Доза - Канделаки Коста

 Жизнь нормального человека свелась к двум поведенческим схемам: либо косить под снукера, чтобы сойти у гуимов за своего и не получить укол, либо напротив — никогда не улыбаться, чтобы не походить на снукера и не получить пулю в лоб от слишком нервного гражданина, которому показалось, что ты ему чрезмерно широко улыбаешься.

 - Как тебя зовут? — спросил он, шагая следом за девчонкой, на шаг позади, держа улицу под наблюдением.

 Пока они не выбрались на людные места, можно быть относительно спокойным. Но четырнадцатая улица, где жила девчонка, была довольно оживленной. И гуимов там было полным–полно, потому что на четырнадцатой стояли два магазина, в которых можно было купить снук. Кит не знал хозяина этих магазинов, но слышал, что в отличие от многих других подобных заведений, эти магазины принадлежат кому–то местному, из района. Обычно более–менее серьезные торговые точки держали обитатели Центра, получая хорошую прибыль с торговли наркотой и оставаясь в безопасности.

 Эти два магазина уже не раз грабили ломающиеся снукеры — «крючки», как их называют за скрюченную в период ломки спину; эти магазины громили анти–снукеры во время акций протеста, но хозяин упорно продолжал их содержать. Разумеется, торговля снуком — самый выгодный бизнес, хотя и самый опасный.

 - Как тебя зовут? — повторил он.

 То ли девчонка, шагающая впереди, не слышала, то ли никак не могла придумать себе имя.

 - Джессика, — бросила она, не оборачиваясь.

 - Ну и ладно, — бормотнул он себе под нос, не сводя глаз с ее обтянутой джинсами аккуратной попки, которую не портила даже грязь, подхваченная возле мусорных баков. Как ни старалась девчонка отчистить ее, а небольшие разводы все равно остались.

 - А я — Кит, — сказал он, но она не ответила, даже не кивнула.

 Подумаешь, какая цаца!

 - Кой черт занес тебя в трущобы? — спросил он нарочито грубо.

 - Искала одну девчонку, — ответила она коротко.

 - Нашла?

 - Нет.

 - Нам лучше повернуть сейчас на двадцать седьмую, — сказал он через минуту. — Там почти не бывает людей.

 То, как она остановилась в нерешительности, посмотрела направо и налево, не зная в какую сторону нужно повернуть, еще раз кольнуло его сомнением: девочка не из трущоб. Она, похоже все–таки, вообще не из районов. Человек, живущий в восьмом районе, не мог не знать двадцать седьмую. Еще пяток лет назад это была едва ли не главная торговая улица «восьмерки», с двумя супермаркетами, множеством магазинов, магазинчиков и забегаловок. Вот такие, как Джессика, тёлки приходили сюда на выпас, чтобы поблуждать по модным лавкам или посидеть в кафешке. И конечно, по мере роста числа гуимпленов, эти уроды тоже потянулись сюда вслед за нормальными людьми. В свою очередь те, когда участилось количество нападений, стали все реже заглядывать на двадцать седьмую. Отток покупателей вызвал сначала финансовую смерть мелких лавчонок и забегаловок, а потом и более–менее крупные магазины стали закрываться. В конце концов, за каких–нибудь пару лет, двадцать седьмая превратилась в одну из самых страшных улиц восьмого района, где нормальные старались не появляться без крайней необходимости. А теперь, спустя еще год–два, она была одной из самых тихих и безлюдных, потому что большинство домов были либо брошены, либо владельцы их «обращены». А снукерам на пустынной двадцать седьмой тоже особо делать было нечего, потому что гуимы тянутся к людям.

 - Чем ты занимаешься по жизни, Джесс? — спросил Кит.

 - Живу.

 - Ну и как?

 - Получается.

 Коза драная! Птичка ожила, отошла от недавнего стресса и теперь звездит, чувствуя, наверное, своим женским чутьем, как переворачивается все внутри Кита, когда он смотрит на ее стройные ножки, тугую попку и ладно выделанную фигурку.

 - Нам направо, если что, — бросил он, поворачивая, но не обгоняя, давая ей пройти вперед.

 - Давно ты живешь на четырнадцатой? — сделал он еще одну попытку.

 - Нет. А что?

 - Да смотрю, ты совсем не знаешь района.

 - Я не болтаюсь по улицам целыми днями, как некоторые.

 - Кажется, я тебе не нравлюсь, — не выдержал Кит. — Мне уйти?

 - Нет! — она тут же остановилась, вцепилась в его руку. — Нет, пожалуйста!

 То–то же! Тогда будь повежливее, киса, если не хочешь остаться посреди двадцать седьмой одна.

 Но нет. Он бы не бросил ее. Стопудово, он бы ее не бросил. Оставить такую красоту на растерзание ублюдкам гуимам!..

