Прикосновенье - Константин Ваншенкин

«Были женщины в войну…»

Были женщины в войну —Всех любили, всех жалели,Кто в обмотках и в шинели.Я такую знал одну.

Было общее у них:Возвышали в ласках женскихНе каких-нибудь снабженцев,Интендантов и штабных,

А солдатика того,Молодого, что, быть может,За Отчизну жизнь положит,Не изведав ничего.

Но потом — войне конец.Наступили перемены,И они сошли со сцены,И отнюдь не под венец.

Разумеется, тогдаМы ничуть не ощущалиБлагодарности, печали,Сожаленья и стыда.

«Девушка в длинной шинели…»

Девушка в длинной шинели.Госпиталь. Юность. Война.Как они, право, сумелиВынести это сполна?

Если приходится худо,Лучшую мину сострой.Годы прошли — и покудаТа же работа сестрой.

Четко подстрижена челка.Возраст? А возраста нет.Вечнозеленая елка,В белый глядящая свет.

СЕСТРА

Медицинская сестра,Милосердная сестрица,При дороге, у костра,Дай, пожалуйста, напиться.

Кто придумал так назвать,Так позвать, зайдясь от боли,Не жену, не дочь, не мать,А сестру в широком поле?

Подойди ко мне, сестра,В душной стонущей палате,Среди ночи и с утра,В снегом пахнущем халате…

Если ж все идет к добруИ другие ждут задачи,На вчерашнюю сеструСмотрят чуточку иначе.

В КОНЦЕ ВОЙНЫ

Не то чтобы стройный рассказИз жизни тогдашнего тыла,Но я представляю сейчасПримерно, как там это было.

Все ближе победная весть.Девчонки в смятенье высоком.Не голод, но хочется естьДа бьет возбуждения током.

Соленый огурчик одинЗапутался в длинном укропе.А мы — среди чуждых равнинДавно уже в старой Европе.

А здесь громыхает салют.Снимают защитную штору.Болтают, что скоро сольютМужскую и женскую школу.

ВЕРНОСТЬ

Затихли грозные раскаты,Свершилось мира торжество…К вдове погибшего комбатаЗаехал верный друг его.

Сошел на станции, и пешийПрошел он верст примерно пять.Не для того, чтобы утешить, —Чтоб вместе с ней погоревать.

Он на крыльце поставил вещиИ постучал в косяк окна.Он не знаком был с нею прежде,Лишь знал — красавица она.

Он красоту ее увидел,Едва лишь глянул па свету,И вдруг почти возненавиделЕе за эту красоту.

Он представлял ее другою:Жена погибшего, вдова.А эта может быть вдовою,Пожалуй, год, от силы — два.

Перенесет она разлукуИ снова жизнь начнет свою.И он душой страдал за другаТак, словно сам погиб в бою.

И словно кто его обидел,Встав, как соперник, на пути,Он всех мужчин возненавидел,Что могут впредь сюда войти…

…А было в комнате уютно,Легко текла беседы нить.И вдруг мучительно и смутноНе захотелось уходить.

И в то же самое мгновеньеОн ощутил в своей грудиИ робость, и благоговенье,И неизвестность впереди.

Она предстала в новом свете,Явилась в облике ином…Уже настал конец беседе,И рассветало за окном.

Осенний дождь стучал уныло,О чем-то давнем выводя.Лишь до порога проводилаОна его из-за дождя.

Он под дождем слегка согнулся,Пошел, минуя мокрый сад.Сдержался и не оглянулсяНа дом, где прежде жил комбат.

ВСТРЕЧА

Пока дрались солдатыНа дальних рубежах,Ровесницы-девчатаРосли, как на дрожжах.

Воспоминаний грудыМы за собой влекли…Взрослы и полногруды,Встречать они пришли.

Был прежде стан их тонок,Был беспричинен смех.Мы помнили девчонокСовсем-совсем не тех.

