Мой папа — антибиотик - Сергей Лукьяненко

— Ты забрал браслет у мятежника?

Папа кивнул.

— А как его надеть?

— Обыкновенно. Всовывай руку, и браслет растянется. Это металл с односторонней податливостью, как и мой комбинезон.

Я уже приготовился надеть браслет, когда до меня дошло:

— Папа… а как его снимать? Ведь в обратную сторону он не растянется!

— Конечно. Придется его разрезать. Возьмешь резак, просунешь его под браслет, включишь. Потом с другой стороны. И получается у тебя две половинки и запах гари в воздухе.

Папа замолчал, и я почувствовал, почти физически почувствовал его напряжение. Если папа делал какую-нибудь ошибку, то я замечал это сразу. Мы очень хорошо понимаем друг друга.

— Ладно, я побежал… — Он сделал неопределенный жест.

— На озеро?

Папа кивнул, и я остался один. С тяжелым браслетом в руках. Я смотрел на него, никак не решаясь просунуть руку в тугое металлическое кольцо. Разгадка была в браслете…

Как снять его с руку мятежника не разрезая? Не портя оригинальный подарок?

Очень просто. Достаточно лишь…

Я замотал головой. Нет.

Нет!

Такого быть не могло. Все гораздо проще. Прямое попадание. Плазменный заряд разрывает на части. И на почерневшей от жары земле остается его опознавательный знак.

Торопливо, боясь передумать, я надел браслет. Он оказался неожиданно теплым — словно хранящим до сих пор пламя того выстрела. И не слишком уж тяжелым. Походить с ним два-три дня несложно.

Мы живем в пригороде Иркутска. До города километров сто, так что по ночам видны светящиеся иглы жилых башен на горизонте. Чего я никогда в жизни не хотел — так это жить в таких домах. Километр бетона, стекла и металла, бесцельно тянущийся вверх. Как будто на земле мало места…

Не один я так думаю. Иначе не окружили бы каждый такой мегаполис двухсоткилометровые пригородные пояса.

Уютные коттеджи и многоэтажные виллы, перемешанные с лоскутками лесов и редкими зеркальцами озер.

Я шел по тропинке, ведущей к Мишкиному дому. Тропинка была удобной, даже слишком удобной. Двое мальчишек, пусть даже и бегающих друг к другу по десять раз на день, такую не протопчут.

Тропинку проложили роботы, следуя тому образу идеальной «лесной дорожки», что содержится в их кристаллической памяти. И она получилась что надо.

За каждым поворотом дорожки, за каждым ее непредсказуемым изгибом открывалось что-то абсолютно неожиданное. То среди древнего соснового бора оказывалось живописное болотце, опоясанное ивами и ракитой. То за огромным дубом пряталась маленькая полянка, покрытая сочной зеленой травой. Быстрый каменистый ручеек пересекал тропинку — а над ними плавной дугой выгибался крошечный деревянный мостик.

По этой тропинке можно было ходить бесконечно — она не наскучит. Пятнадцатиминутный путь сжимался в одно мгновение.

Мишкин дом более всего походит на средневековую крепость. Квадратное здание из серого камня с невысокими башенками по углам. Наверное, его придумали Мишкины родители — они археологи и очень любят всякие древности.

Мишка ждал меня на пороге. Я не звонил ему, не договаривался прийти заранее. Но ничего странного в Мишкином ожидании не было.

Дело в том, что он — нюхач.

Можно, конечно, найти словечко покрасивее, но суть от этого не изменится. Мишка чувствует запахи на порядок лучше любой собаки, не говоря уже о человеке.

Его родители прошли курс спецлечения, чтобы Мишка родился таким, какой он есть. Но он сам, по-моему, не очень ценит это. Однажды Мишка сказал мне, что чувствовать одновременно сотни запахов — это очень неприятно. Похоже на какофонию из множества одновременно сыгранных мелодий… Не знаю. Мне лично хотелось бы стать нюхачом и догадываться о приближении друзей за добрую сотню метров, ощущая в воздухе их запах.

Мишка махнул мне рукой.

— Приехал твой папа! — утверждающе спросил он.

Я кивнул. Иногда, когда у Мишки хорошее настроение, он любит похвастаться своими способностями.

— Да. Сильно чувствуется?

— Конечно. Гарь, танковое горючее и взрывчатка. Очень сильные запахи… — Мишка мгновение поколебался. И добавил: — А еще пот. Запах усталости.

Я развел руками. Все верно, мистер Шерлок Холмс.

— Пошли купаться?

— На озеро?

— Нет, далеко… К Тольке в бассейн.

У нашего приятеля, семилетнего Толика Ярцева, самый большой в окрестностях бассейн. Пятьдесят на двадцать метров — не шутка.

— Пойдем.

И тут Мишка увидел на моей руке браслет.

— А это что, Алька?

— Подарок папкин.

— Что это, Алька?

Мишка повторил вопрос, словно и не слышал моих слов.

— Подарок. Опознавательный знак мятежников на планете Туан.

— Твой папа вернулся оттуда?

Мишка смотрел на браслет с непонятным испугом. Я никогда не видел его таким.

— Ты что?

— Он мне не нравится.

Неожиданная мысль пронзила меня.

— Мишка, что ты можешь сказать про эту штуку? Внюхайся! Ты же можешь!

Он кивнул с легкой заминкой, словно пытался и не мог найти повод для отказа.

— Дезраствор, — сказал он через минуту. — Очень тщательная обработка. Ничего не осталось… И немножко озона.

— Правильно, — подтвердил я. — Мятежника, который таскал браслет, сожгли плазмометом.

— Выбрось эту гадость, Алик, — тихо попросил Мишка. — Она мне не нравится.

— Вот еще… Папа привез мне браслет из десанта…

Мишка отвернулся. Глухо сказал:

— Не пойду я никуда, Алька. До завтра.

Тоже мне умник. Я презрительно посмотрел ему вслед. Мишка завидует мне, вот и все. Еще бы… мой папа — антибиотик.

Купаться к Толику я пошел один. Там мое самолюбие несколько успокоилось. Мальчишка выслушал меня затаив дыхание, а через полчаса уже носился в компании таких же малышей, играя в десантников. Когда я выбрался из бассейна и лениво обтирался тонким розовым полотенцем, из-за дома — модернового нагромождения огромных пластиковых шаров — доносилось: «Ты убит, снимай браслет!»

Я невольно усмехнулся. Дня на два-три новая игра, с ее громкими выкриками и оглушительными хлопками «бластеров», лишит покоя всех соседей. И это натворил я… Может быть, сказать Толику, что десантники воюют тихо и скрытно, как индейцы?

Когда я пришел домой, компьютер видеофона продолжал повторять вызов. Связи с планетой Туан по-прежнему не было.

Папу я нашел в библиотеке. Он сидел в своем любимом глубоком кресле, неторопливо перелистывая страницы книги с глубокомысленным названием «Нет мира среди звезд». На обложке был изображен вертолет, разваливающийся на куски без всякой видимой причины. Я слегка склонил голову — картинка дрогнула и изменилась, переходя в другую фазу изображения. Теперь звездолет стал целым, а в бок его, куда-то между главным реактором и жилыми отсеками, бил темно-голубой луч. Папа продолжал читать, делая вид, что не замечает меня. Я повернулся и тихо вышел из библиотеки. Если папа принимался за старые космические боевики, это было верным свидетельством плохого настроения. Наверное, даже антибиотику бывает грустно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});