Мечты о морозе (ЛП) - Сент-Клэр Келли

Я даю им по ложке от того куска, который сейчас ближе всего к пирогу Гласиума.

— Почему мы не падаем, когда пирог вращается? — спрашивает Оберон.

Я сдерживаю смешок.

— Требуется много времени, целых шесть месяцев, чтобы переместиться с одного номера на другой, и три года, чтобы наш мир полностью переместился по кругу, — я делаю полный круг пирогом. — Это очень медленно, чтобы упасть.

Очаве вернулся к наблюдению за стражниками, потеряв интерес к обучению.

— А что на счёт этих кусочков, — спрашивает Оберон.

— Это пятая, — отвечаю я, указывая на кусок. — Всего несколько человек остаются там, они тушат пожары и восстанавливают дома. Там тяжело жить после ущерба, нанесенного четвёртой ротацией. В основном мы оставляем всё как есть, чтобы растения могли восстановиться. Последняя ротация — шестая, и здесь мы выращиваем нашу еду, так как каждая ротация проходит через неё, чтобы все были накормлены.

Оберон кивает, держа ручку на своём подбородке. Я отворачиваюсь от вида того, что он так серьёзно обдумывает информацию.

— Мы не перемещаемся в четвёртую, пятую или шестую, — уточняет он.

Я киваю, весьма гордясь его умом.

— Да, в первой, второй и третьей безопаснее.

На протяжении получаса мы наблюдаем, как стражники оттачивают свои защитные манёвры. Вскоре один из близнецов устаёт психически, а другой — физически. Я возвращаю их в детскую, уже составляя список ошибок, которые я увидела во время сегодняшнего спарринга стражников на мечах. Я обсужу их с Оландоном, он всегда был рад моему мнению.

ГЛАВА 02

Я должна предупредить Кедрика, что он ведёт себя крайне очевидно. Он слишком часто смотрит на меня во время полуденной трапезы. Каждый, кто проявит бдительность, увидит это, а я знаю, что двор уделяет особое внимание среднему кругу. О чём ещё они будут говорить весь день?

— Мы не встречаемся сегодня днём, Татум Аванна, — говорит Кедрик моей матери. Громко.

Я почти смеюсь от его грубого способа сказать мне, что он свободен сегодня днём. Я достаточно близко, чтобы увидеть, как поднимаются брови моей матери, до того, как она сглаживает своё выражение лица. Меня всегда напрягает, когда она с ним разговаривает.

— Как обсуждали ранее, Принц Кедрик, — говорит она. Её голос мог бы заморозить четвёртую ротацию.

Из-за ближайшего к нашему кругу стола раздаётся несколько смешков. Я скриплю зубами. Она уже много раз оскорбляла его. А он никогда не замечает её пренебрежения, что очень забавляет придворных. Хотела бы я быть достаточно смелой, чтобы рискнуть её гневом и защитить его.

Двор разрывается от шепота, и у меня нет сомнений о предмете сплетен. Они напоминают мне ящериц Теллио, которые питаются упавшими ветками Каура. Яд в их пасти — единственное известное вещество, способное разрушить непробиваемую древесину. Окружающие меня бестолковые, глупые люди больше заботятся о сплетнях и своих волосах, чем друг о друге. Они отравляют.

Мы встречаемся снаружи дворцовых стен, и я решаю взять его с собой на старое озеро. Сегодня днём меня ожидают в приюте, но матрона отлично справится без меня. Кедрик убегает от Малира и Рона, крупных делегатов, которые обычно везде следуют за ним, и мне нужно убедиться, что за мной не следят. Он будет в моём распоряжении весь день.

Когда мы обходим деревню и оставляем её позади, я всё больше осознаю, как близко он находится. Тонкие волоски на моих руках поднимаются каждый раз, когда он касается рукой моей мантии. Это происходит так часто, что я задумываюсь, не делает ли он это намеренно.

Он коротает время, рассказывая мне истории о своей семье. Я уже знаю, что у него есть младший брат, Ашон, и, конечно, его старший брат — Король Гласиума. Он смешит меня, рассказывая о выходках Ашона. Кедрику очень нравится его старший брат, хотя истории, которые он рассказывает, заставляют меня задуматься, почему. Он создаёт впечатление безжалостного и несгибаемого мужчины.

Кедрик берёт меня за руку. Я поднимаю глаза, слышу его смех и понимаю, что он задал мне вопрос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Извини, — бормочу я, отдёргивая руку.

— Где ты только что была? — спрашивает он.