А эти опьяненноГлядят — не сводят глазИ посреди перронаПри всех целуют нас.

И слезы проливают,Не утирая их,И нас припоминают —Совсем-совсем других.

РАССКАЗ ЗА СОСЕДНИМ СТОЛИКОМ

Вернулся в городок,А мне сказал наш завуч:— Уже второй годокПетрова вышла замуж.

И вся моя семьяЕе не извинила, —Мол, Танька-то твояКак подло изменила!

Шла, помню, у прудаИ вздрогнула сначала,А подошла когда,То так она сказала:

— Прости, дружок, меня,Что не сдержала слово,Но ведь не знала я,Увидимся ли снова.

Моя, солдат, вина —Не выполнила долга,Но только ведь войнаТянулась больно долго…

Не смог смириться я,А все ж не подал виду,И начал жить, таяТу горькую обиду.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вернулся муж с большой войны.Ушла родня, все гости тоже,И слушал он шаги жены,Уже в постели мягкой лежа.

В буфет посуду убрала,Поднять окурок наклонилась, —Сняла скатерку со столаИ, наконец, угомонилась.

Шинели тронула рукав,Щекой припала, вся зарделась,Потом прошла за старый шкаф,Свет погасила и разделась.

ДЕМОБИЛИЗОВАННЫЙ

Не успевший загореть,Белотелый, без рубахи,Во дворе колол он плахи —Любо-дорого смотреть.

Он работал в летний знойУ дощатого сарая,Пот обильный утираяЛоктя тыльной стороной.

— Веселей давай ходи! —Подавал он зычный голос.(Рос дремучий рыжий волосНа плечах и на груди.)

Он поглядывал кругом,Он колол легко, без спешкиИ отпихивал полешкиЭлегантным сапогом.

Он колол бы дотемна:В нем, бурля, гуляла сила.И дрова в сарай носила,Как во сне, его жена.

МЫ ВАС ПОДОЖДЕМ

Мы вдоль спящих домов проходили,До утра не сомкнули мы глаз.Вот мы в армию вас проводили,Стало грустно, ребята, без вас.

Не забудем, как с вами прощалисьНа перроне под теплым дождем.Будем ждать, если мы обещались.Вы служите, мы вас подождем.

Вы служите спокойно, ребята,Будем ждать вас, отважных бойцов.Так вот матери наши когда-тоЖдали в юности наших отцов.

Зиаем мы, что трудна ваша служба:Все ученья да ранний подъем.Только вам сомневаться не нужно:Вы служите, мы вас подождем.

К нам разлука приходит впервые,В первый раз вы от нас далеко.Нет войны. Вы вернетесь живые.Но без вас все равно нелегко.

Будут наши свидания сладки,Будет весел родительский дом.Вы солдаты, мы ваши солдатки.Вы служите, мы вас подождем.

ВОИТЕЛЬ

«Служивые из наших местВ любимых не теряли веры,А в это время их невестУничтожали браконьеры».

Так объявил какой-то другНа мелкой станции, в буфете,Но люди, бывшие вокруг,Смеялись, слыша речи эти.

Он предлагал издать закон,И вообще по всем приметамОн основательно знакомБыл с обсуждаемым предметом.

Девчонка прыскала в платок,И ухмылялись три солдата.Один утешил: «Брось, браток!» —Зевнул и встал молодцевато.

Дежурный с видом рысака,Как бы подозревая выпад,Косяще глянул свысокаИ вышел в дверь с табличкой «Выход».

И там, за дверью, лишь на миг,Пока она была открыта,Шум поезда вдали возникОтчетливо и деловито.

И вслед за этим — дрожь стекла…Все повскакали торопливо.А он остался у столаПеред бутылкой из-под пива.

…Вновь на платформе — никого.Вилась вдоль шпалы повилика..И не вникали в речь егоБуфетчица и повариха.

«Ручей ледком, а небо синью…»