Черный сорокопут. Дьявольский микроб - Алистер Маклин

— Фейрфилд? Мой бывший шеф? Вторая фигура в Гепворте?

— Он самый!

На сей раз я среагировал не сразу. Я хорошо знал Фейрфилда блистательного профессионала химика и высокоодаренного любителя археолога. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше, о чем полковника Рейна могло бы оповестить выражение моего лица. Но он изучал потолок так озабоченно, словно ждал, что на него вот–вот обвалится штукатурка.

— И вы хотите, чтобы я… — начал я очередной вопрос.

— Именно этого я и хочу! — оборвал он меня. Голос его стал таким усталым, что нельзя было не посочувствовать этому человеку, обремененному непосильной ддя простого смертного ношей. — Я не приказываю, сынок. Я прошу. — Глаза его по–прежнему были устремлены в потолок.

Я потянулся за вырезкой, всмотрелся в объявление, обведенное красным грифелем. Это была почти дословная копия тех, предыдущих. Почти, да не совсем.

— Наши приятели требуют немедленного ответа, причем телеграфного, произнес я с расстановкой. — Они явно спешат. Дали вы им телеграмму?

— От твоего имени и с твоим обратным адресом. Надеюсь, простишь мне эту вольность, — пробурчал он суховато.

— Строительная компания Аллисона и Холдена в Сиднее? — продолжал я. Это, разумеется, почтенная, реально существующая фирма?

— Разумеется. Мы навели справки. Добавлю: имя в объявлении соответствует имени их кадровика, а письмо о твоем назначении — оно прибыло авиапочтой четыре дня назад — отпечатано на бланке фирмы и подписано тем же менеджером–кадровиком. Но, как установлено, сей автограф — поддельный.

— Что еще вам известно, сэр?

— Ничего более, Ты уж извини. Ровно ничего. Бог свидетель, рад бы отпустить тебе максимум стартовых данных. Увы…

Установилась недолгая пауза. Потом я резким движением сунул вырезку ему под нос.

— Неужто вы проморгали такую очевидную деталь: холостяки им вовсе не нужны?

— Я никогда не упускаю очевидного, — отрезал он. Я вытаращился на него.

— Вы никогда не… — Тут я замолчал и продолжил после небольшой иронической паузы: — Стало быть, свадебные приготовления закончены, и невеста ждет в церкви жениха?

— Я пошел дальше. — Опять на шеке заиграл тик. Он полез в ящик, вытащил оттуда кожаные корочки формата четыре на девять и протянул мне. — Обращайся с этим бережно, Бентолл. Твое брачное свидетельство. Процедура совершена в Кэкстон–Холле десять недель назад. Можешь посмотреть на свет, попробовать на зуб. Хотя в этом нет нужды. Документы в полном порядке.

— И не сомневаюсь, — процедил я сквозь зубы. — Если б еще с формальностями возникли затруднения, это была бы полная катастрофа.

— А теперь, — оживляясь, проговорил он, — ты, думаю, не прочь познакомиться со своей женой. — Он поднял трубку и сказал: — Попросите, пожалуйста, войти миссис Бентолл.

Трубка его погасла, и вновь он принялся за упражнения с перочинным ножиком, изучая недочищенный чубук. Мне нечего было изучать, а потому глаза мои блуждали от безделья по комнате, пока не зацепились за светлую панель в темной отделке письменного стола. С этой панелью связана целая история. Месяцев девять тому назад, может, чуть меньше, но уже после того, как погиб в авиакатастрофе предшественник полковника Рейна, на моем стуле сидел другой человек из команды Рейна. Рейн не знал о нем главного: этого агента в Центральной Европе раскрыли и перевербовали, обратив в двойника. Первое задание, возложенное на перебежчика, было возмутительно циничным: убрать Рейна. Устранение полковника Рейна (кстати, настоящее его имя засекречено) - шефа контрразведки, хранителя великих тайн — нанесло бы спецслужбам невосполнимый урон,.. Полковник ничего не подозревал, пока агент не вытащил пистолет. Агент тоже многого не ведал, как, впрочем, и другие до той поры. А именно, что к креслу полковника Рейна приторочен снизу люгер с глушителем и взведенным курком, приводимый в действие при помощи пружинного устройства. А все–таки новую панель можно было подобрать с большим тщанием и вкусом.

Естественно, в том случае у полковника Рейна не было выбора. Но, даже имея альтернативу — допустим, возможность обезоружить противника, — он почти наверняка пристрелил бы его. Столь беспощадных субъектов мне еще не доводилось встречать. Не просто жестоких — беспощадных. Цель для него всегда оправдывает средства. И если цель достаточно весома, он готов на любые жертвы. Вот почему он сидит в этом кресле. Но когда беспощадность превращается в бесчеловечность, тут я категорически против.

— Вы что — всерьез намерены послать со мной эту женщину? — спросил я.

— Не то что намерен послать, — ответил он, заглядывая в трубку с любопытством геолога, изучающего кратер потухшего вулкана. — Посылаю. Это решено.

У меня вмиг поднялось давление.

— Вы не можете не понимать: участь доктора Фейрфилда наверняка разделила его жена. И, несмотря на это…

Он положил на стол трубку, положил перочинный ножик, удостоив меня взглядом, который казался ему, надо думать, насмешливым, а мне угрожающим. Как пара надвигающихся стилетов.

— Сомневаешься в мудрости моих решений, Бентолл?

— Сомневаюсь в необходимости отправлять женщину на задание, откуда ей не вернуться. — Голос мой преисполнен негодования, даже гнева. Я не в силах скрыть свои чувства. — И сомневаюсь в пользе совместных рейдов. Вы ведь знаете, полковник Рейн, что я — кустарь–одиночка. Давайте рассмотрим такой вариант: сославшись на болезнь жены, еду один. Сами подумайте, на кой черт сажать себе на шею бабу в такой передряге? А, сэр?

— Сотрудничество с этой конкретной дамой, — сухо заметил Рейн, большинство мужчин сочло бы за величайшую привилегию. Не переживай. Ее участие в этой операции необходимо. А юная леди добровольно идет на риск. Добавлю: она умна, изобретательна, искушена в нашем ремесле, да она тебе сто очков вперед даст, Бентолл. Вполне возможно, не тебе с ней надо будет возиться, а совсем наоборот. А уж за себя она сама постоит. У нее оружие, без него она ни шагу. Уверен, что тебе…

Он осекся. Отворилась боковая дверь, пропуская в комнату девушку. Сказать просто «вошла девушка»? Воистину ложь! Простые слова в этом случае бессильны. Девушка не вошла, она вплыла с грацией прирожденной балерины. На ней было легкое гофрированное шерстяное платье серого цвета, облегавшее каждый изгиб ее фигуры как бы даже с гордостью: не каждому платью выпадает честь соприкасаться с таким телом. Талию охватывал темно–серый пояс, по окраске перекликавшийся с теннисными туфлями и сумочкой из крокодиловой кожи. В сумочке, вероятно, и находился пистолет, под таким платьем ведь и рогатку не спрячешь… Гладкие светлые волосы, откинутые назад. Темные брови, длинные ресницы, глаза газели, чистая атласная кожа, тронутая легким загаром. Вот и весь портрет.