Обыкновенный, рядовой репортер - Добринка Микова

Они не знали, как ему это удается. Воображение помогало ему или?... Попытались уговорить его работать на них. А уговаривать они умели. Но на этот раз вышла осечка. Потом все улеглось. Но мирное течение времени продолжалось недолго. В жизнь Хромого ворвалась женщина. Этому-то он и был обязан своим угрюмым видом. Несколько дней назад он заявил Бородатому, что уезжает. Куда? Да к ней. Бородатый ничего не ответил, так как в отличие от своего приятеля действительно был молчуном по натуре. Теперь он возился с плакатом - рекламой нового фильма. В какой-то момент он так увлекся работой, что не сразу заметил повисшую в комнате тишину, а молчание не входило в отличительные черты характера Хромого. Может, уснул? Он повернул к нему голову. Нет, Хромой не спал.

Следил за тем, как он работает. С таким любопытством, с каким дети наблюдают за ползущей букашкой.

- Странно, - промолвил Хромой.

Бородатый опустил кисть в банку с растворителем и включил плитку.

- Странно, - повторил Хромой. Он казался очень нервным.

Вода закипела быстро. Бородатый опустил в чайник щедрую порцию сухих красных лепестков, и цвет воды стал рубиновым. Хромой вертел в руках вымазанную краской кисть и смотрел, как Бородатый наливает чай в белые фарфоровые чашки. Смотрел так, как будто открывал для себя новый мир.

- Божественное существует! - изрек он.

Бородатый бросил в чашки по куску сахара. Хромой впал в какое-то оцепенение.

- Старик снова повысил мне зарплату, - произнес он каким-то чужим голосом.

Бородатый отхлебнул чай. Обжегся.

- Какое это имеет значение! - с кривой улыбкой промолвил Хромой.

Бородатый стрельнул глазами в его сторону. "Имеет, - подумал он, - но не для таких психов". Он был убежден, что у Хромого не все дома. Может, поэтому он любил его.

- А я ведь ничего другого и не умею, - сказал Хромой. - Ведь ничего же... Разве я сумею набить подметки, например? А? - по голосу было заметно, что он нервничает.

Бородатый молча согласился: нет, не смошешь.

Хромой успокоился. Священнодействуя, он отпил глоток и зажмурился от удовольствия, как будто собирался навечно задержать этот вкус во рту. Потом надолго замолчал.

- Нет, - сказал он наконец. - Не поеду! Потому что ничего другого нё~умею делать. Даже рыбу не могу ловить.

Его объяла тоска. Страшная тоска.

Бородатый понял. Он не уедет к той женщине, единственной на свете. У большинства мужчин не бывает "единственных", но отдельным дуракам выпадает такое счастье, вот они и страдают.

- Божественное существует, - снова заявил Хромой . - Оно кроется в деле. Неважно каком - заваривать чай или писать картины. В любой работе есть что-то божественное, даже в работе обыкновенного, рядового репортера.

Он шагал по песку. Мысли бежали впереди него.

Спокойное море казалось удивительно серым. У самого залива он увидел ее. Она сидела на том самом камне, который они притащили сюда в прошлый раз. Чтобы смотреть на море. Она любила этот остров и этот залив. Считала, что даже богам не требуется ничего больше, кроме берега и костра. А здесь можно было найти и то, и другое. Прекрасный залив, посредине острова вулкан-костер. Ей казалось, что именно на этом острове останавливались на отдых боги. Он соглашался: богам тоже нужно где-то отдыхать. Он и сам был бы не прочь родиться на берегу моря, вот только этот выбор был совсем не в его власти. Хотя он считал, что лишь в силу какой-то нелепой случайности появился на свет в забытой богом безводной долине.

Он подошел к ней. Черные волосы казались на солнце разноцветными.

Сел рядом. Она не повернулась, но почувствовала его присутствие, хотя и не слышала шагов.

Они долго молчали. На морском берегу легко молчать.

- Ну как, ты останешься? - спросила она.

Он прикрыл глаза. Он уже всё решил.

А теперь решил заново.

Вспомнил лицо капитана, только что получившего сообщение о вспыхнувшем на борту корабля пожаре, изумленное лицо молоденького пилота, обнаружившего, что оба двигателя не работают, лица уверенных в себе военных, с которых смело уверенность после взрыва ракеты, не пощадившего даже пуговиц на их парадных мундирах-, вспомнил лицо рекордсмена перед прыжком с десятиметровой вышки и публику, вскочившую на ноги, чтобы получше разглядеть кровавые пятна на поверхности бассейна, когда ее любимец плюхнулся животом, вспомнил другие картины, описанные в его репортажах, и решил.

- Я поеду.

Он не останется.

Она поежилась от порыва ветра, который еще не достиг их.

Шли они долго. Он шагал спокойно, как человек, раз и навсегда принявший решение. Наконец подошли к дому. Когда несколько дней назад он впервые попал сюда, его поразила каменная статуя у входа. Грустное божество метровой высоты. При виде его он почувствовал смутное беспокойство. Но почему? Он стал всматриваться пристальнее, чтобы понять.

И солнце вдруг покатилось прочь.

И еще не слыша гула, он уже понял. И посмотрел вверх.

Костер богов извергал пламя. Это было грандиознейшее зрелище! Чувство восторга смешалось с чувством преклонения. Со стороны поселка до него донеслись сдавленные крики, которым через несколько мгновений суждено было потонуть в реве кипящей лавы. И не останется ни одного очевидца. Все же сначала сработала мысль, а страх искрой вспыхнул только потом. "Беги!" крикнул он ей. И в ту же секунду увидел ее глаза. У них царило любопытство, смешанное с чемто еще. Глубоким и черным. Она стояла молча, словно надеясь обмануть огонь. "Беги!" - повторил он и потянул ее к морю, зная, что ему будет очень, очень трудно вернуться с ней вместе, но что он справится, и в тот момент, когда он оглянулся, чтобы посмотреть на лаву бежавшую вслед за ними, он увидел, что каменное божество у дома начало оживать и понял, что его так обеспокоило в этой фигуре. Божество захромало им вслед. Подозрение мелькнуло раньше мысли, но мысль догнала его, в надежде, что слепец прозреет.

Он на секунду остановился. И тут что-то толкнуло его в спину.

Сегодня был один из тех особых дней, когда он доставал из шкафа свой мундир. Раскрыв свежий номер газеты "Время", он пробежал глазами колонку сообщений. В Тихом океане после извержения вулкана ушел под воду остров. Информация в одну строчку. Он отложил газету в сторону. Да, грустный же вид будет у Главного редактора на похоронах Хромого. Какая глупая случайность. То же самое, что попасть под машину, переходя улицу на красный свет. Он облизал губы. За неосторожность приходится расплачиваться!

- Неплохо справилась, - произнес он, оглядываясь.

Женщина стояла рядом по стойке "смирно", как и полагается младшему по званию. Ее черные волосы под лучами солнца казались разноцветными.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});