Андрей Платонов - Алексей Варламов

Не было у Марии Васильевны и того, что составляет одну из главных радостей женской жизни — своего дома, очага. Климентовы в течение многих лет жили на съемных квартирах, семья была большой, а достаток не слишком велик. Впрочем, полной ясности и тут нет. Если исходить из того, что платоновский рассказ «Семен» с его картиной «взрослого детства» отразил, как традиционно принято считать, собственные впечатления писателя, то получается, что многочисленные дети Платона Фирсовича и Марии Васильевны Климентовых росли чуть ли не в нищете. Это подтверждают братья Андрея Платонова, на чьи свидетельства ссылается Олег Ласунский: «Дети спали на полу вповалку, накрывшись общим ватным одеялом. Питались скверно, кусок черного хлеба, посыпанный солью, считался лакомством. Утешали себя мыслью, что бедным арестантам живется еще хуже: тюрьму от астаховских владений отделяло всего лишь несколько дворов». Еще дальше пошел в книге о Платонове «Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества» литературовед В. В. Васильев: «В малолетстве он испытал и тяжесть нищенской сумки… подростком познал непосильный, под стать заматеревшему мужику, наемный труд…»

На первый взгляд в платоновской прозе подтверждение этим мотивам найти можно: именно так, с сумой, ходит в детстве по окрестным деревням Саша Дванов. Однако если герой «Чевенгура» рос приемным сыном в многодетной семье крестьянина, чье благополучие целиком зависело от урожая, а урожай от погоды, то отец Андрея Платонова крестьянским трудом не занимался. Он был мастером, изобретателем и, используя термин более позднего времени, рационализатором, которого начальство ценило и который как квалифицированный рабочий должен был получать по 40–50 рублей в месяц. (Для сравнения: пшеничная мука в ту пору стоила 1,4 рубля за пуд, ржаная — 1,3 рубля за пуд, мясо — 6 рублей за пуд, ведро молока — 50 копеек, сахар — 6,6 рубля за пуд[2].) Таким образом, даже с учетом того, что детей в семье было много (Платонов писал в автобиографии, что «семья была одно время в 10 человек»), а Платон Фирсович долгое время был единственным кормильцем, слова о бедных арестантах, чья участь утешала голодных детей, воспринимаются как преувеличение, черный же хлеб, посыпанной солью, может быть любимым детским лакомством в семье аристократов, да и сам Андрей Платонов не случайно написал в одной из статей: «Что такое голод? Я не знаю». Или же были в семье свои тайны, или житейские обстоятельства, так и не раскрытые: например, Климентовы могли откладывать деньги на покупку дома и поэтому экономили на повседневных нуждах, а у растущих детей то и дело возникало ощущение, что им постоянно не хватает еды.

«Голод: как Петя хотел есть в детстве: ел огрызки яблок, тоскуя так (от роста и т. д.), что не мог ни читать, ни думать — и даже плакал от душевной печали, тогда как это была лишь жизнь, растущая и тоскующая от своего недостатка», — писал Платонов позднее об одном из братьев.

Худо ли, бедно ли жила семья железнодорожного слесаря, образование дети Климентовых, те, кому суждено было выжить, а таковых оказалось пятеро — Андрей, Петр, Сергей, Семен и Вера, получили хорошее и по меркам своего времени все вышли в люди. Петр Платонович Климентов — тот самый, кто в детстве не мог ни читать, ни думать от психологического недоедания, — стал доктором наук и известным гидрогеологом, Сергей Платонович избрал военную карьеру и дослужился до полковника, Семен Платонович пошел по линии отца и сделался машинистом, только не тепловоза, а плавал на кораблях, Вера Платоновна выучилась на врача-стоматолога. У всех рожденных в Ямской слободе климентовских детей сложилась удачная карьера, они прожили долгие и в общем-то благополучные жизни, хотя были и не очень дружны меж собой и, более того, если верить воспоминаниям Марии Александровны Платоновой, холодны по отношению к семье старшего брата. «У Андрея — один брат известный ученый, другой тоже не бедствует, сестра — врач, состоятельные люди, а ни разу за все эти годы копейки не прислали, Машеньку к себе не пригласили, уж как мы бедствовали!.. Это они сейчас все разлетаются и Андреем интересуются — им сказали, что он мировой писатель. Сестра Андрея — совсем чуждый человек, Андрей умирал — говорил мне: „Верку к гробу не подпускай“».

Но это дела семейные, стороннему человеку неподсудные и до конца непонятные, да и Мария Александровна могла быть в своих словах пристрастна, ибо в архиве Петра Платоновича Климентова сохранилась платоновская книга сказок «Волшебное кольцо» с дарственной надписью автора, сделанной в октябре 1950 года: «Брату Пете — не оставившему меня своей братской любовью в страшное время моей жизни».

И все же, рассуждая житейски, только у старшего сына Климентовых судьба сложилась, в отличие от братьев и сестры, неудачно, и по-человечески родителям надо было бы горевать именно о нем. Мать до этой поры не дожила, она умерла накануне первого погрома платоновского творчества в 1929 году, когда ей было всего 54 года, а проживший 82 года и переживший сына на год отец о смерти Андрея печаловался: «Лучше бы я лег на его место, а он должен жить».

А поначалу казалось, что у климентовского первенца все складывалось удачно. После окончания бесплатной церковноприходской школы, на чем образование многих пролетарских детей заканчивалось, и они шли в люди, Андрей Климентов поступил в мужское четырехклассное училище, где обучение стоило 10 рублей в год. Деньги на учебу в семье нашлись, и если уж и говорить о сумке, которую носил мальчик из Ямской слободы, то ближе к истине Олег Ласунский: «Мать сшила холщовую сумку, и Андрюша стал с гордостью ходить с ней через весь город».

С гордостью или нет проделывал путь от Ямской слободы до училища отрок Андрей, но его будущий герой Саша Дванов, которого считают платоновским альтер эго, никакого образования в отрочестве не получает и после бродяжьего голодного детства сразу поступает учеником в депо, чтобы выучиться на слесаря. Здесь между Платоновым и его героем проходит еще одна граница. Правда, у самого автора отношение к полученному им «классическому» образованию менялось: в прошении о приеме на работу в ноябре 1914 года Андрей Климентов указывал, что окончил полный курс городского училища, а шесть лет спустя, в 1920-м, заполняя анкету и опросный лист лица, вступающего в РКП(б), в графе «Какое получили образование» написал: «нисшее». Тогда же в автобиографии, написанной в связи со вступлением в партию, он отзывался о своей учебе так: «Лет 7-ми меня отдали учиться в церковно-приходскую школу. Но в школу я хоть и ходил, а учился больше дома тому, чему хотел, чему учили книги, где не могла укрыться правда». Однако два года спустя вспоминал с благодарностью: «Потом наступило для меня время ученья — отдали меня в церковно-приходскую школу. Была там учительница — Аполлинария Николаевна, я ее никогда не забуду, потому что через нее я узнал, что есть пропетая сердцем сказка про Человека, родимого „всякому дыханию“, траве и зверю, а не властвующего бога, чуждого буйной зеленой земле, отделенной от неба бесконечностью… Потом я учился в городском училище».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});