Сквозь огненное кольцо - Леонид Шарифович Токарев

уж народ эти мальчишки!

В школу мы добирались двумя путями: по Кобринскому шоссе или же через главные, Северные ворота крепости, по булыжной мостовой, проходившей над железнодорожными путями. Вначале, когда мы только что приехали в 1939 году в Брест, нас возили в школу на военных повозках, а потом на полуторке с закрытым кузовом. В машине было тесно, темно и ужасно шумно. Доходило до того, что шофер, уравновешенный и степенный красноармеец, не выдерживал, резко тормозил и, рванув дверцу, грозно вопрошал:

— Что, пешком захотели топать?! Если не прекратите блажить — высажу всех!

Мне же отец частенько разрешал ездить в школу верхом на лошади по кличке Павлин. В эти дни я чувствовал себя на седьмом небе. Правда, одного меня пока еще не отпускали — меня всегда сопровождал ординарец отца, Николай Новиков. До города мы обычно шли резвой рысью, а уж по улицам ехали медленно, степенно. Даже озорной Павлин чувствовал всю торжественность момента: пританцовывая, он выбивал на камнях мостовой звонкую дробь я, гордо изогнув тонкую шею, косил в мою сторону своим блестящим глазом, будто спрашивая: «Ну как, доволен?»

До уха моего нередко доносились удивленные голоса:

— Смотрите, какой молоденький командир!

Что и говорить, слова эти наполняли меня такой радостью, что и не передашь! Ведь моя наипервейшая мечта была — стать военным и, конечно, кавалеристом. Недаром же я родом с Кубани.

Поэтому и одевался я в военную форму: ходил в сапогах, гимнастерке и шинели. Правда, зимой на голове моей красовалась мохнатая кубанская папаха с алым верхом.

В школе, где я учился, работало много учителей, преподававших еще в дни панской Польши, да и добрая половина моих одноклассников были тоже местными. Вели они себя чинно, боялись преподавателей, прилежно готовили домашние задания. Мы же, новички, своими буйными выходками внесли в их среду смуту, поколебали авторитеты. Особенно «доставалось» географу — безобидному, всегда аккуратно одетому в старенький черный костюм старику, начинавшему всегда урок одной и той же фразой:

— Итак, господа, на чем мы остановились в прошлый раз?

Слово «господа» вызывало у нас, ребят из крепости, бурю восторгов. Бедного географа никто иначе, чем «господа», не называл.

И надо же было стрястись беде со мной именно на уроке у «господа». По дороге в школу мы с Николаем подобрали полузамерзшую ворону. Я запихал ее в кожаную полевую сумку, что носил вместо портфеля, да так с ней и прибыл в школу. Мне было жаль ворону: не замерзать же ей на улице! Птицу я засунул в парту, надеясь, что она будет вести себя смирно. А тут «господа» возьми да и вызови меня к карте.

И вдруг, когда я шарил указкой по зеленым просторам Южной Америки, отыскивая истоки реки Амазонки, за моей спиной раздалось хриплое карканье. Я резко повернулся. Неблагодарная ворона вывалилась из парты и боком, боком, распустив крылья, запрыгала между рядами, норовя пробраться к окну. И географ и ребята — все замерли от неожиданности. Кто-то бросился к вороне, пытаясь схватить ее, но не тут-то было. Моя ворона не собиралась сдаваться. Она ловко увернулась от преследователей, подпрыгнула и, отчаянно каркая, понеслась над головами ребят.

Что тут было — словами не передашь! Девчонки завизжали, ребята повскакивали на сиденья, пытаясь схватить мечущуюся птицу. И лишь два человека оставались в этом общем гвалте неподвижными. Один с перепугу — это я. Другой от неожиданности — это «господа». У него даже челюсть отвисла, и он не смог вымолвить ни слова вплоть до момента, когда в класс ворвался возмущенный директор.

Расплата была суровой и, по-моему, несправедливой! Меня попросту исключили из школы за хулиганство, даже не приняв во внимание мои объяснения. А что было дома — лучше об этом умолчу. На целый месяц я стал домашним арестантом.

Меня занесли в «черный список» неисправимых и не желали принимать ни в одну школу города. Не помогало и то, что учился я довольно хорошо. Только после вмешательства отца меня условно зачислили в другую школу, что находилась рядом с площадью Ленина, да и то «до первого проступка».

А отец, вернувшись от директора, прямо заявил:

— Если еще произойдет что-нибудь подобное, то без разговоров поедешь к дедушке в Новороссийск!

«Первого проступка» так и не последовало. В новой школе я вел себя «тише воды, ниже травы». Меня даже в пример другим ставили! Я стал самым исполнительным и не по-мальчишески сдержанным учеником в школе. А что поделаешь? Не мог же я променять полную приключений жизнь границы на какой-то город, пусть даже и портовый. Дедушка Сережа в самом начале весны сорок первого года приезжал к нам в Брестскую крепость и обещал приехать сюда на все лето. Ведь это были места, где он, совсем еще молодой, служил в царской армии перед первой мировой войной. Его казацкая сотня располагалась в тех же казармах, что и наш полк. Об истории Брестской крепости он много знал и рассказывал.

В Брестской крепости несло службу не одно поколение русских воинов. Первые земляные и деревянные укрепления русского города-крепости появились в устье Мухавца в конце десятого века. И назывался он тогда Берестьё. Отсюда и Брест. Теперешняя Брестская крепость строилась долгие годы. В прошлом веке она считалась одной из неприступнейших цитаделей мира. И эту славу она заслужила в первую очередь из-за своего удачного стратегического расположения. Разместилась она на трех искусственных островах у места впадения реки Мухавец в Западный Буг. От самой воды поднимались толстенные кирпичные стены, облепленные космами столетних мхов и лишайников. Кольцевая стена центральной цитадели протянулась почти на два километра. Многокилометровое кольцо высоких валов огибало весь укрепрайон, ныряя в воды рек и разрываясь мостами. Белые лилии и кувшинки буйно цвели в ленивой воде крепостных рвов. Жизнь в крепости протекала и на земле и под землей. И даже больше под землей. Там находились главные арсеналы, казематы и подземные ходы сообщений.

На центральном острове возвышалось суровое здание Белого дворца. Здесь 3 марта 1918 года советские представители подписали Брестский мир с империалистической Германией. И Брест же первым принял бой в войне с фашистской Германией.

Когда наша семья приехала в Брест в 1939 году, мы поселились в одном из домов, где жили семьи офицеров. Дома эти, выстроенные из такого же яркокоричневого кирпича, что и казармы, были двухэтажные, утопали в зелени тополей, лип и густых зарослей жасмина.

Население этих домов — особенно его ребячья половина — всегда было в курсе гарнизонных дел, жило одними думами, тревогами и