Лондонские тайны - Поль Феваль

— Стой! — послышался с нее повелительный голос.

— Лавируй, Том. Налегай, Чарли, — прошептал капитан.

Лодка стремительно пошла к берегу, но вдруг тяжелый крюк зацепил ее борт.

— Руби веревку, живей! — приказал капитан.

Том изо всей силы ударил топором.

— Цепь! — пробормотал он в бешенстве.

— Стой! Кто на лодке? — послышался опять повелительный голос.

Никто не отвечал. Цепь, к которой был припаян крюк, напряглась и быстро потащила лодку к черной массе, бывшей ни чем иным, как таможенным катером.

Капитан надвинул шляпу на глаза и прицепил свою палку к петле фрака.

— Черт бы их побрал! — проговорил он спокойно. — Мне не хотелось сегодня купаться… Чарли, долой с клапана… Удирай, кто может.

Дно лодки открылось как по мановению чародея: тюки и лодочники скрылись в воде.

Крюк таможенных почти тотчас же приволок лодку к катеру, но в ней не только никого не было, но она оказалась даже без дна.

Глава третья

СЛЕПОЙ И КРАСАВИЦА

Другие лодки воспользовались минутной суматохой, когда все внимание таможенных было обращено на капитана Педди, и успели благополучно причалить к берегу. Скоро туда же явился и капитан со своими товарищами.

— Сегодня вода-таки холодна, — сказал Педди, выходя на берег, — сильно холодна, черт бы ее побрал!

Маленький Снэль встряхнулся, как мокрая собака, мяукнул и исчез под плащом Сони, который от радости залился веселым лаем.

Лодочники, взвалив на плечи тюки, направились куда-то по мрачным переулкам города. Они старались только держаться от таможни подальше.

Капитан Педди отправился домой, переменил синий фрак на точно такой же, лососиные панталоны на такие же и преспокойно отправился в таверну под вывескою «Короны».

При его появлении в чистой комнате мистрисс Борнет опять журила служанку. Сюзанна слушала брань хозяйки с таким спокойствием, что казалось, будто она вовсе и не слышит ее.

При всех своих хороших качествах мистрисс Борнет никогда особенно не отличалась терпением, в настоящее же время видя, что ее брань все равно, что к стене горох, вовсе не могла сдержать себя и что есть мочи хватила своей дланью по бледной щеке Сюзанны.

— Черт побери! — сказал про себя капитан. — Кажется, теперь мне долго придется ждать грогу!

Слепой сидел на том же месте, где мы его оставили; только перед ним стоял другой стакан подслащенного вина. Когда раздался звук пощечины от мощной руки мистрисс Борнет, он вскочил с места и вытянул шею. На лице его, обыкновенно ничего не выражавшем, наблюдатель заметил бы теперь самое живое любопытство.

Пощечина мистрисс Борнет произвела на Сюзанну страшное действие. Вся она мгновенно задрожала. В ее больших черных глазах сверкнул мрачный блеск. Казалось, вот-вот она бросится на своего врага.

— Э-е! — подумал капитан. — Держу пари с кем угодно, что теперь почтеннейшей хозяюшке достанется. Та же мысль, кажется, пришла в голову и мистрисс Борнет. Она сильно побледнела.

Но прозорливый капитан и храбрая мистрисс Борнет обманулись. Красавица овладела своим гневом. С видом глубокого презрения, скрестив руки на груди, она посмотрела на обидчицу. Слепой, обратившийся было весь в напряженное ожидание, вздохнул спокойно.

Сюзанна, не проронив ни слова, вышла из таверны.

Слепой Тиррель бросил на стол серебряную монету и, не попросив сдачи, тоже оставил «Корону».

Служанка шла по мостовой твердым, решительным шагом. Слепой ощупью следовал за ней. Тусклый свет фонарей придавал очаровательным формам красавицы какой-то фантастический вид.

Тиррель, последовавший за нею как бы под влиянием какого-то таинственного инстинкта, теперь шел вслед за ней.

Сюзанна направилась к реке. Тиррель скоро поровнялся с ней.

— Куда ты идешь, красавица? — спросил он нежно.

— К Темзе! — отвечала девушка.

— К Темзе! — повторил слепой. — Значит вы хотите топиться?

— Да.

— Для чего?

— У меня нет ничего в настоящем и нет надежды на будущее.

— А если я вам дам пристанище в настоящем и надежду на будущее?

Сюзанна, не останавливаясь, продолжала идти.

— Много раз уже предлагали мне то же самое, — сказала она, — многие хотели купить меня… Вы, должно быть, тоже… Но я не продаю себя.

— Сохрани меня Бог от этого, Сюзанна!

— Я люблю одного человека и поэтому не желаю продавать себя.

Тиррель, пораженный, подался назад.

— Только поэтому? — спросил он.

— Да, — равнодушно произнесла красавица.

До Темзы оставалось совсем немного. Тиррель схватил руку красавицы и сказал с каким-то странным выражением любопытства на лице и в словах:

— А что же стыд?

— У меня его нет.

Тиррель отступил.

— Чему же вас научила ваша мать? — вскричал он.

— Ни чему. Женщина, родившая меня, бросила меня, когда я была еще в колыбели. Отец мой был жид, повешенный в Тибурне за воровство.

Слова эти Сюзанна произнесла спокойным голосом.

— Значит вы ни чему не учились?

— Мой отец был когда-то богат! Я научилась наряжаться, петь, танцевать, я знала несколько европейских языков, — произнесла она с живостью.

Лицо ее на мгновение просветлело.

— Может ли такое быть?! Все это правда, Сюзанна? — спросил слепой.

— Я хочу умереть, — холодно отвечала служанка.

В это время они проходили мимо ярко освещенного окна. Луч света упал на лица девушки и слепого. Лицо красавицы по-прежнему выражало мрачную решимость. Глаза Тирреля блестели странным огнем.

— А если бы тебе возвратили прежнюю жизнь, милое дитя? — спросил он.

— Мою прежнюю жизнь? — прошептала красавица.

— О!

— Я возвращу ее.

С минуту она как бы размышляла, потом бросила быстрый взгляд на собеседника, и столь-же быстро ринулась к реке.

— Не вы первый! Нет! Мое сердце и тело, все принадлежит ему, — проговорила она с чувством.

— Я не требую ни твоего сердца, ни твоего тела, — вскричал Тиррель, — ведь я слепой!

Эти слова долетели до Сюзанны, когда она готова была уже кинуться в воду. Услышав их, она остановилась.

— Ни сердца, ни тела, говорите вы… — повторила она. — Слепой? Чего же вы требуете от меня?

— Мне нужна твоя воля.

Сюзанна склонила на грудь свою чудную голову.

— Один раз, — заговорила она, — я умирала от голода и изнеможения. Я упала у порога таверны той женщины, которая только что ударила меня. Я отказалась от свободы. За это получила кусок хлеба, только кусок хлеба. Служанкой быть я еще могу…