Есть, господин президент! - Лев Гурский

— Да-а! — сказала я тем же тоном.

— Ефимовна, ты, что ли? — спросил Вадик. Уже с некоторым сомнением.

— Нет, не я! — К своему прежнему гестапо я присовокупила еще ледяное презрение Снежной Королевы, которую некий болван вздумал угостить горячими пончиками.

И дала отбой. Будем надеяться, что у ведущего телепрограммы «Вкус» проснется природная соображалочка. Раньше как-никак Вадик был толковым дизайнером. В поп-звезды российской кулинарии он выбился не так давно. Мысль превратить домашнее хобби в доходный медиа-бизнес пришла к нему одновременно с кризисом отечественного дизайна.

Я села на край ванны и стала ждать, когда телефон прозвонит в третий раз. Больше минуты Кусин не выдержит. Хоть время засекай.

В принципе, все мужики поддаются дрессировке, когда им что-то надо. Вадику, я догадываюсь, надо было сильно. Имидж великого телекулинара требовал непрерывной практической подпитки. А чтобы не уронить свой эфирный рейтинг, следовало еще тусоваться с полезными кадрами до упора и до упада. Из двух зол маэстро Кусин, понятно, выбрал большее, то есть тусовку, а зло меньшее все пытается свалить на мои плечи. Однако впрягаться в должность тайной советчицы Вадика и идти к нему на оклад я не собираюсь. Деньги я уважаю, но выше денег ценю свободу. К тому же на свободе я и зарабатываю больше — благо мои партнеры ведут себя цивильно, не пытаясь меня кинуть. Есть, конечно, исключения. За последний год их оказалось три. Причем два из них к сегодняшнему дню уже пострадали от собственной глупости и мелкой жадности.

Первый, мой несостоявшийся ухажер Сема Липатов, крупный отечественный предводитель тортов и пирожных, нанял меня выводить из штопора его «Сладкую сказку» — приют для будущих диабетиков. Липатов зря винил персонал в кражах: деньги улетали на ветер безо всякого воровства. Тамошние пекари, к примеру, зверски злоупотребляли сдобой, молотым миндалем и сахарной пудрой, отчего их фирменный струдель еженедельно сжирал бюджет, а не приумножал его. Когда же я за каких-то два дня урезала до нормы бизнес-план заведения и ввела в разумные рамки буйную фантазию кондитеров, скаредный Сема решил, что обещанные им пятьсот евро — больно жирно для барышни-консультантки. А потому явочным порядком ужал сумму вдвое. Я мягко возразила. Липатов меня послал. В итоге ему пришлось отвалить уже две тысячи евро санэпиднадзору который, подкравшись незаметно, выудил из главной кастрюли с заварным кремом огромный серый булыжник. За найденного там дохлого мыша с Семы бы, разумеется, содрали всю пятерку, но я проявила гуманность. Жертвовать мышиной жизнью ради бабок — не мой стиль. К тому же на идиш фамилия моя значит «камень», так что Семен Маркович должен был допетрить, по чьему конкретно желанию крем и булыжник встретились в одной кастрюле.

Другой отморозок, бывший телебосс Кеша Ленц, рухнул в московский ресторанный бизнес прямо с заоблачной верхотуры Останкинской башни и вдоволь наломал дров, пока добренькая Яна Ефимовна не взялась облегчить его участь — причем за смешной гонорар (на неофитах, я уверена, наживаться грех). По моей наводке Кеша попер из «Кассиопеи» косорукого Ржепу умеющего даже сочный стейк-портерхаус домучить до кондиций резиновой подметки. Свежая вакансия с моей же подачи была заполнена Бобой Вишневским, питерским гением яблочного пирога. Московский клиент стал слетаться на пирог, как плодовая мушка на патоку. Сборы подскочили раз в пять. После чего неблагодарная скотина Ленц увильнул от расплаты со мною: он, мол, так и так собирался заменить шеф-повара, и Яна Штейн здесь ни с какого бока. Знать он не знает Яну Штейн. Кто еще такая Яна Штейн? «Нарываетесь, Иннокентий Оттович», — честно предупредила я. «Гуляй, девочка», — отмахнулся Ленц, воображая, будто его телевизионные прихваты сработают и на новом месте. Как бы не так! Уже через сутки после этого разговора Ржепа подал в Арбитражный суд иск за незаконное расторжение контракта и, прицепившись к малозаметному пунктику 9.4, слупил с Кеши по полной программе плюс моральный ущерб. Хозяин «Кассиопеи» догадался и без подсказки, какая именно гадина просветила юридически темного повара. По гражданскому праву у меня на юрфаке были только отличные оценки.

Третий мой обидчик, владелец популярного в Москве духана «Сулико», человек с простой грузинской фамилией Кочетков, еще не успел пожалеть о знакомстве со мной. Но он обязательно пожалеет уже сегодня, часа через два. В своей же собственной харчевне…

Телефон у меня под рукой неуверенно звенькнул. Не прошло и пятидесяти секунд.

— Да-а! — наимрачнейшим тоном сказала я.

— Извините за беспокойство, Яна Ефимовна может подойти? — услышала я почтительный голос. Вот такой Кусин мне нравился — скромный, тихий, знающий свой шесток.

— Может, Вадим Викторович, — снизошла я. — Уже на проводе. Ну, что у нас опять стряслось?

— Яна Ефимовна, дорогая! — Для надежности Вадик перешел на восьмимартовский тон. Мне почудилось, что из трубки на меня сейчас высыпятся дежурные дары Всемирного женского дня: чахлые мимозы в целлофане и коробка окаменевших ассорти. — Тысяча извинений, я бы не рискнул тревожить тебя до полудня, но вот обстоятельства… Ксан-Ксаныч только что из Праги, записал там второй чешский альбом, жаждет продлить ощущения… С пивом я уже утряс, мы пригоним к эфиру «Пилзнер урквелл», а вот с кнедликами я буквально лечу. Ксаныч, конь привередливый, желает такие же, как у Ворличека, а я, черт, запамятовал его фирменную начинку…

Он, видите ли, запамятовал, усмехнулась я про себя. Сказал бы честно, что не знает. С чешской кухней Вадик традиционно пролетал, как фанера над Пражским Градом. Он вовремя не просек, что народ, перекушав дальневосточной экзотики, потянется в Восточную Европу. Ну ладно, не буду терзать бедного Кусина. Да и вода в ванне уже стынет.

— Творог с черносливом, — милостиво обронила я. — И в тесто двадцать капель лимона. Все остальное — по шаблону.

— Ты золото, Яна Ефимовна! Ты великая женщина! Ты круче Елены Молоховец! — возликовал Вадик. И на радостях поступил неосторожно, прибавив свое обычное: — Как честный человек, я готов теперь на тебе жениться. Во!

Эта дурацкая хохма моего одноклассника всегда почему-то жутко меня раздражала. Ну смотри, Вадик, сам напросился. Два года за одной школьной партой приравниваются к году семейной жизни: ты знаешь у соседа все болевые точки.

— Ах, дорогой, — завздыхала я, — я бы пошла за тебя с радостью. Останавливает меня только одно: что, если наши дети умом пойдут не в маму, а в папу? Это ж будет катастрофа.

— По-твоему, я идиот? — искренне удивился Кусин.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});