Звуки города - Ирина Калитина

взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь».

Маяковский, констатировал:

«Это время —

       трудновато для пера».

Через пять лет он, упрекавший Есенина в слабости, выстрелит в себя из пистолета, это случится в Москве.

«Петербург, я еще не хочу умирать», — взмолится Мандельштам, однако после стиха о «кремлёвском горце», дни его были сочтены.

Он умрёт в пересыльном лагере во Владивостоке в 1938-м.

Марина Цветаева спросит:

«Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

В мире мер?!»

Война забросит её в Елабугу, оставшись без средств к существованию в августе 1941-го она примет решение покинуть «мир мер».

«И будет жизнь с её насущным хлебом,

С забывчивостью дня.

И будет всё — как будто бы под небом

И не было меня!»

Невозможно представить себе Россию без поэтов Серебряного века и без Марины, ярчайшего из них, — продолжил историк,

— Анна, мудрая и терпеливая, посетует:

«Так много камней брошено в меня,

Что ни один из них уже не страшен…».

Она переживёт арест мужа и сына, проведёт много дней в очереди у ворот тюрьмы с передачами для них и оставит потомкам в поэме «Реквием» просьбу:

«А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем — не ставить его

Ни около моря, где я родилась:

Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов».

Горькое пожелание её исполнят в 2006-м.

Александр Григорьевич подвёз ребят к скульптуре тоненькой молодой женщины с горбинкой на носу, беспомощно или с упрёком оглядывающейся в сторону тяжёлого здания-тюрьмы, прозванного «Крестами», здания на противоположном берегу реки, сложенного из кирпича цвета запёкшейся крови.

Отпевание Анны состоится в 1966-м в Никольском соборе. Желающих проститься с ней не вместят ни храм, ни окружающий его сад. Евгений Евтушенко откликнется:

«Ахматова двувременной была.

О ней и плакать как-то не пристало.

Не верилось, когда она жила,

не верилось, когда ее не стало».

На этом Александр Григорьевич счёл путешествие по Серебряному веку русской поэзии законченным и предложил группе перекусить в кафе на «Ваське», где, по его мнению, неплохо и недорого кормят.

После обеда экскурсанты не отпустили гида, мэтр от имени группы попросил показать им знаковые места нового Питера: Газпром Арену и Лахта Центр.

По дороге на Крестовский остров учёный рассказал, что до революции эта территория не входила в черту города, служила петербуржцам местом для отдыха, на одной из старых заброшенных дач инженер Гарин экспериментировал с гиперболоидом. Сейчас часть острова застроена элитным жильём, на остальной, ближе к заливу, разбит парк Победы, в котором ленинградцы после войны сажали деревья.

Александр Григорьевич подвёл группу к западной точке Крестовского острова.

— Берег, вода, яхты, чайки, свежий ветер, — вздохнул он, вспомнив свою квартиру, — башня Лахта Центра, построенная на северной стороне залива стала высочайшим небоскрёбом в Европе. Стекло его имеет особенность: отражая небо, оно сгущает цвет. Под голубым небосводом башня кажется синей, под серым, она приобретает свинцовый оттенок, а низкие облака нанизываются на неё, как неровные кольца на ось игрушечной пирамиды. Здание расположено вдалеке от исторического центра, вокруг нет ни дворцов, ни куполов, ни шпилей, оно не нарушает привычный пейзаж города.

И, наконец, Газпром-арена, гигантское сооружение в виде летающей тарелки. Если смотреть издалека, вечером, когда включена подсветка, оно потрясает космической загадочностью.

— Это и есть самый дорогой стадион в России? — спросил мальчик, лицо его, хоть и не было выразительно, менялось, будто бы, студент невольно «влезал» в образ героя, о котором шла речь, гиду молодой человек показался будущим Евгением Евстигнеевым.

— Да.

— А, говорили, что у Питера нет средств? — хитро улыбнулся Мастер.

— На реконструкцию старых зданий нет, а на футбол есть. Вокруг стадиона в течение трёх лет возникли две станции метро, третья была построена раньше. Болельщики превосходят театралов по количеству и темпераменту.

— Красота! — произнёс мэтр, — стоя здесь, где волны плещутся у ног, невольно ощущаешь себя Петром Первым.

С большим артистом произошло чудесное превращение: спина распрямилась, в осанке и манерах появилось величие, он стал царём, зазвучали пушкинские строки:

— «На берегу пустынных волн,

………………………………………………

Отсель грозить мы будем шведу…».

— Сначала финну, — неожиданно перебил экскурсовод, — Финляндия сильно озабочена экологической безопасностью, и расположена к нам ближе других государств.

Артист вернулся в образ мэтра и, подняв брови, удивлённо посмотрел на того, кто «посмел» прервать его «выступление».

— Болеет Маркизова лужа, — объяснил гид, — мельчает. Раньше рыбаки, чтобы поставить сети, выезжали на лодках, теперь добираются пешком в резиновом полукомбинезоне, да и рыбы почти нет, цветёт залив, интенсивные работы по намыву территорий уничтожают нерестилища. Там, где раньше трава стояла в воде, образовывается гниющее болото, добавим туда отходы города, нефтяные и прочие загрязнения от многочисленного водного транспорта. Что останется кроме музыки, картин и стихов?

«В Петрополе прозрачном мы умрем.

Где властвует над нами Прозерпина», — предсказал Осип Мандельштам, — а Прозерпина, друзья мои, в римской мифологии это — богиня царства мёртвых.