Помойник - Борис Терехов

— На выходные он приезжает к нам. Иногда с ним бывает очень сложно.

— Не представляю даже, как ты со всем этим справляешься. И больной ребенок, и Гера с его характером, и работа диспетчером в ДЕЗе. Нет, ты заслуживаешь памятника.

— Спасибо, но я привыкла.

— В общем, Шура, я тебя прекрасно понимаю. Но сейчас так уж сложились обстоятельства. Мне совсем некуда деваться, — сказал я. Не хотелось стеснять семью моей сестры. Не хотелось доставлять ей лишние хлопоты и беспокойства — у нее была и без того несладкая жизнь. Но другого выхода у меня просто не было.

— Я обещаю, что проживу у вас недолго. Только подлечусь немного. Потом устроюсь на работу и подыщу себе какое-нибудь жилье, — пообещал я.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь, — кивнула она. — Слушай, ты хорошо помнишь дядю Виктора? Ну, младшего брата нашего отца.

— Как же, помню. Но смутно. По-моему, долговязый такой мужик, с луженой глоткой и косматыми бровями. Изредка он приезжал к нам. Обычно они закрывались с отцом на кухне, сидели там и выпивали. После скандалили до хрипоты, но быстро мирились и снова выпивали.

— Верно, — подтвердила Шура. — Между ними всегда были сложные отношения. Они почему-то никак не могли найти общий язык. Что-то у них там тянулось из далекого прошлого.

— Меня это не особенно трогало.

— Да и меня. Дядя Виктор работал зоотехником на птицеферме в одном подмосковном поселке. Пока эту птицеферму не разогнали. Значит, полгода назад он умер.

— Жалко. Очень жалко, — заметил я. — Но, кажется, ты мне об этом говорила по телефону.

Молодая женщина в пестром халате у окна закурила вторую сигарету, сняла темные очки и бросила взгляд в нашу сторону. Я приветливо ей кивнул. В ответ она улыбнулась. Но из-за разбитой губы улыбка у женщины получилась кривая и однобокая. Как у гестаповца из старого советского кинофильма, допрашивающего пойманного партизана.

— Стало быть, дядя Виктор умер и отписал мне свое наследство. Правильнее сказать, нам двоим. Поскольку никаких других родственников у него не осталось. Все его наследство — это двухкомнатная квартира в доме городского типа в поселке Вихляево. Само собой, с обстановкой.

— Я и не знал.

— Володя, я ж тебе рассказывала о его наследстве еще осенью, — упрекнула меня Шура.

— Разве? Что-то не помню, — пожал я плечами. Возможно, она действительно мне рассказывала, но я не придал этому никакого значения. Что ж, бывает.

— Сначала я подумала: зачем нам сдалась эта его квартира? Был хотя бы деревянный домик — тогда куда еще ни шло. Приезжали бы отдыхать летом. А то квартира в поселке — ни туда, ни сюда. Но потом решила: вдруг когда-нибудь пригодится? Чего добру пропадать? Опять же, продать можно. Как твое мнение?

— Точно, вдруг пригодится, — согласился я. — Но лучше бы дядя оставил нам квартиру в Москве.

— Оно конечно, гораздо лучше. В общем, начала я оформлять наследство. Ты не представляешь, как это сложно у нас с нашими бюрократами. Нужно собрать целую кучу документов и ходить с ней по разным кабинетам. А у них, у чиновников, то огромные очереди, то неприемные дни, то они уехали куда-нибудь. Я все нервы себе истрепала, даже аппетит потеряла. Не говорю уж о том, что на каждом шагу приходилось давать взятки. Но куда без них?

— Большие?

— Это — как посчитать, — ответила она и, помолчав, добавила: — Извини меня, Володя, я все записала на себя. Понимаешь, чтобы было меньше волокиты.

— Записала, так записала. Я не в претензии.

— Ну и отлично. Ну так вот, у нас с Герой есть к тебе предложение. Может, после больницы ты поедешь жить в тот поселок? Чего нам всем ютиться в одной квартире? К тому же ты человек молодой. Вероятно, пожелаешь жить с какой-нибудь девушкой.

— Зачем загадывать раньше времени? — смутился я. — Подожду я пока с девушками.

— Ой, не зарекайся. Это ж вполне естественно, и я не намерена тебе мешать. Но как мы в этом случае вообще уместимся в нашей малогабаритной квартире?

— Давай, пожалуйста, не сгущай краски, — попросил я. — Что толковать о том, чего еще нет.

— Нет, так будет, — убежденно произнесла Шура. — Но есть один вариант. Я переоформлю все документы и владей имуществом дяди ты один. Но тогда больше ты ни на что претендовать не будешь. Мы составим соответствующую бумагу. Ладно, Володя?

Как известно, женщины с именами, которые могут быть и мужскими, имеют в характере черты, присущие противоположному полу. У Шуры сейчас это проявилось в полной мере. Женская мягкость сменилась мужской твердостью.

