Красный дом - Марк Хэддон

– Когда Ричард навестит меня? – спрашивает мать. – Ты знаешь Ричарда? Он такой славный мальчик.

Однако в глубине души тебе нравится быть примерной дочерью, заботливой дочерью. В глубине души ты все еще ждешь окончательного приговора, когда тебя наконец оценят выше неприлично преуспевающего брата. Хотя та единственная, кто может вынести этот приговор, то приходит в себя, то вновь теряет сознание. Кислородная маска на ее лице то запотевает, то проясняется. Тихо шипит баллон под кроватью. А потом все прекращается.

* * *

Трасса М6 вела на юг, бирмингемская сутолока наконец осталась позади. Ричард прибавил скорость и пристроил «мерседес» за бельгийской цистерной с химикатами. До СТО в деревушке Фрэнкли – две мили. Ричард вообразил, как заглушит мотор в углу стоянки для автомобилей, чтобы посмотреть на спящую Луизу. Растрепавшиеся белокурые волосы, розовое ушко… извечная загадка, почему мужчина возбуждается при виде одной определенной женщины, а не какой-нибудь другой. Это что-то, сидящее глубоко в мозгу, как тяга к сладкому или боязнь змей. Ричард посмотрел в зеркало заднего вида. Мелисса слушала на смартфоне комедийную передачу. Он сунул в плеер диск с оперой «Дидона и Эней» в исполнении оркестра под руководством Элиота Гардинера и увеличил громкость.

Мелисса смотрела в окно автомобиля и представляла себя в фильме. Вот она идет по мощенной булыжником площади. Голуби, собор. На ней красный кожаный жакет, который отец привез ей из Мадрида. Ей пятнадцать. Она входит в комнату, все взгляды обращаются на нее…

Вдруг до нее дошло – все захотят, чтобы она подружилась с той девчонкой, раз уж они ровесницы. Точно так же мама хотела подружиться с какой-то женщиной на кассе гипермаркета «Теско» только потому, что им обеим по сорок четыре года. Та девчонка могла бы выглядеть лучше, но понятия не имеет, как это сделать. Может, она лесбиянка. Семь дней в деревне, с чужими родственниками… «Это важно для Ричарда», – твердит мама. А делать Ричарда счастливым теперь, видимо, главная цель их жизни.

«Прочь гони печаль с чела. Все судьба тебе дала: славу трона, власть короны. Ты для счастья рождена. Прочь гони печаль с чела, небом власть тебе дана»[3], – слушал Ричард оперу.

Какой-то придурок на мотоцикле пронесся мимо них со сверхзвуковой скоростью. Ричард мысленно увидел бензиновое пятно, вспыхнувший бензобак, размозженную голову и родителей парня, соглашающихся на трансплантацию его органов, чтобы хоть что-то хорошее получилось из его короткой жизни, столь никчемно потраченной. Впрочем, скорее всего, по закону подлости парень выживет, и какой-нибудь бедолага будет следующие тридцать лет опорожнять его мочеприемник и стирать с его подбородка размазавшуюся яичницу.

«Дидона и Эней». Гропер Ропер заставлял их слушать эту оперу в школе. «Все равно что метать бисер перед свиньями», – твердил он. Наверное, сейчас он в тюрьме. «Не давайте ему загнать вас к шкафу с инструментами», – шутили они тогда. Говорят, он лапал детей. Хотя скорее это Ропер был похож на жертву: язвительность, грустные глаза – а потом такие люди вешаются где-нибудь в отдаленном лесочке.

Луиза медленно приходила в себя. Классическая музыка, хвойный запах от висящего на зеркале заднего вида ароматизатора… разумеется, она в машине с Ричардом. Слишком часто за последние дни она словно блуждала между мирами, ни один из которых не был полностью реальным. Ее братья Карл и Дуг работали на автомобильном заводе и жили недалеко друг от друга в Блэкторн-Эстейт. На их участках хотя бы не валялись машины без колес или старые холодильники. Когда она в последний раз навестила братьев, они изобразили гордость за то, что ее положение улучшилось, однако на самом деле они ненавидели ее. И хотя Луиза пыталась возродить их прежние отношения, ее тянуло к жизни, в которой не нужно постоянно думать, как тебя оценивают другие. А вот Крейг упивался этим. Он с удовольствием вел двойную жизнь: подкатывал к бистро на «ягуаре» и надевал спецовку для визита к родителям.

Уэльс. О боже, она забыла! Она всего один раз видела семью Ричарда. «Они тебе понравятся, а ты понравишься им», – сказал он. Она им понравилась? А они ей? Она надела слишком много черного, больше, чем они. Как ни странно, Бенджамин, их младший сын, был в футболке с Симпсонами. Помнится, он спросил отца, что станется с телом их бабушки в следующие месяцы. А их дочь пела псалмы. С ней явно что-то не так.