Это одна из его черт, к которой я никак не могу привыкнуть. Я не люблю делиться своими мыслями.

— Сколько лет твоему брату? — спрашиваю я.

— Моему брату двадцать два, почти двадцать три, — отвечает Кедрик, срывая кончик пожелтевшей травы.

Похоже, уже наступает пора собирать урожай для жилищ.

— Для твоих семнадцати лет он, наверное, кажется старым.

— Это не так, — огрызаюсь я.

Он усмехается, и я слишком поздно понимаю, что он дразнил меня. Это другая его черта, к которой я не могу привыкнуть.

Он смеётся и подталкивает моё плечо локтем.

— Знаю, знаю. Тебе почти восемнадцать, — говорит он и резко перестаёт улыбаться. — Хотел бы я быть здесь в твой день рождения, — он выбрасывает травинку. — Он наступит вскоре после того, как я уеду.

Лёгкий ветерок колышет мою вуаль вдоль ключиц, скрытых серой мантией. Я поднимаю руку, чтобы удержать её на месте. Почему он должен быть здесь на мой день рождения? Это такой же день, как и остальные.

— Пройдёт два года, — говорит он, меняя тему и качая головой.

Я понимаю, что он имеет в виду.

— Только если меня выберут для делегации в твой мир, — говорю я.

Наши два мира каждую перемену по очереди отправляют двенадцать делегатов в другой мир. Шанс, что меня выберут, был призрачным, поскольку мне не позволили даже увидеть ротацию деревень и я не получила никаких обязанностей.

— Я беспокоюсь, что ты выйдешь замуж, пока меня не будет.

Я разразилась смехом, вспомнив толстого лысеющего мужчину, который на днях испачкал свои щеки ягодным соком, отвешивая мне слишком много комплиментов на одной из трагических пьес матери. Если бы он мог жениться на моём статусе без моего участия, он бы это сделал.

— Маловероятно, — говорю я, но в глубине души, я думаю, что его беспокойство обосновано.

На каком-то этапе нам обоим придётся сочетаться браком с представителями своих рас.

— Где именно это Старое Озеро? Оно либо очень маленькое, либо очень далеко, — говорит он.

Мне требуется мгновение, чтобы понять о чём он говорит. Я смеюсь.

— Старое озеро — не настоящее озеро. Оно было им раньше, но… — мои глаза расширяются, когда я понимаю, куда ведёт эта беседа, — хм, его засыпали, — заканчиваю я.

Я в спешке пытаюсь придумать что-нибудь, чтобы сменить тему. К несчастью, Кедрик привык говорить всё, что у него на уме.

— Зачем его нужно было засыпать? Наверняка его сохранили бы на случай пожара. За последние три месяца я видел все чёртовы реки, связанные с озером Авени, — говорит он.

«Вени», — выругалась я, подыскивая ответ, который не стал бы откровенной ложью.

— Так приказала Татум, — я отвечаю кратко и отворачиваю голову.

— В этом нет смысла, — продолжает он, не обращая внимания на мои попытки остановить его. — Вашим предкам потребовалось столько лет, чтобы прорыть каналы между каждой ротацией, чтобы сдержать пожары четвёртой. Зачем вам понадобилось засыпать естественное препятствие?

Я перепроверяю свою вуаль… этот нервный жест у меня с детства. Я могу чувствовать на себе взгляд Кедрика, ожидающего мой ответ. Я поднимаю на него взгляд и затем отвожу в сторону. Тема моей вуали поднималась лишь однажды, на третьей неделе пребывания здесь Кедрика. Я в ужасе убежала от него, когда он спросил об этом, и после этого игнорировала его две недели. С тех пор он не спрашивал и сейчас не спрашивает. Но между нами всё изменилось, барьеры были разрушены. Сейчас я могла бы рассказать ему, если бы захотела. Я могла бы разделить с ним часть бремени, которое несла так долго.

— Оно было заполнено при моём рождении, — говорю я с зажмуренными глазами.

Я открываю их, когда тишина становится невыносимой.

Я поднимаю глаза вверх, от его груди к его лицу. Он ошеломлен, его брови сдвинуты над ясными голубыми глазами. Он и остальные делегаты обычно носят короткие волосы, чтобы справиться с жарой. Но он не стригся с тех пор, как вернулся. Пара длинных светло-каштановых прядей падает на его лоб. Мои глаза пробегают по его красивым чертам. Я получаю удовольствие, видя его лицо каждый день. Вопреки всему, я ему нравлюсь, несмотря на то, что он никогда не видел моего лица. Он заслуживает знать, почему он никогда не сможет этого сделать.