«Если», 1995 № 08 - Кристофер Прист

Комментарий, который подготовил к его рассказу обозреватель газеты «Московские новости», выглядит куда более прозаично…

В нашей стране с человеком может произойти все, что угодно. Его жизнь и права не защитит никто. Лишиться имущества, свободы или самой жизни можно в одну минуту. Государство, в котором мы живем, и общество, частью которого являемся, подобны слепой, безумной, абсурдной стихии. Лечь спать вечером в собственной постели, а проснуться утром арестантом на грязной тюремной «шконке» — проще простого. Законопослушны мы или не очень. Пьем и не помним, что случилось вчера, или абсолютные трезвенники. Занимаемся предпринимательством или учимся играть на валторне. Вне зависимости от того, какую Россию мы потеряли, отвратительная ситуация с правами человека в нашей стране была всегда. Нынешние смутные времена не исключение.

«ОТ СУМЫ ДА ОТ ТЮРЬМЫ — не зарекайся!» Пожалуй, только в России столь безрадостное изречение классика могло стать проверенной жизнью истиной. Угодить в сизо (следственный изолятор) и провести там не один месяц, а то и год сегодня, после всех указов и постановлений о борьбе с преступностью и при абсолютно распоясавшихся в своей неподконтрольности силовых структурах, настолько просто, что человек, к такому повороту событий не подготовленный, рискует очень многим. Он может сломаться, морально деградировать, потерять индивидуальность, психическое и физическое здоровье, стать инвалидом или даже погибнуть. Поэтому, основываясь на впечатлениях непосредственных участников, попавших в жернова отечественной правоохранительной машины, а также их родных и близких, попробуем рассказать о том, с чем сталкивается сегодняшний обыватель, попавший в места не столь отдаленные: за высокие стены «Бутырки» или «Матросской тишины».

Давайте исходить из того, что человек, угодивший в сизо, не принадлежит к криминальному миру и в будущем не собирается вставать на воровской путь, а оказался за решеткой просто по несчастному стечению обстоятельств. Подобное, к величайшему сожалению, у нас отнюдь не редкость. Главное, что нужно отметить: его цель — выйти на свободу с минимальными потерями нервов и здоровья. Предположим, финансовые возможности арестанта средние, то есть недостаточно велики для того, чтобы закрыть уголовное дело или хотя бы жить во время следствия дома с подпиской о невыезде, ной не так малы, чтобы оказаться абсолютно беспомощным перед представителями закона. Возможный срок пребывания за решеткой до суда зависит от многих факторов, но не надо питать иллюзий — очень часто арестованные находятся в сизо гораздо дольше предусмотренных уголовно-процессуальным кодексом полутора лет, а иногда даже больший срок, чем могут получить по статье, которая им инкриминируется. В последнем случае предусмотрено освобождение прямо из зала суда, но требовать материальной компенсации за «бесцельно прожитые годы», к сожалению, практически бесполезно. Правоохранительные и судебные органы в нашей стране работают чаще всего в одной упряжке. Раз первые взяли, значит, вторые, как правило, осудят. Если милиция задержал подозреваемого якобы «с поличным» — с наркотиками, оружием, украденным у кого-то драгоценностями или взяткой — доказывать, что все это просто подбросили с целью сфабриковать дело бесполезно. Свидетелями здесь проходят сами милиционеры, понятых чаще всего нет, результаты экспертизы по наличию отпечатков пальцев на выше означенных предметах затерялись или она вообще не проводилась. Если ж обстоятельства уж слишком щекотливы для представителей правоохранительных органов, подозреваемого будут держать в сизо до тех пор, пока он не прекратит упорствовать и однозначно не признается в якобы содеянном. Условия и режим в наших следственны изоляторах максимально способствую тому, чтобы человек оставил все попытки добиться законности, смирился и был готов идти невиновным в зону, лишь бы не гнить заживо в тюремных стенах, без солнечного света и свежего воздуха…

ИТАК, СЛЕДСТВЕННЫЙ ИЗОЛЯТОР Унизительные первоначальные процедуры обыска и заполнения различны формуляров позади — «новосела ведут в «хату», то есть в камеру. Скрежещут ключи в замках, лязгают двери решеток, разделяющих коридоры на множество отсеков. Наконец пришли — вот она, железная дверь в его будущую обитель. Поскольку здесь нашем герою скорее всего предстоит провести довольно длительное время, лучил всего прямо с порога убедиться, что попал он по адресу — в «нормальную хату», то есть в обычную камеру общего режима, где сидит самый обычный контингент арестантов. Разглядеть сразу что-либо самому с непривычки невозможно: только через какое-то время привыкаешь ориентироваться во мгле и сигаретном дыму этого практически лишенного света и вентиляции помещения. В московских сизо камеры общего режима обычно имеют 30–35 «шконарей» (спальных мест) и на одно претендуют по 3–4 человека. Hа каждого из 100–120 обитателей камеры приходится обычно не более одной трети квадратного метра. Как администрация тюрьмы подбирает контингент для каждой отдельной камеры — тайна, покрытая серым мраком милицейской шинели. Публика бывает самая разношерстная: нет никакой градации ни по уголовным статьям, ни пс возрасту, ни по состоянию здоровья. Например, больные туберкулезом находятся вместе со здоровыми людьми и на это уже давно никто не обращает внимания. Помимо обычных камер, существуют специальные, для особо опасных преступников. Они значительно меньше нормальных: как правило, это 10 «шконарей» на 20–30 человек. В отдельных камерах собирают вместе арестованных сотрудников милиции. Есть камеры для тех, кого не желает принимать в свои ряды остальное тюремное сообщество, например, идущих по статье 114, часть 4 (изнасилование малолетних) или так называемых «опущенных», а также «петухов» (пассивные гомосексуалисты, низшая каста мира за колючей проволокой).

ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ, безвинно испытавшие на себе «прелести» пребывания в сизо, с кем автору довелось беседовать, как одну из главных основ выживания и сохранения своего человеческого достоинства отмечали постоянную готовность дать решительный отпор любым попыткам унижения своей личности словом или делом, от кого бы они ни исходили — от представителей администрации или соседей по камере. Грубая физическая сила решающей роли за решеткой не играет. Главное — это уважать себя, свои права и быть готовым отстаивать их даже под угрозой жестокого избиения. В то же время не надо «лезть в бочку» и «перегибать палку», выставляя напоказ свою решимость и безразличное отношение к смерти — спокойствие, сохраняемое в любых ситуациях, это самое надежное оружие. Надо быть самим собой, не преувеличивая, но и не преуменьшая качеств своей натуры. Не относиться свысока к тюремной иерархии, не играть в гипертрофированный индивидуализм, но и не стремиться нарочито подчеркивать свое дотошное знание местных обычаев для того, чтобы в эту иерархию как можно удачней вписаться. Действительно, три известных правила арестанта — не верь, не бойся, не проси — являются основой поведения в заключении, но принимать их чересчур буквально не стоит, по крайней мере, в сизо. Абсолютно не доверяя своим сокамерникам, можно дойти до фобии постоянного ожидания какого-нибудь хитро замаскированного подвоха со стороны уголовного мира, которому в общем-то до стороннего человека никакого дела нет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});