Пристанище - Андрей Акимов

Кристофер осторожно протиснулся по неширокому проходу сквозь нагромождения вещей и добрался до следующей двери. За ней было просторное помещение, затронутое людской заботой. В комнате по левую сторону от вошедшего Криса было три больших окна с растворенными снаружи дома ставнями. Помещение было очень светлым еще и за счет бледно голубой окраски стен. Вдоль стены напротив окон стоял ветхий диван и кресло одинакового выцветшего зеленоватого цвета. На полу посередине комнаты лежали неровно относительно друг друга две ковровые дорожки, оставляющие вдоль стены с окнами и под диваном с креслом голые неокрашенные полы. У стены, расположенной напротив двери, из которой вышел парень, находился самодельный деревянный комод с полукруглым зеркалом, на котором стояла масляная лампа, маленький ковш, пустой бокал и маленькие часы, которые не тикали. При виде такого комода Крису сразу подумалось, что дом принадлежит женщине. Дверь в следующую комнату была за креслом, почти в углу напротив последнего окна. Кристофера почему-то не одолевало волнение, и не терзали недобрые опасения. Ему казалось разумной мысль о том, что, если бы хозяева дома хотели причинить ему вред, сделали бы это давным-давно, пока он был без сознания, и уж никак не стали бы перевязывать его рану.

Этим жалостливым хозяином, вопреки догадкам Кристофера, оказался пожилой мужчина, стоящий у почерневшей жаровни в следующем небольшом помещении, которое служило, и кухней, и прихожей одновременно. Чугунная жаровня стояла на небольшой каменной печке. Дым уходил в распахнутую дверь и в специально сооруженную вытяжку пирамидальной формы, которая углублялась в потолок и выходила неширокой металлической трубой на крышу рядом с каменной трубой глиняной печи. При всем этом концентрированный плотный запах, и вязкая дымчатая пелена стояли во всем доме. Старик повернулся к вышедшему из зала парню и спокойно продолжил вытирать со стола, стоящего у маленького оконца, выходящего во двор. Редкие седые волосы росли по бокам головы пожилого человека, оставляя пустовать макушку. Заросшее неровной, но не длинной белой бородой лицо, как показалось Крису, обладало чертами, которые выдавали его добродушие, скрываемое под маской напускной суровости.

– Как себя чувствуешь? – буднично спросил старик, продолжая оттирать от стола налипшие рыбьи чешуйки.

– Вроде, нормально, – растерянно ответил Крис. – Кто Вы, добрый человек?

Старик глянул на него исподлобья; видимо к нему давно не обращались подобным образом.

– Мое имя – Ларри Хилсон. Я всю жизнь занимаюсь рыбной ловлей здесь, в Пристанище.

– В Пристанище? – переспросил Крис.

– Так называется наш поселок, – пояснил Ларри и зашелся сильным хриплым кашлем. Прокашлявшись, он спросил: – Как твое имя, сынок?

– Кристофер Мол, – ответил парень, приняв ровную стойку неожиданно для самого себя. Привитая армией привычка проскользнула сама собой.

Старик прошел к входной двери и выкинул собранную со стола чешую во двор. Затем Хилсон взял ковш, зачерпнул воды из бочки у двери и затушил огонь под жаровней.

– Сейчас будем обедать, – сообщил он, надевая черные от сажи рукавицы.

– А почему Вы делаете это дома, а не во дворе? – поинтересовался Кристофер.

Старик покосился на него, как на умалишенного.

– На улице уже не так жарко, скоро холода. Мало того, сегодня за то, что мы с тобой будем сейчас делать, можно навлечь проклятия и презрение местных жителей.

– Это почему? – не понял Кристофер.

– Сегодня же День Танцующей Рыбы! Ты что, не знал? – удивленно спросил Хилсон.

– Откровенно говоря, нет. Ничего подобного не слышал.

– День Танцующей Рыбы – это канун Межсезонья. Этот маленький праздник – предвестник большого события. Через неделю все будут праздновать День Межсезонья. Об этом ты тоже не знаешь? – возясь с жаровней, осведомился старик.

– Про праздник Межсезонья что-то слышал. Но там, откуда я родом, его не празднуют, – ответил Крис, садясь на табуретку у стола.

– В этот день вся рыба в реке поднимается к поверхности и начинает выпрыгивать из воды, плясать, как все это называют. Сегодня нельзя ее ни ловить, ни есть.