Ричард сидел рядом с Луизой на свадьбе Тони Кэборна. За «столиком для разведенных», как она назвала его, поставленным в углу шатра не иначе как для того, чтобы обезвредить проклятие разведенных. «Кто-то бросил статусную жену», – подумал Ричард и представился ей.

– Не флиртуйте со мной, ладно? – сказала Луиза. – Такое ощущение, будто я сегодня излучаю какие-то флюиды.

Было заметно, что она пьяна. Ричард объяснил, что ничего такого не имел в виду, и она засмеялась. Скорее над ним, чем вместе с ним.

Ричард отвернулся и принялся слушать жалобы дородного семейного врача на героинщиков, однако внимание его то и дело привлекал разговор, который происходил за его спиной.

Обсуждались знаменитости и недостатки бывшего мужа Луизы, богатого строителя. Семейный врач надоел Ричарду до смерти, однако Луиза явно была птицей не его полета. Позже он увидел, как она идет через танцевальную площадку, и не мог отвести глаз от ее широких, крепких бедер. Было в ней что-то скандинавское, и вместе с тем ее тело казалось каким-то… домашним, что напрочь отсутствовало в Дженнифер. Он сказал, что ничего такого не имел в виду? Напыщенный дурак. Когда она вернулась за столик, он извинился за прежнюю грубость, а она попросила его рассказать о себе. И Ричард вдруг осознал, что уже давно никто не просил его об этом.

Мама улыбнулась Ричарду и кокетливо заправила прядь волос за ухо. Это напомнило Мелиссе, что они с ним занимаются сексом. Отвратительно! Машина застряла в пробке, в ушах у Мелиссы Мика пел «Грейс Келли». Она достала черную шариковую ручку и нарисовала лошадь на форзаце книги Иэна Макьюэна. Забавно, что рука является частью тела, словно механический захват, которым цепляют меховые игрушки в стеклянном контейнере на ярмарке. Нетрудно представить, что у руки есть собственный разум и она может задушить тебя ночью.

«Щедрый бог мне сердце дал скорбеть за всех, кто так страдал. Чужая боль во мне, во мне… печаль и скорбь людей. Но так никто, никто мне сердце не смущал…» – слушал Ричард оперу, думая о девочке, попавшей в аварию на прошлой неделе. Как же ее зовут? Никки Фэллон? Хэллем? Девять лет, изумрудно-зеленые глаза, сальные светлые волосы. Он все понял и без рентгена. Слишком послушная, слишком подавленная, из тех, кому никогда не давали возможности возразить, и они оставили всяческие попытки к сопротивлению. Шесть старых переломов, а больничной карты нет вообще. Ричард вышел к ее отчиму, сказать, что девочке придется побыть в больнице. Отчим, одетый в тренировочные штаны и грязную черную футболку с надписью «Bench», со скучающим видом развалился на пластиковом стуле. Это он бил ее или позволял бить другим. Он него несло сигаретами и лосьоном после бритья. Ричарду хотелось сшибить его наземь и бить, бить, бить…

– Нам нужно поговорить.

– Да?

Гнев Ричарда внезапно иссяк. Этот парень едва вышел из подросткового возраста, слишком глуп и не понимает, что для него все это кончится тюрьмой, где на кухонном дежурстве ему плеснут в лицо кипяток.

– Идите за мной, пожалуйста…

Мелисса закатала рукава отцовской клетчатой рубашки. Она до сих пор слабо пахла им – штукатуркой и парфюмом «Хуго Босс». Отец был тем еще мудаком, но, боже, когда порой Ричард ехал на велосипеде или разгадывал кроссворд, записывая слова сначала карандашом, Мелисса представляла, как однажды вечером приедет отец, весь в пыли, поту и семенах трав, пинком распахнет дверь и расстреляет эти гребаные книги по искусству.

«Земля надежд и славы, – пел Мика. – Мать халявы. Я уезжаю из Канзаса, детка. Боже, храни королеву».

Херефорд, дом парашютно-десантных войск особого назначения. Ричард тоже мог бы служить там, если бы война велась справедливо. Его привлекала не возможность убивать, не рассуждая, а, скорее, постепенное укрепление порядка, подобно постройке дамбы. Хотя это, наверное, волнующе – убить человека, когда ты заранее оправдан.

Люди думают, что врачи желают помочь, однако большинство его коллег просто любят риск. Как блестели глаза Стивена, когда он стал работать педиатром! «Дети умирают быстрее», – говорил он.

Когда они стояли у могилы, Луиза сжала руку Ричарда. Моросил дождь, над головой пролетел полицейский вертолет. Ничейный пес замер у деревьев, будто неотступно следующий за кем-то призрак. Может, это был призрак его отца. Ричард обвел взглядом собравшихся. Все они – Луиза, Мелисса, Анжела и Доминик, их дети – теперь его семья. Непонятно, почему они с сестрой двадцать лет почти не общались.