Безымянное отродье - Кларк Смит

— Я предоставлю вам эту комнату, — сказал он. — Она как раз рядом с моей.

Он не смотрел на меня, пока говорил, и его голос был неестественно сдержан и невыразителен. Я с содроганием осознал, что дверь, на которую указал хозяин как на свою, была соседней с той, откуда исходил ужасающий вой. Комната, которую он позволил мне занять, похоже, пребывала в запустении долгие годы. Воздух внутри был холодный, застоявшийся и какой-то нездоровый. Повсюду царила затхлость, а старинная мебель была вся в пыли и паутине. Сэр Джон начал извиняться.

— Я не подумал о состоянии комнаты, — пробормотал он. — После ужина я отправлю Харпера немного прибраться и постелить чистое постельное белье.

Я запротестовал, скорее из вежливости, что ему не нужно извиняться. Нечеловеческое одиночество и загнивание в этом старом особняке, десятилетия отсутствия заботы о нём, соответствующее затворничество владельца болезненно впечатлили меня. Я старался не думать о призрачной тайне зарешеченной комнаты и об адском вое, что потряс все мои нервы. Я уже сожалел о той странной случайности, что привела меня в это место обитания зла и теней. Я испытывал непреодолимое желание уехать, продолжить своё путешествие даже под осенним дождем и ветром в темноте. Но не мог придумать такого оправдания своему уходу, что устроило бы хозяина. Очевидно, не оставалось ничего другого, кроме как остаться.

Наш ужин был накрыт в мрачной, но величественной комнате стариком, которого сэр Джон называл Харпером. Еда была вкусной и хорошо приготовленной, обслуживание — безупречным. Я сделал вывод, что Харпер был единственным слугой. Камердинер, дворецкий, домоправитель и повар в одном лице. Несмотря на мой голод и старания хозяина сделать всё проще, ужин получился мрачным как похоронная церемония. Я никак не мог выбросить из головы легенду, рассказанную отцом, но еще меньше мог заставить себя не думать о той запечатанной двери и губительном завывании. Чтобы это ни было, но уродец всё еще был жив, и я чувствовал сложную смесь чувств из восхищения, жалости и ужаса когда смотрел на изможденное и смелое лицо сэра Джона Тремота. В каком аду он оказался, и зачем он сам себя приговорил к такой жизни? Откуда он черпает силы выдерживать такое немыслимое испытание?

Слуга принес отменный херес. С вином мы просидели больше часа. Сэр Джон некоторое время говорил о моем отце. О его смерти он не знал. Тремот искусно вытягивал из меня сведения о моей жизни и делах. Он немного рассказал о себе, но ни одним намеком не указал на ту трагическую историю, о которой я надеялся что-то услышать. Поскольку пил я мало, и мой стакан опустошался медленно, то большую часть вина выпил хозяин. Вскоре в его таинственном молчании появился просвет, и он впервые заговорил о своей болезни, что явно была заметна на его лице. Я узнал, что Тремот болен тяжелой формой стенокардии, и недавно пережил серьёзный приступ.

— Следующий добьёт меня, — сказал Тремот. — А он может произойти в любое время, может даже сегодня ночью.

Он объявил это так просто, словно смертельный приступ был чем-то заурядным, как прогноз погоды. Затем, немного помолчав, он продолжил говорить, но в его голосе появилась необычная решимость.

— Вам это может показаться чудачеством, но я имею твердое предубеждение против своих похорон в могиле или в склепе. Я хочу, чтобы мое тело тщательно кремировали, а пепел развеяли во всех направлениях. Харпер проследит за тем, чтобы всё было в точности выполнено. Огонь — самый чистый элемент и он сокращает весь тот отвратительный процесс между смертью и окончательным распадом тела. У меня вызывает отвращение мысль о заплесневелой, кишащей червями могиле.

Он еще некоторое время продолжал рассуждать на эту тему. Особая одержимость кремацией и напряженность в его голосе показывали, что Тремот размышлял над этим долго, и это стало его навязчивой идеей. Казалось, разговор о смерти содержит для него особое нездоровое очарование, и в его пустых глазах отражался свет какого-то преследования, а в голосе чувствовалась едва сдерживаемая истерия. Я вспомнил погребение леди Агаты и ее трагическое воскрешение, и бредовый необъяснимый ужас ее истории. Было нетрудно понять, почему сэр Джон испытывает антипатию к погребению, но я был далек от понимания того, на чем же конкретно основано его отвращение.

Харпер исчез после того, как принес вино. Я предположил, что он отправился готовить мне комнату. Мы допили по последнему бокалу, и мой хозяин прекратил беседу. Порыв оживления в нём, казалось, прекратился, и он выглядел теперь еще более больным и изможденным. Сославшись на усталость, я выразил свое желание отправиться спать, и сэр Джон в своей неизменной вежливости настоял на том, что перед сном посетит меня в комнате и проверит, удобно ли я устроился. В холле наверху мы встретили Харпера, который как раз спускался по лестнице, что, должно быть, вела на чердак или на третий этаж. Он нес тяжелую чугунную сковороду с остатками еды, и на мгновение мне почудился запах гниения идущий из нее. Мне подумалось — не кормил ли он того чудовищного ребенка? И, может быть, Харпер бросал ему еду через дыру в потолке? Догадка была вполне логичной, хотя запах отходов мог означать совсем иное, нечто совсем за пределами моих предположений. Некоторые разрозненные идеи в моей голове связывались в нечто ужасное и отвратительное. С переменных успехом я уверял себя, что существо, мной воображаемое, невозможно с точки зрения науки, это скорее творение черной магии. Нет, такого не может существовать здесь… в Англии… что демон из восточных сказок и легенд, пожирающий мертвых… упырь.

Вопреки моим опасениям, когда мы снова проходили мимо запертой комнаты, оттуда уже не доносилось дьявольского крика. Но мне показалось, что я слышал хруст, словно гигантское животное что-то грызло. Моя комната, всё еще унылая и мрачная, была очищена от пыли и паутины. Осмотрев всё лично, сэр Джон покинул меня и уединился в своей комнате. Я был поражен его смертельной бледностью и слабостью, когда он пожелал мне спокойной ночи. Я ощущал вину и тревогу за то, что для беседы со мной Тремот потратил слишком много сил, и это могло усугубить его болезнь. Казалось, я ощущал его боль и мучения, скрытые под маской вежливости, и удивлялся тому, какой ценой удается хозяину держаться бодрым.

Усталость от дневного путешествия и тяжелое вино за ужином должны были способствовать тому, чтобы я быстро уснул. Но хотя я и лежал с закрытыми глазами в темноте, я не мог отбросить мысли о смертельной тени, что легла на этот дом, и о могильных личинках, что копошатся где-то рядом. Невыносимые и запретные мысли осаждали мой ум, словно грязные когти; они щекотали меня зловонными кольцами змей, пока я несколько часов лежал на кровати, уставившись на серый проем окна, за которым была лишь ночь и буря. Капанье дождя, легкий шум и стон ветра отступали на задний план на фоне страшного бормотания нечленораздельных голосов, что шептали о тошнотворных безымянных тайнах на своем демоническом языке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});