Барский театр - Владимир Бабенко

Саша обернулся. По пляжу скакала самая юная и самая наглая мартышка. А так как в силу врожденного недостатка интеллекта она схватила пластиковый мешок не сверху, а сбоку, то все продукты шлейфом сыпались на песок. Остальные члены банды мгновенно накинулись на них, оставив малолетнего грабителя только с пустой тарой.

Саша, странно улыбаясь, доел то, что ему оставила обезьяна, и пошел к своим хохочущим товарищам.

Но следующий уик-энд прошел спокойно. Саша заранее сделал рогатку, и как только привезший их на пляж экспедиционный газик остановился, улыбающийся лаборант с первого же выстрела попал заранее припасенным шариком от подшипника в голову вожака. А неуправляемую обезьянью толпу он рассеял выпущенными из той же рогатки камнями.

В тот день все на пляже ели мирно, не торопясь и не опасаясь быть ограбленными. А поврежденный череп предводителя эфиопских мартышек до сих пор украшает маммологическую коллекцию московского зоологического музея.

— Так это всё? — уточнил Саша, слизывая с ладони крошки курабье.

— Почти всё, — сказал Олег, — там, в рюкзаке еще две слойки.

— Да я не про это, я про рюкзак. Ты только один его привез?

— Да нет же. Я помню, что ты мне писал. У меня в этом, — и Олег ткнул носком ботинка в рюкзак, — еще один лежит.

— Хорошо, что его взял. Тогда всё войдет. Пошли.

— Куда?

— На склад. На мой склад. Но сначала мне лопату надо найти. Она у меня вот у того края леса прикопана.

И друзья двинулись к краю леса.

* * *

Олег, смотря на облаченного в военную форму Михайлина, подумал, что почти любая одежда сидит на Саше нелепо. Он вспомнил, как они несколько лет назад, увлекшись модным и запретным каратэ, записались в одну из многочисленных в Москве подпольных секций.

Сэнсэй после первого занятия, увидев своих учеников в разномастных тренировочных костюмах (Саша, правда, и тогда умудрился прийти в штормовке), велел всем явиться в кимоно.

Оно было совершенно недоступно для начинающих советских каратеистов, и поэтому каждый из будущих асов по части рукопашного боя тачал боевую спецодежду сам.

В следующий раз нелегально снимаемый спортивный зал был похож на бутик мужской одежды.

Один слепил кимоно из вафельных полотенец (традиционный суррогат подпольного каратеиста застойного периода). У другого жена сшила эту спортивную одежду, выкроив нужные куски из старых белых кружевных скатертей, создав таким образом весьма правдоподобную копию мужского белья времен Генриха Четвертого. Еще один любитель восточных единоборств с ранней лысиной, окладистой бородой, подпоясанный веревкой и босой, удивительно напоминал известного графа, на старости лет решившегося возвратиться к крестьянским истокам. У записного эстета кимоно было настоящее, японское, но не боевое, а выходное — с огромным синими ирисами по зеленому фону.

Саша свое кимоно сшил из грубого серого брезента. Он в своем костюме удивительно походил на матроса парусного флота в рабочей робе.

Тем, кто работал с Сашей в спарринге, не помогала самая виртуозная техника боя: откуда бы ни наносились удары, их везде встречали блоки. Атакующему казалось, что он бьет по доске (если Саша защищался рукой) или по железной трубе — если Саша делал это ногой. Руки и ноги у него были жесткие, как шатуны паровоза и такие же неукротимые. И сам удар был потрясающим. Магия какая-то! Кроме того, Саша никак не мог научиться фиксировать его — то есть останавливать кулак в сантиметре от тела соперника. К тому же шелестящий шорох мнущегося брезента, который слышался при каждом ударе Саши, полностью деморализовывал противника.

* * *

Саша из кучи хвороста извлек лопату, тщательно завернутую в обильно пропитанную машинным маслом мешковину, и друзья углубились в лес. Через четверть часа Саша остановился у старой ели и направился в сторону от дороги, ориентируясь по еле видимым зарубкам на стволах деревьев.

— Пришли к складу, — сказал он, останавливаясь, — снимай рюкзак.

Олег огляделся. Вокруг был глухой ельник. Склада не наблюдалось.

Саша тем временем снял шинель, аккуратно повесил ее на дерево. Олег сначала подумал, что на сучок, но потом, приглядевшись, обнаружил, что шинель была повешена на гвоздь, ранее вбитый его предусмотрительным другом.

Саша тем временем развернул лопату (металлическая часть была густо смазана солидолом, а черенок — недавно покрашен), подошел к неприметному пню и начал копать рядом с ним.

Через минуту послышался глухой металлический звук — лопата наткнулась на что-то твердое.

Олег вспомнил романы о кладоискателях.

Саша тем временем продолжал рыть землю. Из ее недр показалась огромная алюминиевая фляга.

Сосуд почему-то была закопан горловиной вниз.

Олег спросил своего друга, зачем он ее перевернул.

— А чтобы вода, при большом количестве атмосферных осадков, случайно внутрь не попала.

— Ааа …, — протянул Олег, в очередной раз дивясь хозяйственности Михайлина.

Саша отложил лопату и с явным усилием вытащил наружу флягу за две петли сделанные из толстой капроновой (чтобы не перегнили в земле — догадался Олег) веревки.

Саша поставил флягу, отряхнул с нее лопатой землю.

— Вон он, мой складик, — скрипучим голосом и с той же неизменной загадочной улыбкой Джоконды произнес он. — Доставай рюкзак.

Олег извлек из маленького рюкзака другой — огромный. А Саша меж тем открыл крышку, снял специально положенный под нее кусок толстой полиэтиленовой пленки, играющей роль герметического уплотнителя (и это тоже отметил Олег), и начал доставать свертки.

Каждый из них был плотно перевязан бечевкой.

Олег посмотрел на склад Михайлина и вспомнил, что Саша еще с отрочества славился своей запасливостью и бережливостью. Из каждой экспедиции, куда они ездили сначала юннатами, а потом — стажерами, практикантами и лаборантами Саша привозил домой сушеные грибы, банки (а то и ведра) с черникой и брусникой, мешки с вяленой рыбой.

Особенно запомнился Олегу мешочек с кедровыми орешками, который Саша как-то привез из Сибири. В тот год был неурожай кедровых орехов, но Саша все равно был с добычей, так как он работал в составе одного из орнитологических отрядов. А работа его заключалась в извлечении из паутинных сеток птиц и дальнейшем кольцевании последних. Нередко в сетках среди пернатой мелочи попадались и кедровки. Биологически грамотный испытатель природы сначала вытряхивал из зоба возмущенно орущей птицы пригоршню кедровых орешков, потом кольцевал пленницу и только затем выпускал. А отборные кедровые орешки (птицы собирали для себя только самые лучшие) складывал в полотняный мешочек.