Артистическое кафе - Камило Хосе Села

– С молоком, как всегда?

– Да, и еще принесите булочку.

Росаурита, при удобном случае, украдкой поглядывает на молодого человека из провинции.

– Душенька!

У молодого человека из провинции пересыхает горло.

– Да, да, она недурна… Как бы это набраться решимости? Послушай, Росаурита. Росаурита, обрати на меня внимание. Росаурита, прими своего покорного слугу. Росаурита! Ах!..

Молодой человек из провинции внезапно возвращается к действительности. Успокоившись, он покидает художников и подходит к Росаурите. Будь у него мужество, он бы объяснился. Росаурита хороша как никогда. Росаурита разговаривает с дамой за соседним столиком, с усатой дамой, у которой такой вид, будто она была несчастна сначала с наглецом мужем, а потом с детьми – бандой неблагодарных мошенников.

– У меня есть сосед, владелец такси из этих новых, у которых немного спущен пол и на дверце надпись: «Вход свободный». Он за небольшую плату латает пояса, он очень уважаемый человек. У меня на поясе уже три заплаты, здесь, здесь и здесь. Не будь тут столько народу, мы пошли бы в туалет, и я бы их вам показала.

Молодой человек из провинции постарался побороть смущение.

– Добрый день, Росаура.

– Привет, моя прелесть!

Росаурита бросила презрительный взгляд на даму с порванным поясом и израненной душой.

– Привет, моя прелесть!

– Добрый день, как поживаете?

Росаурита кивнула, покорная и напыщенная, как индюшка перед влюбленным индюком.

– Как видите, друг мой.

Молодой человек из провинции подумал о своей матери, умершей во цвете лет. Молодой человек из провинции в ответственные минуты всегда думает о своей матери, умершей от тифа в расцвете лет.

Теперь позволим себе отступление: мотивы болеро оставляют осадок, то горький, то сладостный, в противоречивом сердце молодых людей из провинции, молодых любителей изящных искусств. Кое кто холит, как редкостный цветок, юношеские прыщи, а другие зато, подобно безмозглым червям, всю ночь из кожи вон лезут, чтобы потом похваляться ученостью перед друзьями. По сути, это одно и то же: у людей не отобьешь ни аппетита, ни охоты давать советы ближнему. Росаурита хранит у себя дома, в ящике комода, пояс полный заплат и воспоминаний.

– Какой чудесный был день в Кольменар Вьехо! Какая коррида!

Росаурита хранит в вате, в коробке испод геморроидальных свечей, белые четки своего первого причастия.

– Какое дивное утро на железных стульях бульвара Реколетос!

Росаурита хранит в мочевом пузыре песчинки, которые время, строптивое, как блудный сын, упорно не желает фильтровать.

– Какой прелестный был день, когда он взял меня за руку и сказал: Росаурита, поцелуй меня в висок!

Росаурита знала, что с ней заговорят.

– Послушайте, Росаура…

– Говори мне «ты».

– Послушай, Росаура..

– Зови меня нежней, скажи «Росаурита».

– Послушай, Росаурита…

– Что?

– Ничего, я забыл, что хотел сказать.

В Артистическом кафе летают с адским шумом сизые голуби.

– Вспомнил. Послушай, Росаурита.

– Что?

– Я хотел бы иметь крылья, как птицы или как херувимы и серафимы.

– Чтобы подняться над землей и летать?

– Нет, чтобы обмахивать тебя как веером…

Молодой человек из провинции сделал над собой невероятное усилие, ужасное усилие.

– Чтобы обмахивать тебя опахалом, как верный раб китаец с раскосыми глазами, подвязанной косой и фарфоровым цветом лица.

Росаурита вздохнула так глубоко, словно делала шведскую гимнастику. Раз, вдох.

– Кальсадо… Два, выдох.

– Зови меня Кандидо.

Раз, вдох.

– Прости.

Два, выдох.

– Прощаю.

Раз, вдох.

– Кандидо.

Два, выдох.

– Что?

Раз, вдох.

– Ты выдающийся человек!

Два, выдох.

– Нет, дорогая.

Росаурита, немного успокоившись, стала дышать нормально и продолжала:

– Да, Кандидо, уверяю тебя, ты гигант!

У Кандидо Кальсадо Бустоса впервые по приезде в Мадрид словно спала с глаз пелена. Но то была лишь краткая вспышка. Что поделаешь!

– Я стою за старинную поэзию, за вечную поэзию. Эти нынешние стихотворения, которые можно читать сверху вниз и снизу вверх, мне ничего не говорят. Иногда, правда, я позволял себе кое какие вольности, но где сонет, добротный сонет?..

