Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

непогоду к кромке утеса, что недалеко от бухты: непременно снесет. Мрачное место, гиблое.

А еще были праздники – когда на горизонте появлялись далекие паруса. Со временем их становилось все больше. Так, на Святую Елену заглядывали английский капитан Джеймс Кук и знаменитый француз Бугенвиль.

Вот первое впечатление от острова одной из дам, оказавшихся там в описываемое время: «Остров Святой Елены – это далеко не то место, где поездка доставит вам удовольствие. Такие ужасные дороги, такие ужасные горы, такие ужасные пропасти… За одной горой тут же следовала другая, но только еще выше. Скалы громоздились одна на другую: я поистине верила, что оказалась в объятиях облаков. Но вот уж в чем я была абсолютно уверена, так это в том, что мне пришлось побывать один за другим в трех различных климатах».

Прибытие на остров «корсиканского людоеда» местные встретили с недоверчивым любопытством. Чем было вызвано последнее, не стоит объяснять; а вот слухам об «узурпаторе» верили не все. Первыми невероятную новость разнесли матросы с «Икара», бросившего якорь в Джеймстаунской бухте за пару дней до английской эскадры. Стоит ли удивляться, что с появлением на горизонте «Нортумберленда» вся набережная напоминала человеческий муравейник?

Скоро пришло и разочарование: ссаживать Пленника с корабля пока никто не собирался. И для этого имелись свои причины. Как оказалось, чтобы подобрать место содержания узника, требовалось время…

* * *

«…Британский кабинет министров, полагаясь на всем известное усердие сэра Джорджа Кокбэрна, настоятельно рекомендует ему быть осторожным и воздерживаться от каких бы то ни было отклонений от полученных инструкций.

Из сопроводительного письма к «Инструкции» лорда Батхэрста адмиралу Кокбэрну

Адмирал Кокбэрн никогда не скрывал, что с юности был карьеристом. В четырнадцать лет он уже числился на службе в Королевском флоте; через десять лет отличился в сражении у мыса Сент-Винсент. Дальше – больше. В 1809 году его солдаты штурмом овладели Мартиникой, за что капитан получил благодарность от британской Палаты общин. В то время как Наполеон подступал к русскому селу Бородину, Кокбэрн в новеньких контр-адмиральских погонах защищал испанские колонии в Америке.

Там-то, у американских берегов, и случилась неувязка: все глубже и глубже этот отважный моряк погружался в нечто липко-неприглядное, напоминавшее трясину. Дело в том, что Кокбэрн угодил в самое горнило Англо-американской войны, во время которой из прославленного адмирала стал постепенно превращаться в… карателя.

Война Северо-Американских Штатов с Англией назревала многие годы. И на море в том числе. Еще в июне 1807 года английское военное судно «Леопард» обстреляло американский фрегат «Чесапик», шедший из Норфолка; причем трое офицеров с последнего в качестве пленников были сняты со своего корабля. В мае 1811 года боевой фрегат Штатов «Президент» и британский корвет «Малый Бельт» обстреляли друг друга, в результате чего «англичанин» получил значительные повреждения. Для американцев это явилось удовлетворением за «Чесапик», тем более что вскоре трое захваченных четыре года назад пленников были возвращены на родину.

Несмотря на то что в начале XIX века американский военный флот представлял собой лишь десяток кораблей, из которых только три являлись реальной угрозой для противника (большие фрегаты «Конституция», «Соединенные Штаты» и «Президент»), отвага и решительность американских моряков стоили выше, чем весь мощный флот Британии, насчитывавший восемьсот кораблей! Так, в августе 1812 года «Конституция» потопила британский фрегат «Курьер», а в октябре корвет «Оса» уничтожил английский бриг «Шалость». Несколько позднее силами военно-морских сил Северо-Американских Штатов были потоплены еще два крупных английских военных корабля – «Ява» и «Македония»…

По прибытии к американским берегам эскадры адмирала Кокбэрна все изменилось. Британская армия (более четырех с половиной тысяч человек) в стремительном наступлении перенесла район боевых действий на территорию независимых Штатов. 6 августа 1814 года англичане вошли в столицу страны – Вашингтон. Захватчики сожгли Белый дом и здание конгресса, оставив от города одни головешки[2]. Легенда гласит, что жена главы государства (4-го президента Джеймса Медисона, 1809–1817 гг.), Долли Медисон, рискуя собой, в последний момент вывезла из Белого дома вырезанный из золоченой рамы знаменитый холст с портретом первого президента страны Джорджа Вашингтона работы Гилберта Стюарта, не позволив тем самым врагу надругаться над портретом человека, ставшего символом американского государства. Даже сами англичане были возмущены сожжением Вашингтона. Так, в одной из лондонских газет было замечено, что «казаки пощадили Париж, но мы не пощадили столицу Америки».

В сентябре наступление британских войск окончательно захлебнулось, и 24 декабря 1814 года был заключен так называемый Гентский мирный договор. Тем не менее Кокбэрн был встречен на родине как герой; мало того, ему был пожалован престижный орден Бани. Вот такая предыстория. Ничего удивительного, что когда встал вопрос, кому доверить доставку пленного «узурпатора» к месту ссылки, над кандидатурой долго не раздумывали – только Кокбэрну.

С появлением на «Нортумберленде» Great Boney реноме адмирала, и без того для многих недосягаемое, возвысилось в разы. И хотя сам он этого пытался не показывать, давая понять окружающим, что суровая надменность не более как черта характера, даже подчиненные заметили в нем разительную перемену.

– Да и вообще, кто теперь этот Boney? – не удержался как-то Кокбэрн в разговоре с одним из лордов Адмиралтейства. – Если честно, для меня он и императором-то никогда не был. Выскочка, корсиканец! Одно слово – Boney…

Обидным прозвищем Пленника наделили победители. Англичанам (впрочем, как и французам) не пристало лезть в карман за словом. Долгое время Наполеон был для них как кость в горле – отсюда и прозвище[3]. Даже мальчишки в порту Плимута – и те вместо приветствия кричали в спину презрительное «Boney»…

Для адмирала Кокбэрна Boney был больше, чем просто военнопленным. Жестокий, но далеко не глупый, он прекрасно понимал всю ответственность, которая отныне ложилась на его плечи. И если раньше за всеми его действиями внимательно следило лишь родное Адмиралтейство да пара-тройка кураторов-пэров, то сейчас все изменилось. Решительно все, кардинально! И отступи он хотя бы на дюйм от буквы присланной лордом Батхэрстом[4] «Инструкции», забудется все – грязная работенка в Америке, десятилетия безукоризненной службы на благо Королевства, да и прочее в придачу. Как в таких случаях говорят русские, либо пан – либо пропал…

А пропадать, честно говоря, совсем не хотелось. Мечталось о другом. Ведь при хорошем раскладе да при ясной голове на этом Пленнике можно было сделать неплохую карьеру. Так что, еще не вечер, сэр…

Для начала адмирал постарался расположить к себе бывшего императора. Хотя, по правде, всех этих «лягушатников» Кокбэрн терпеть не мог – достаточно повидал их на