 У Кита никого не было после Дарлинг. Нет, справить нужду в районах проблем не составляло — всегда можно было найти девочку, которая за пару сотен баксов сделает все необходимое. На крайний случай можно было подобрать гуимпленку–крючка. Ломающаяся снукерша за дозу отдаст тебе все свое естество. Но с гуимками вообще никакого удовольствия, потому что секс для них абсолютно индифферентная штука, с таким же успехом можно накачать куклу. Кукла еще и безопасней, потому что не ждешь каждую секунду, что она попытается ширнуть тебя в яйца использованным шприцем, на стенках которого поблескивают желтоватые кристаллы снука, смешанные с кровью.

 Секс не проблема. А вот, что называется, «отношений» у него после Дарлинг не было. У него вообще никого не было, кроме мамы. Впрочем, так жило подавляющее большинство людей, не он один, — без друзей, без любимых, подальше от всех. Потому что никогда нельзя быть уверенным, что твоя вчера еще любящая и верная жена не встанет ночью и, улыбаясь улыбкой клоуна–идиота, не сунет тебе в бедро иглу. Да и терять тех, к кому успел привыкнуть, — тяжело. Лучше и не привыкать.

 Джессика стала первой девчонкой после Дарлинг, на которую он смотрел сейчас с определенным любопытством, понимая, что был бы непрочь замутить с ней что–нибудь продолжительное…

 Двадцать седьмую они прошли молча и по–возможности быстро. Мрачная тишина этой пустынной улицы не располагала к общению. Тем более, нужно было быть постоянно сосредоточенным и смотреть себе под ноги, чтобы не вляпаться в какое–нибудь дерьмо, не поскользнуться или не провалиться в открытый колодец, которых здесь было полно.

 Выйдя с двадцать седьмой, повернули направо, где неподалеку уже маячило здание бывшего кинотеатра, с которого начиналась северная сторона четырнадцатой.

 Кит не зря повел ее через двадцать седьмую. Может быть, путь выходил чуть длиннее, но зато они миновали небольшой парк, лежащий восточнее. В этом парке сгинул уже не один человек — не из–за снукеров, нет. Просто этот парк облюбовали разнопородные бродячие собаки, давно одичавшие и вечно голодные. Оказаться в их обществе без огнестрела значило сыграть со смертью в поддавки. Что интересно, псы издалека чувствовали гуимов и нападали на них редко и только для порядка, но никогда их не жрали…

 Повернув за угол кинотеатра, Джессика тут же подалась назад, норовя укрыться за спину Кита. Он подтолкнул ее рукой назад, за себя, прижал к стене, сам осторожно выглянул из–за угла.

 У входа стояли четверо. Юнцы, лет по семнадцать–восемнадцать, коротко стриженые, в свободной балахонистой одежде, в натянутых на головы капюшонах. Не гуимы, явно. Похожи на бойцов.

 Гуимплены хоть давно уже и стали доминирующей массой в районах, однако в некоторых кварталах, там где полиция вообще никогда не появляется, снукерам тоже доставалось. Люди, особенно молодежь, объединялись в группировки. Было их два типа: те, что постарше, посознательней, вступали в отряды анти–снукеров. Эти были более–менее порядочны, хоть как–то пытались поддержать порядок и безопасность в своем квартале, всегда могли сопроводить до дому, если попросишь, или метнуться на улицу, где люди видели агрессивных гуимов. Вечером или по ночам от них, все–таки, тоже лучше было держаться подальше.

 С молодежью было много хуже. Эти объединялись в самые разные бойцовские группировки и по разным мотивам. От скуки, в надежде заработать грабежом и разбоем, просто от ненависти ко всему этому мрачному миру. Они тоже охотились на гуимов, но всегда жестоко, и неизменно убивая. Не из идеологических соображений, а просто в надежде найти у них снук, который можно было загнать потом тем же гуимпленам или фарцовщикам. Не менее охотно эти группировки охотились и на людей. Причем были, кажется, более жестоки в своей охоте, чем парковые псы, а забивали несчастных жертв, кажется, с еще большей ненавистью, чем гуимпленов…

 Стояла шпана метрах в тридцати, так что расстояние и капюшоны на головах не позволили им услышать цоканья каблуков Джессики по разбитому асфальту. К счастью.

 Это от гуимов можно убежать, если видишь, что не справишься. А от этих псов не убежишь — спортивные, подкачанные, упорные в своей холодной жестокости. Эти если решат, что ты их добыча, то уже не отпустят до последнего.

 Пройти мимо них незамеченными было невозможно. А возвращаться и делать круг через семьдесят третью (а уж тем более — через парк) тоже было плохим вариантом. К шести часам на семьдесят третью повыползают гуимы, а все не–обращенные попрячутся по своим норам, потому что семьдесят третья — это владения снукеров, там их пруд пруди, туда не суются ни полиция, ни группировки.