Вместе с последним звуком пояснений старика Ларри перед парнем на стол шумно опустилась тарелка с двумя большими хорошо прожаренными окунями. Хилсон сел за другой край стола с точно такой же тарелкой и рыбой на ней. Из стакана с беспорядочно торчащими столовыми приборами Ларри извлек кривую вилку и жестом указал Кристоферу последовать его примеру. Крис так же взял себе вилку, ему попалась ровная, и принялся поглощать аппетитную рыбу. Хилсон вдруг подскочил из-за стола и метнулся к ветхому шкафчику возле бочки с водой. Из него он достал тряпичный сверток и вернулся за стол. Ларри развернул ткань, под которой была краюшка ржаного хлеба, который был еще мягким. Старик разломил ее пополам и подвинул один из кусков парню. Какое-то время над поглощенными процессом трапезы людьми висела молчаливая пауза, тишину которой нарушало лишь чавканье и звуки скрежета металла о посуду. Первым насытился старик. Он молча встал, достал из шкафа два разных по форме стакана и наполнил оба водой из бочки. Один Хилсон поставил рядом с Крисом, а второй мгновенно осушил залпом и зачерпнул еще.

– Значит там, где ты родился, говоришь, не празднуют День Межсезонья? Откуда же ты родом? – задал Ларри вопрос.

– Я – карбиец, родился и жил в городе Сартоге, – ответил парень, сбивая водой сухость во рту от хлеба и рыбы.

– Южанин, стало быть. Ну, ну, – старик вновь залпом выпил воду из стакана и убрал его обратно в шкаф. – Как же сюда занесло?

Кристофер перестал жевать и настороженно посмотрел на Хилсона:

– Послушайте, Ларри. Вы ведь понимаете, что я был ранен в бою и… – Крис умолк на секунду, подбирая деликатное слово.

– Сбежал, – закончил за него старик. – Понимаю. На войне любой может струсить. Я даже считаю, что это не настолько зазорно, насколько вы там у себя привыкли об этом судить.

– Только вот карбийские военачальники считают иначе, – мрачно проговорил Крис. – Для них я теперь – дезертир. Когда подсчитают потери или найдут мое ружье, меня хватятся. А если найдут – расстреляют, осудив на месте.

– Ну, здесь-то не расстреляют, мораторий на военные действия в населенных пунктах еще никто не отменял, но за Пристанище как выведут, точно прибьют.

– Очень обнадеживающе звучит, – попытался иронизировать Крис. Больше кусок не лез в горло. Парень допил воду и спросил:

– Как мне благодарить Вас за мое спасение?

Старик небрежно отмахнулся и, прихрамывая, вышел через дверь на улицу. У Кристофера на душе остался осадок какой-то незавершенности и полной неопределенности. Он последовал за Хилсоном. Обнесенный высоким забором дворик не был большим. По его периметру лежали слипшиеся пожелтевшие листья, сорванные с одинокой лысеющей яблони. У калитки был собран небольшой сноп мелких сучьев и веток, которые старик, видимо, собирался вынести и выбросить. Вдоль забора из вертикально стоящих досок сбитых беспорядочно расположенными брусками, растянутые на кривых толстых палках, сушились несколько рыболовных сетей.

Почти возле самого дома торчало деревянное строение в человеческий рост. Неширокое, оно делилось на две кабины: одна служила туалетом, а вторая – складом рыболовного и садового инвентаря. Рядом с постройкой под длинным козырьком, приделанным к забору и опертым на столбики, лежали остатки нарубленных дров, а рядом цельные толстые поленья. Наискосок через двор была протянута веревка, на которой крючками было подвешено несколько десятков сушащихся рыб. Ларри зашел в уборную, затем вышел и принялся набивать табаком курительную трубку. Когда он раскурил ее, лицо его заметно подобрело, и напускная суровость исчезла окончательно. Перед Крисом стоял добродушный седой дедушка, который, прищурившись, посмотрел на небо и сказал:

– А погодка-то сегодня хороша!

Погода и впрямь была совершенно противоположной предыдущему дню. На голубом необъятном небе, сливаясь друг с другом, еле заметно парили белые перистые облака. Солнце не просто светило, как это было на протяжении всей недели, а действительно грело. Но совсем не грели Криса мысли о сложившейся ситуации. Он находился в замешательстве.

– Почему Вы мне помогли? – нервно спросил он старика.

– Что еще за «Вы»? Мы что, в королевском дворце? Давай будем проще, – затягиваясь едким дымом, сказал Ларри.