Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

— Моя женитьба отвлекла меня от моего намерения. У меня нет времени, Холли! Когда-нибудь вы узнаете все. Но для этого, я хорошо понимал, мне необходимо было знать восточные языки, особенно арабский. Я приехал в Кембридж, чтобы облегчить себе изучение языков. Но болезнь моя развивалась, — и теперь пришел конец!

Он снова сильно закашлял.

Я дал ему еще виски, и он продолжал:

— Я никогда не видел своего сына Лео, но мне говорили, что он — красивый и милый ребенок. В этом пакете, — он вытащил из кармана пакет, адресованный мне, — я наметил курс обучения, необходимого мальчику. Это несколько необычно. Во всяком случае, я не могу доверить ребенка незнакомому человеку. Так возьметесь ли вы за это?

— Сначала я должен знать, за что браться! — отвечал я.

— Вы должны взять к себе Лео и жить с ним, пока он не достигнет 25 лет, но отнюдь не отсылать его в школу, запомните это! Когда ему исполнится 25 лет, ваша роль телохранителя будет окончена, вы откроете этими ключами (он положил ключи на стол) железный ящик, покажете ему и дадите прочесть то, что найдете в нем, независимо от того, захочет он или нет исполнить написанное. Это не обязательно для него.

Мой настоящий доход — 2200 фунтов в год. Половину этого дохода я завещаю вам, если вы возьмете к себе мальчика. Остальное пусть лежит, пока Лео не исполнится 25 лет, чтобы можно было вручить ему достаточную сумму для выполнения проекта, о котором я упоминал…

Я стал было отказываться, но приятель был неумолим. Мне пришлось согласиться.

Винцей нежно обнял меня, сказал, что видит меня в последний раз, — так он был уверен в близкой смерти, — и стремительно вышел.

Я долго сидел и протирал глаза, будто видел все это во сне, мне казалось, что Винцей был пьян… Положим, я знал, что он серьезно болен, но мне казалось невероятным, что можно быть уверенным в своей близкой смерти. Человек ждет смерти, но находит в себе силы идти ночью ко мне и тащить железный сундук! Я долго думал… но, наконец, бросил все и лег спать, убрав ключи и принесенное Винцеем письмо и спрятав железный сундук. Я уснул. Но не прошло и нескольких минут, как я проснулся. Кто-то назвал меня по имени. Я сел и протер глаза. Было всего около 8 часов утра.

— Что случилось, Джек? — спросил я слугу. — У тебя такое лицо, словно ты видел привидение!

— Да, сэр, я видел, — ответил слуга Винцея, — я видел покойника, а это еще хуже! Я пошел будить мистера Винцея, как всегда, а он лежит мертвый и холодный.

Глава II

Годы идут

Как и следовало ожидать, внезапная смерть Винцея произвела страшное волнение в колледже. Но так как все знали, что он был болен, а доктор сейчас же дал нужное заключение, то следствия не было. Меня никто ни о чем не спрашивал, а я не чувствовал ни малейшего желания сообщить кому-нибудь о ночном визите Винцея.

В день похорон из Лондона явился нотариус, проводил до могилы бренные останки моего друга, забрал все его бумаги и уехал. Железный сундук остался у меня. Больше недели я не имел никаких известий. Мое внимание было поглощено другим, и я усиленно занимался. Наконец экзамены были кончены, я вернулся в свою комнату и упал в кресло со счастливым сознанием, что все окончилось благополучно. Скоро мои мысли обратились к смерти бедного Винцея. Я снова спрашивал себя, что все это значит, удивляясь, что не получаю никаких известий.

Вдруг в дверь постучали, и мне подали письмо в толстом голубом конверте. Инстинкт подсказал мне, что это письмо от нотариуса. Оно извещало о следующем:

«Сэр! Наш клиент, покойный мистер Винцей, эсквайр, умерший недавно в Кембриджском колледже, оставил завещание, копию которого посылаем вам. Согласно этому завещанию, вы получите половину состояния покойного мистера Винцея в силу того, что вы согласны принять к себе его единственного сына Лео Винцея, ребенка пяти лет от роду. Если бы мы не обязались повиноваться точным и ясным инструкциям мистера Винцея, выраженным им устно и письменно, если бы мы не были уверены, что он действовал в здравом уме и твердой памяти, то должны были бы сообщить вам, что его распоряжения кажутся нам необычайными и внушают желание обратить на это внимание суда, чтобы удостоверить правоспособность завещателя при назначении блюстителя интересов его ребенка. Но так как нам известно, что мистер Винцей был джентльменом высокого и проницательного ума и не имел родных, кому бы мог доверить своего ребенка, то мы не считаем себя вправе поступить так.

Ожидаем ваших инструкций, которые вам угодно будет прислать нам относительно ребенка и уплаты причитающегося вам дивиденда.

Готовые к услугам

Жоффрей и Джордан».

Я отложил письмо и пробежал глазами завещание, составленное в строгом соответствии с законом. Оно подтверждало все то, что говорил мне Винцей в ночь своей смерти. Все это правда, и я должен взять мальчика к себе!

Вдруг я вспомнил о письме, которое Винцей оставил мне вместе с сундуком, и прочел его. Оно содержало в себе указания относительно образования Лео, причем от него требовалось знание греческого и арабскою языков, высшей математики. В постскриптуме Винцей добавил, что если ребенок умрет раньше 25 лет — что едва ли, по его мнению, могло случиться, — тогда я должен был открыть сундук и выполнить то, что предписано, или уничтожить все бумаги, но ни в коем случае не передавать его в чужие руки.

Письмо не открыло мне ничего нового, и я сейчас же решился написать гг. Жоффрею и Джордану, выразить им мое желание исполнить волю моего умершего друга — принять на себя воспитание Лео. Отослав письмо, я отправился в дирекцию колледжа, в кратких словах рассказал всю историю и с трудом добился разрешения для мальчика жить со мной, но с условием, чтобы я нанял себе помещение на стороне. После усердных поисков я нашел отличные комнаты близ колледжа. Затем нужно было найти няньку. Мне не хотелось нанимать женщину, которая отняла бы у меня любовь ребенка, да и мальчик мог обходиться теперь без женских услуг, так что я решил подыскать слугу. Мне посчастливилось найти славного круглолицего молодого человека, который был когда-то охотником, числился семнадцатым членом своей семьи и очень любил детей. Он охотно согласился прислуживать Лео. Потом я отвез железный сундук в город, отдал его на хранение моему банкиру, купил несколько книг об уходе за детьми и прочитал их сначала сам, а потом вслух Джону — так звали моего нового слугу.

Наконец, мальчик приехал в сопровождении молодой женщины. Расставаясь с ним, она горько плакала. Лео был очень красив. Я никогда не видел такой совершенной красоты у ребенка! Глаза его были большими, глубокими и серыми, голова имела прекрасную форму и лицо было похоже на камею. Но изумительнее всего были его волосы настоящего золотистого цвета, красиво вьющиеся вокруг головы. Он немножко покричал, когда его няня ушла, оставив его у нас. Никогда не забуду я этой сцены! Лео стоит у окна, луч солнца играет на его золотых кудрях, один кулачок он прижал к глазу, а сквозь другой внимательно рассматривает нас. Я сидел в кресле и протягивал ему руку, чтобы привлечь его к себе, тогда как Джон в углу комнаты кудахтал, будто курица, и заставлял бегать взад и вперед деревянную лошадку, что, по его мнению, должно было привлечь внимание мальчика и завоевать его доверие.