— Как скажешь, — кивнул я. С детства я привык подчиняться своей старшей сестре.

— Вот и чудесно! Только, дорогой, ты не подумай, что я отправляю тебя к черту на куличики. Поверь, у дяди Виктора не так уж и плохо, — быстро сказала Шура, заметив мои колебания. — У него нормальная квартира на втором этаже. Дом городского типа с электричеством, магистральным газом и холодной водой. Есть колонка, чтоб подогреть воду для ванны или душа, — вдохновенно продолжала она. — Словом, квартира полностью пригодна для постоянного проживания.

— Крыша-то в его доме хоть не протекает? — спросил я.

— Нет, не волнуйся — не протекает. За домом следят, — обидевшись, ответила Шура.

— Тогда это то, что мне нужно.

— Конечно. В квартире дяди есть обстановка, холодильник, телевизор. Ну, все-все. А сколько в ней всяких интересных вещичек! Но беспорядок в квартире ужасный. Будто Мамай прошелся. Впрочем, это ерунда. Приберешь потихоньку, избавишься от лишнего хлама, сделаешь косметический ремонт — и живи там хоть до скончания века.

В раздумье я погладил свою побаливающую шею. Меня настораживало, что очень уж все славно Шура описывала. Если там и впрямь так замечательно, то почему она сама не переберется жить туда с семьей? Ведь ее квартира в подмосковном городке далеко не предел совершенства. По сравнению с некоторыми столичными квартирами — она просто собачья конура. Странно. Хотя сестра наверняка ответит, что не переезжает исключительно из-за работы, своей и мужа.

— Кстати, как с работой в том поселке? — спросил я.

— Обыкновенно как — никак. Плохо, как и везде в сельской местности. Но, я думаю, при желании можно всегда чего-нибудь найти.

— До Москвы долго добираться?

— Точно сказать не могу. Но по-моему, где-то в районе двух часов, двух с половиной. Дорога, правда, неудобная. С пересадками. Да, совершенно забыла. У дяди огромная библиотека, — радостно произнесла Шура. — Даже Гера, насколько не охотник читать, и то в последний наш приезд взял себе несколько книг.

— Сама-то ты часто бываешь в дядиной квартире?

— Нет. Говорю же, далеко ехать, не ближний свет. Видишь, даже прибраться в ней не успела.

— Раз так, то поселяне и поселянки мигом все разворуют, — заметил я.

— Не разворуют. Я договорилась с соседом Марком Петровичем, чтобы он присматривал за квартирой. Вполне положительный дядечка — рассчитывать на него можно. Мне кажется, что он с примесью еврейской крови.

— Что ж, будем надеяться на Марка Петровича.

— В общем, квартира дяди для нас всех хороший выход. Только есть одно но. В самом поселке иногда бывает не слишком приятный запах. Это когда дует ветер с определенной стороны.

— Почему?

— Понимаешь, Володя, такое дело, — замялась она. — Поселок находится недалеко от мусорного полигона.

— Рядом с городской свалкой, что ли?

— Ну да. Но не рядом, а на некотором расстоянии. Потом чем она тебя смущает? Это же не ядерный полигон. Местные жители, например, нисколько не жалуются ни на свалку, ни на неприятный запах, — сказала Шура, завершая наш разговор. — Ладно, я побегу. Скоро приеду к тебе с нотариусом. Оформим все документы прямо здесь, в больнице. Конечно, это влетит нам в копеечку. Но зато мы избавимся от всех хлопот. Володя, ты согласен?

— Естественно, — ответил я. Вероятно, самое мое место было сейчас на городской свалке. Дожил, называется.

— Познакомишься там с Помойником.

— Что это за фрукт?

— В поселке узнаешь.

— Но все же?

— Да мне самой ничего про него толком неизвестно. Ну, до свидания, дорогой. Быстрее поправляйся, — сказала она, поднялась и звонко чмокнула меня в лоб.

Прихрамывая, я проводил Шуру до выхода из курилки и немного по коридору. Затем, помахав ей рукой, вернулся обратно на свою насиженную кушетку, закурил и взглянул на женщину в пестром халате, блуждавшую с потусторонним выражением лица у окна.

— Привет! — поздоровался я, возвращая ее на землю.

— А-а?..

— Владимир, — представился я.

— Татьяна, — назвалась она, улыбнувшись мне все той же кривоватой улыбкой. — Простите, я невольно слышала часть вашего разговора.

— Пустяки, нам от людей скрывать нечего.

— Ну, все же как-то неловко. Знаете, я лежу в палате с двумя старушками — милыми созданиями. И за день они уже довели меня до белого каления своими расспросами и наставлениями. Одно убежище от них — курилка, — оправдываясь, сказала Татьяна. У нее был удивительно красивый голос — низкий и мелодичный. К счастью, побои, нанесенные бывшим мужем, ему нисколько не повредили.