Хроники Ламмеры: Шёлковая Песнь - Sunon Boy

поймала падающего Дзина тонкими, израненными руками, и осматривала кровоточащую рану. Пуля попала ему в плечо и чуть было не порвало суставы; снаряд разорвал плоть и заставил кровь хлынуть, словно из фонтана. Сердце мальчика бешено стучало, он был в панике и ужасе: с тяжелым дыханием он смотрел на плачущую Мариам, улыбаясь, и неизвестно почему именно. Он был рад, что спас её, или старался успокоить и улыбкой сказать: «Я в порядке.» Шторм кончался, сквозь тучи пробивался ночной свет Шенчаиум, будто посмотреть, что происходит в Ховаке. Кровь мальчика хлестала так, словно это был глубокий укол ножом, а из-за паники всё только ухудшалось: Дзин терял сознание и бледнел на глазах. Тогда Мариам решилась собрать последнюю свою энергию войдерума и запустить звуковые волны в сердце Дзина, чтобы оно билось в такт слов Мариам: «Дзин-Пан, Дзин-Пан.» Воодушевляющая жизненная музыка играла в ушах Дзина нежным шелком. Затем голос Мариам совсем сел, а ласковые слова больше напоминали слабый хрип. Жизненная сила войдеров звука всегда лежала в голосе и музыке. Всё вокруг может служить музыкой и играть в такт. Но без голоса самого войдера не получиться воссоздать ни одну технику — вот в чём заключается суть войдерума звука, презираемой во всём мире из-за самих войдеров из Ламмеры. И именно этот гнусный войдерум сейчас спас жизнь юноше. Он вновь спокойно задышал, рана кровоточила медленнее, сердце забилось в обычном ритме, а в глазах снова засиял блеск. Мариам, впервые за долгое время, искренне порадовалась; такого покоя, казалось, она не ощущала никогда.

И после нескольких секунд счастья она упала без сил. В голове мелькали звери Ламмеры, её родные пески, самумы. Во сне с ней разговаривал земляной скарабей: рассказывал истории о том, как хорошо быть свободным жуком, маленьким в огромном мире, полным людей, опасностей и приключений. Но однажды придёт день, когда нужно будет вернуться домой и отдохнуть. По-настоящему отдохнуть.

«Проснись, эй, ты в порядке?» Мариам проснулась и, раскрыв глаза, увидела перед собой Дзина с перебинтованным плечом. Он был сильно обеспокоен состоянием Мариам, и когда та улыбнулась, мальчик с лёгкостью выдохнул. «Лекарь позаботился о твоих ранах, ещё он просил передать это… Отвар из коры древа… Древамоны или древагоны. У него много словечек, которые я не очень-то понимаю, но это точно вылечит твоё горло!» У Мариам вновь прокатились слёзы по щекам, она была так рада тому, что мальчик уцелел; ей хотелось столько всего сказать, но слабым женским голосом она смогла прошептать лишь тихое: «Спасибо.» Всегда многословная и энергичная — она на некоторое время стала отличной от этого. И в некотором роде ей это даже понравилось. Всего одним словом выразить все чувства, мысли. Кажется, ей этого давно не хватало. Оглядевшись по сторонам, Мариам заметила, что лежит на койке, все доски сухие, а шума волн больше не слышно. Кажется, она проспала всю ночь. «Мариам, так ведь тебя зовут? Я знаю, тебе тяжело сейчас разговаривать, но капитан сказал, что за тобой нужен глаз да глаз. Думаю, он имел в виду: тебе нужна компания и присмотр. У меня ведь два глаза, а у него всего один. Вот и переживает, что не сможет за тобой усмотреть. Его, кстати, зовут Генри Эвери, запомни это имя, мой капитан станет легендой! А я юнга на его корабле «Жестоколе». Ты не поверишь, но я спустился с летающего острова: там полно войдеров ветра, тебе стоит как-нибудь там побывать. Гостям из внешнего мира там всегда рады! А ещё только там готовят лимонад. Да, знаю, это настоящее чудо, только на летающем острове делают лимонад. Это настоящая магия!» Дзин рассказывал ещё много историй по пути, а Мариам с улыбкой на лице всё внимательно слушала и изредка роняла пару слов. С каждым часом её состояние улучшалось: никаких физических нагрузок, приятные разговоры и хороший сон; именно во снах Мариам отдавалась подсознанию.

В этих снах к ней частенько приходил скарабей и что-то говорил о долге, об обязанностях, но не слишком грузил. Песчаная дорога уводила прежде, чем он успевал это сделать. Но одним таким сном, вместо скарабея появился Дзин Пан в капитанском камзоле и треуголке, явно не подходящей ему по размеру. Он продолжал рассказывать о войдерах ветра и летающем острове. Зачем-то он ушел из этого земного рая, где обитают вечно праздные и ленивые войдеры. Дзин рассказывал об этом месте без забот и строгих законов, где все друг другу доверяют. Одной ногой Мариам где-то там, в мечтах уже была в этом райском острове. Нет, она могла быть там, но выбрала Ан. Это было той самой ошибкой, которую хотелось забыть, как и своё происхождение, но это было бы нечестно. Этот странный сон нарушил вошедший в кубрик капитан Жестокола.

Хриплым, грубым голосом он что-то пробубнил и сел рядом с Мариам на потертый табурет. Из кармана камзола он достал крохотный, мятый портрет маленькой девочки, посмотрел на него с печалью и, не отрывая взгляда, спросил:

— Где твой дом, Мариам? Ты ведь шандийка, у меня из головы до сих пор не выходит твоё выражение лица перед выстрелом. Ты ведь серьёзно хотела умереть. Я ещё не встречал ни одного Лакшата, который так смирно бы сидел, даже на эшафоте люди энергичнее. Ты когда-нибудь видела висельников собственными глазами?

— Да, и не раз. Врагов клана вешают прямо на улицах, в таком доме я выросла. Но я не вернусь туда больше, никогда.

— Как же так получилось, что дочь Малики Лакшата так просто отпустили бродить по Ховаку?

— Я и не говорила, что всё было просто. Простите, я не хочу об этом говорить.

— Знаешь, я рад, что ты не одна из них. Прости за грубость.

— С чего вы взяли, что я другая?

— Юнга не всем подряд под пули лезет, знаешь ли. Есть в тебе что-то отличное от петухов Лакшата. Когда ты спасла моего человека, я подумал: «Может, не все Лакшата уроды?» Мне хочется верить, что таких как ты много, это даёт надежду на будущее наших детей. Почти все, кого ты видишь на корабле, все эти сукины дети… Все выросли с кандалами на руках, работая в поле или шахтах. Но теперь их дом — Жестокол. Дай мне руку.

Мариам серьёзно задумалась о словах Генри, её одолела сильная печаль за всех пострадавших из-за действий её предков. Эта печаль была и раньше, но от неё Мариам только убегала. Куда-то далеко, в неизвестные земли, наслаждаясь