и он начинает соединять детонаторы с проводами. А Оскар соединяет их с батареей. Только мы ее не включаем, пока мастер из выемки не уйдет. Мы из барака заряды запаливаем, но только после того, как мастер приходит и говорит, что все готово.

— И вы все время поддерживаете связь по телефону? — спросил чиновник из министерства.

— Юн, мастер то есть, ходит с телефоном и тащит за собой шнур. А мы с младшим подручным в бараке сидим, у телефонов, и можем с ним все время говорить.

— Значит, вы и младший подручный поддерживаете с ним постоянную связь, — одобрительно закивал главный инженер. — Что ж, техника безопасности соблюдается безупречно!

— У нас в бараке два аппарата. Когда мастер говорит, что скважина номер один готова, Оскар соединяет этот провод, а потом номер два, и так все остальные.

— Ну а как было в этот раз?

— И вчера вечером так же было. Правда, пяти еще не пробило, но ребята уже все поуходили из выемки. Только один кто-то застрял там, мы видели из окна барака, как он инструмент на дрезину укладывал. Вот эта-то дрезина, видать, и повредила провод. Уже стало смеркаться, и мы видели только, как тень мастера маячит в темной выемке. А потом он зажег фонарь. Огонек сперва вспыхнул, потом пропал в глубине. Скоро мастер защелкал по трубке, сказал, что в выемке никого нет, спросил, есть ли кто снаружи и можно ли начинать.

— Защелкал по трубке? — нахмурив брови, переспросил главный инженер.

— Мы ногтем по трубке щелкаем, когда хотим что-нибудь сказать, — пояснил свидетель. — Звонить-то мы не можем, потому — трубка ведь снята! «Тут полный порядок», — сказал я мастеру, а спустя короткое время услышал, как он пыхтит, возится с первым проводом.

Тук-тук-тук! — застучало в трубке. Это он первый заряд в скважину закладывал, а потом я услышал его голос: «Номер первый готов!» Тут я кивнул Оскару и повторил, что первый номер готов, хоть и знал, что он сам слышал эти слова по своему телефону. И тогда Оскар соединил провод. А Юн тем временем возился с другой скважиной. В аккурат этот самый провод и был поврежден. Я уж привык к этим звукам по телефону и на слух могу сказать, что делает мастер. Слышу — он заложил динамит в скважину, вставил детонатор во взрывчатку. Тут я ему и говорю: поторопись, мол, а то Оскар на свидание с девушкой опаздывает. А он еще засмеялся и отвечает: «Ничего, подождет! Никаких свиданок, пока я не вернулся». Потом, слышу, он опять с проводом возится. И тут чувствую — пол подо мною задрожал, а потом как грохнет взрыв! Весь барак ходуном заходил, а в выемке — через окно видать было — белое пламя полыхнуло. Две вспышки — одна за другой, и два взрыва — один за другим. Я точно окаменел весь, вижу — что-то неладно. Сижу и слова не могу вымолвить. Потом все затихло опять, и тут я закричал в трубку: «Юн, Юн! — кричу я. — Как ты там? Живой?» Сперва в наушниках только треск да шум стоял, а потом… помирать буду, все равно скажу: слышал я голос мастера! Тонкий такой и перепуганный: «Да, да, Вальдемар, вроде живой!»