Искусство смерти - Ален Таукебаев

что лежит в луже собственной крови.

— Что за чертовщина? Почему я еще жив? Быть может, мой мозг отрабатывает последние мгновенья моей жизни? Или это предсмертный бред? А если я и вовсе еще жив? В любом случае, мне осталось недолго. Вряд ли меня успеют спасти. — такие мысли посещали голову Бориса.

В этот момент, Пустов испытывал высшую стадию умиротворения, которую только мог испытывать человек. Прохлада казалась приятной, а капли дождя успокаивающими. Время от времени был слышен гром, а гнилой запах будто бы исчез. Впервые за долгое время, Борис выдохнул с облегчением, его ладони разжались, и из руки вывалилось семейное фото. Борис закрыл глаза и полностью отдался моменту. Как вдруг, его свидание с судьбой прервали шаги из-за угла.

Горе-самоубийца повернулся в сторону звука и увидел человека в строгом костюме и темном пальто. На его одежде не было ни единой складки, а в руках был зонт. К слову, на руках этого джентльмена красовались кожаные перчатки. Из-за зонта его лицо было трудно рассмотреть. Он шагал не торопясь, а звук шагов был больше похож на звук ударов камней друг об друга. Пустов был в недоумении.

— Кто это идет в такой поздний час? И одет при параде. В наших краях мало, кто может себе позволить так одеваться. Небось приезжий, да заблудился. Но почему он так невозмутимо шагает? Перед ним, можно сказать мертвец, а он идет, будто бы все так и должно быть! Быть может, это сама смерть? — такие вопросы появлялись в голове Бориса.

Некто подошел к бедняге и остановился. Даже, когда он наклонился к полутрупу, его лицо было трудно разобрать из-за темноты и проливного дождя. После непродолжительного зрительного контакта, мужчина протянул руку и сказал:

— Здравствуйте, Господин Пустов.

Пустов удивленно осмотрел этого человека и дрожащим голосом ответил:

— З-з-здравствуйте, а откуда вам известно мое имя?

— Мне много, что известно, но сейчас не об этом. Меня зовут Фрагеманн. Вы в курсе, что мертвы?

— Пока вы со мной не начали беседу, я был в этом уверен. Что вам от меня нужно?

— Всего-то простой разговор. Мне бы очень хотелось с вами поговорить.

— Но зачем вам это?

— Хотите умереть? Могу не навязываться.

— Ничего не понимаю! Что вообще происходит? Я мертв или до сих пор жив? Откуда вы меня знаете? Кто вы такой? Зачем вам со мной разговаривать?

— Мне интересно.

Фрагеманн окинул взглядом фото семьи Пустова, которое лежало возле него самого и сочувствующе сказал:

— Примите мои глубочайшие соболезнования.

После небольшой паузы, Пустов ответил:

— Что ж, это все конечно очень странно, но я думаю мы можем поговорить. В любом случае, мне осталось недолго…

— Превосходно! Я крайне признателен вам! Текущая атмосфера досаждает нашему диалогу, поэтому нам будет лучше сменить локацию.

Не успел Борис ответить, как вдруг, они каким-то волшебным образом оказались на кладбище, а ливня будто бы и не было. Время суток также изменилось, на вид был еще вечер, а температура стала значительно выше. Все происходило будто бы во сне. Сказать, что Пустов был в шоке — не сказать ничего. Он нашел это место до боли знакомым, ведь именно на этом кладбище были захоронены его жена и двое детей. Борис вновь бросил взгляд на семейное фото и еле сдерживал слезы. Пустов поднялся с земли и на удивление, он был цел и невредим. Он отряхнулся, поправил одежду, и они вместе с его собеседником отправились бродить по вечернему кладбищу.

— Господин Пустов, вы бы хотели быть на этом кладбище не в качестве гостя? — резко спросил Фрагеманн.

— Я-я не знаю… — подавляя эмоции ответил Пустов.

— Ваши действия говорят о том, что хотели бы — заметил Фрагеманн.

— Да, вы безусловно правы, Фрагеманн. Но я потерял все безвозвратно! Что мне оставалось? Не отчаиваться и жить дальше?! У меня кучи долгов, семью я потерял, живу чуть ли не на улице, пособия не хватает даже на еду, меня отказываются брать на всякую работу из-за моей болезненной наружности, из-за инвалидности я не могу вернуться на службу, а из-за суровых реалий я пристрастился к выпивке. Как будто все вокруг только и хотят моей гибели! — истерически воскликнул Борис.

— Что же вы в таком случае ожидаете на том свете? — с необычайным интересом спросил Фрагеманн.

— Ничего…

— А у вас была хоть какая-то вера или надежда?

— В бога я верил, а он в меня — нет! Где он был все это время, есть ли он вовсе? Должно быть, бог — великое ничто. Саморазрушение — мой удел, дабы постичь его… — после непродолжительной паузы, Пустов продолжил — и Надежда была, да предала и была убита вместе с детьми.

— Вы про жену?

— Да про кого же еще!

— Да уж. Про покойных или хорошо, или никак. Но это, я так понимаю, явно не про ваш случай. — заметил Фрагеманн.

Между тем, собеседники дошли до четырех могил. Это были могилы семьи Пустовых. Мать семейства — Надежда Пустова, младшая дочь — Вера Пустова и старшая — Любовь Пустова, а рядом еще одна могила. На надгробном камне было высечено имя «Борис Пустов».

— Что тут делает ваша могила, если вы еще не мертвы? — спросил Фрагеманн.

— Меня объявили пропавшим без вести, когда я был на фронте. Весь наш отряд подорвали. Решили, что я мертв и похоронили вместе с ними. — ответил Пустов.

— Так, а что все-таки произошло с ними? — с интересом спросил Фрагеманн.

— Пока я был на войне, жена начала роман с каким-то мафиози. При деньгах и с авторитетом, в отличии от меня. А у того, как оказалось, и свои проблемы были. На него заказали каких-то бандитов. Они нашли его, а он был в тот момент, с некогда моей семьей… Никого не пожалели, ублюдки! Ни жену! Ни даже детей! А я еще думал, почему она перестала отправлять мне письма… Когда я вернулся, мне обо всем рассказали, никогда не забуду те эмоции. Следователи показали мне фото, где моя жена с детьми и каким-то уродом лежат мертвые в какой-то дорогой квартире. У Надежды было перерезано горло и четыре ножевых ранения в области живота, а Любу и Веру, они придушили насмерть. Ну а нового любовника, должно быть пытали, он был ужасно изуродован.

— А что случилось потом?

— А что по-вашему после такого происходит с людьми? Поначалу, я ходил в церковь и молился за их души. Раньше я был верующим. А потом и вера угасала. Я начал страшно пить, а потом и этого стало мало. Мне нужно