– Разумеется, вот и я говорю: где добротный сонет? Сонет создан для любви, правда, Кандидо?

– Правда, Росаурита, это великая истина! Одиннадцатисложник, как говорил дон Марселино Менендеси Пелайо!..

– Вот, вот…

Росаурита, которая была не глупей других, уже заметила, что молодой человек из провинции немного косит.

– Ба, ему это даже идет!

Глаза у молодого человека из провинции не то что косят, они каждый сам по себе, глядят в разные стороны, как рожки улитки.

IV

Сирило один перед столом с ворохом исписанной бумаги, исписанной часто, с двух сторон, думает об этих трех элементах, традиционных, классических, основополагающих.

– Да, дон Серафин прав. Без экспозиции, завязки и развязки нет романа. Достоевский первым делом набрасывал в тетради экспозицию, завязку и развязку. Потом садился писать, и все выходило наилучшим образом. Критики всегда отмечали, что он очень старался. Жена говорила ему: Федор Михайлович, как там у тебя с завязкой? И Достоевский отвечал: хорошо, Мария Дмитриевна, кажется, получается.

За соседним столиком молодой человек из провинции наблюдает за Сирило.

– У этого лед уже тронулся. Будем надеяться, что скоро тронется и у меня.

Сирило, последовательный во всем, не удостаивал его даже взглядом. Как будто его тут и не было.

– Да, несомненно. В морозные московские вечера Достоевский, устремив взор на самовар, боролся с завязкой, пока она не подчинялась ему. Мария Дмитриевна, налей мне еще чашку ароматного чая из нашего старого, дымящего самовара; кажется, эта завязка наконец далась мне в руки. И Мария Дмитриевна, заботливая, как нежная мать, вставала и наливала чай Федору Михайловичу. Пей, Федор Михайлович, подкрепи свой измученный работой организм ароматным чаем из нашего старого, дымящего самовара. Я счастлива, что ты прибрал к рукам эту завязку, больше она от тебя не уйдет. Прикрути ее покрепче, Федор Михайлович, на веки вечные! С этими словами Мария Дмитриевна опускалась на колени перед византийской иконой и долго молилась.

За тем же столиком, что молодой человек из провинции, сидел слюнявый, харкающий господин, который действовал Сирило на нервы.

– Какой негодяй! Если он не перестанет, придется идти в другое место. Так работать невозможно!

На больших листах бумаги Сирило вверху написал четким почерком: «экспозиция, завязка, развязка», каждое слово на отдельном листе.

– Это будет скелет, каркас, так сказать. Когда каркас построен, все пойдет как по маслу, знай себе пиши, пихай туда всякую всячину! Главное – иметь крепкую основу. Это вроде фундамента у здания. Нельзя строить дом с крыши!

От этой фразы про дом и крышу Сирило почувствовал угрызения совести.

– Ладно, общее место, согласен, но все таки это правда и еще какая!

Молодой человек из провинции не спускал с него восторженных глаз.

– Скоро и я буду таким! Погруженным в размышления под пристальным взглядом моих поклонников!

На бумаге у Сирило дело шло довольно хорошо, уже почти созрело. Заглавия он еще не выбрал. У него было пять вариантов: «Невозможная любовь», «Участь двух сердец», «Неопознанная сестра», «За грехи отцов расплачиваются дети», «Голос крови», – но лучше пусть выберет дон Серафин. Что стоит показать, какой ты покорный и прилежный?

Экспозиция, завязка и развязка плыли при попутном ветре. Сирило окончил коммерческое училище и был скрупулезно аккуратен. Сервантес тоже был аккуратен; про него рассказывают знаменитый анекдот… Ладно, бог с ним!

На листке, озаглавленном «экспозиция», было написано:

ОНА.

Имя: Эсмеральда.

Фамилия: дель Валье Флоридо.

Возраст: двадцать лет.

Внешность: высокая, белокурая, изящная, но скромная; глаза голубые, глубокие и мечтательные,

Родители: сирота.

Братья и сестры: одиннадцать, маленьких и склонных к туберкулезу. (По причине лишений.)

Профессия: стенографистка машинистка. (Иногда, но не слишком часто, можно писать «стенмаш».)

Место работы: Национальный институт страхования, отдел охраны кормящих матерей.

Поведение: хорошее; начальники ее уважают и видят в ней образец испанской женщины.

ОН.

Имя: Карлос.

Фамилия: (придумать).

Возраст: двадцать четыре года.

Внешность: высокий, сильный, брюнет, волосы вьющиеся, глаза черные, грустные.

Сирота?: да, тоже.

Братья и сестры: замужняя сестра в Нью Йорке.

Профессия: студент инженерно строительного института.