Стойкий - Анна Брукс

вещами, имеющими хоть какой-то смысл.

Но затем приходят тени. Они начинают медленно скользить по хорошему… светлому. Первый раз оказывается последним. Удовольствие становится болью. Воспоминания превращаются в кошмар. Наш последний разговор и то, как я на неё кричал. Как она плакала. И хотя знал, что не должен был этого делать, я позволил ей уйти от меня. Её лицо вспыхивает, как молния; быстро и ярко. Затем грянул гром; громкий и разрушительный.

Когда они сталкиваются, я больше не в силах этого выносить. Встаю и швыряю бутылку через всю комнату, оставшееся содержимое выплёскивается на ковёр, делая светлые тона темнее. Теперь всё потемнело. Ничего не помогает. Ничто этого не исправит. Ничто, бл*ть, не исправит меня.

Я закрываю защёлку на двери, чтобы никто не мог войти, а затем иду в ванную, где включаю душ. Поворачиваю регулятор на максимально холодный режим, затем раздеваюсь и забираюсь внутрь. Струи попадают на меня, с таким же успехом это могли быть бритвенные лезвия, но я принимаю их. Терплю. Ощущаю. Сначала мои губы начинают дрожать, а после к ним присоединяются и колени. Пытаюсь скрестить руки на груди, и мне хочется, чтобы инстинкт самозащиты исчез. Я заставляю свои руки оставаться по бокам, чтобы жало ударило меня прямо в грудь. Как раз туда, где больнее всего.

Когда мои ноги начинают подкашиваться, я соскальзываю вниз, пока не оказываюсь на полу душа. Моё тело трясётся так сильно, что голова постоянно бьётся о кафель. Когда чернота начинает затуманивать зрение, я протягиваю руку, чтобы выключить воду, хотя рука протестует. Кожа там как будто рвётся, но я знаю, что это не так. Кожа будет в порядке, и тело восстановится, но сердце уже разорвано так глубоко, что его невозможно восстановить. Никакое количество сшиваний не сможет собрать его воедино.

Мои пальцы пару раз скользят по ручке, прежде чем я, наконец, навсегда отключаю поток воды. Затем сворачиваюсь в позу эмбриона, как проклятый ребёнок, которым являюсь. Веки тяжелеют, и дрожь утихает слишком быстро. Звук поворачивающейся дверной ручки, а затем сопротивление от замка цепочки просачивается через ванную комнату. Бормочущие голоса — два из них, она привела подругу — следуют сразу за ними, затем дверь захлопывается.

Может быть, завтра. Может быть, завтра мне и захочется, но сейчас единственное, чего я хочу, — это закрыть глаза и уснуть, чёрт возьми, больше чем на час. Прошло семь грёбаных лет с тех пор, как я спал больше часа за раз. Я так чертовски устал.

Глава 2

Полли

Каждый раз, когда приходит почта, я съёживаюсь, потому что жду доставки уведомления о выселении. Я получила три уведомления; последнее было предупреждением о том, что, если не будут приняты меры по оплате, банк заберёт дом.

У меня недостаточно денег, чтобы заплатить по кредиту; чёрт возьми, мне едва хватает на бензин и продукты. Кабельное отключено, и я плачу абсолютный минимум за то, чтобы электричество и вода всё ещё поступали. Я экономила столько, сколько могла, получая свою жалкую зарплату и чаевые в закусочной. Однако за шесть месяцев я заработала почти тысячу долларов. Надеюсь, этого мне будет достаточно, чтобы найти достаточно дешёвое жилье для аренды. Я действительно не хочу снова жить в своей машине, и я отказываюсь ночевать на улицах. Я пообещала себе, что никогда не окажусь там, и мне удалось сдержать это обещание за двадцать восемь лет моей жизни.

Я осторожно провожу пальцем под печатью и вытаскиваю бумагу из конверта. Я вижу красную печать сквозь свёрнутую бумагу ещё до того, как открываю её. Тридцать дней. Бумага кажется тяжёлой в моих руках, но я разворачиваю её и просматриваю юридический текст. Однако на самом деле это не относится ко мне, поскольку дом зарегистрирован не на моё имя.

— Ладно. Ты готова к этому, Полли, — ободряюще говорю я себе, а затем прицепляю объявление на холодильник с помощью магнита. Один месяц. У меня есть один месяц, чтобы найти жильё. Я начну подыскивать варианты за работой сегодня; найти однокомнатную квартиру будет не так уж сложно. — Ты можешь это сделать. Ты справлялась раньше, справишься и сейчас.

Поскольку я готова приступить к своей смене, я выхожу и минут десять еду в закусочную, где работаю официанткой. Это маленькое семейное кафе, которое в точности соответствует названию: «Ланч-бокс». Еда здесь первоклассная, и я думаю, что это место так популярно из-за небольшого, но вкусного меню и удобных часов работы. Они открыты только с одиннадцати до трёх, так что мне не нужно быть там до половины одиннадцатого. Часы моей смены были идеальными, когда я жила с парнем, который оплачивал наше жильё, но теперь, когда он в тюрьме, одной мне приходится тяжело. Я хотела бы иметь возможность работать больше. Я знаю, что для этого мне придётся искать другую работу. Я просто откладывала это на потом.

Последние несколько лет были хорошими; мне не приходилось изматывать себя, работая так много, что я теряла сон и вес, как раньше. Но я делала это раньше и сделаю это снова. Я просто хотела бы, чтобы мне не приходилось этого делать. Я почувствовала вкус хорошей жизни — хотя некоторые могли бы возразить, что жизнь с человеком, который в итоге стал убийцей и сейчас сидит в тюрьме, — это не самая хорошая жизнь. Но это было лучше, чем всё, что я пробовала раньше. Он действительно был добр ко мне; у меня не было причин подозревать, что он ненормален.

Входная дверь звенит из-за колокольчика над ней, когда вхожу, и я слышу хихиканье. Дочь владельца, Рейн, выходит через кухонный проём со своим парнем Воном, владельцем тату-салона по соседству.

— Привет, Полли, — говорит она.

Вон кивает мне, направляясь к двери, в которую я только что вошла. Я иду в заднюю часть, чтобы повесить сумочку и избежать необходимости видеть или слушать, как они целуются. Они немного отвратительны. Для взрослой пары они ведут себя как подростки.

Очень горько, Полли?

Абсолютно последнее, что у меня на уме, — это мужчина. Мне не нужен кто-то, кто делал бы меня счастливой, и мне не нужен кто-то, кто заботился бы обо мне. Никогда больше. Честно говоря, я не против побыть одна. Я буду придерживаться идеи независимости, пока не умру.

Когда Рейн заходит на кухню, у неё мечтательное выражение лица, и только от этого зрелища я могу подавиться.

— Сегодня нет твоих предков? —спрашиваю я. Обычно её родители, владельцы