Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прошел в столовую, оставив его наслаждаться своим последним словом. В деревянной пристройке за длинным дощатым, некрашеным столом сидели несколько парней, миски их были пусты, на столе валялись обглоданные кости, остатки хлеба и косточки из компота. Аппетитно пахло наваристым супом, кто-то допивал компот, остальные слушали какую-то семейную историю. На стене висел свеженький плакат с выдержками из призывов к первомайскому празднику. Остальную часть стены занимали остатки прошлогодних плакатов графиков посменной работы.
Повариха, официантка и кассир в одном лице устало сидела у края стола, подперев голову рукой, то ли слушала, то ли глубоко задумалась. На мое приветствие кто-то покивал, не отрывая взгляда от рассказчика, а он остановился и скороговоркой произнес:
– Инженер, давай рубай скорей, да и ко мне, я первый на прием записался.
Слово «инженер» он произнес с некоторой ехидцей.
Хозяйка тем временем встала, прихватила горку посуды и скрылась на кухне. Через минуту она выставила в окошко миску с супом и положила краюху хлеба. Миска была до краев наполнена, да еще из супа торчал приличный кусок мяса. Таких порций я в столовых никогда не видел. Видимо, прочитав на моем лице нерешительность, хозяйка пояснила извинительным тоном:
– У меня второе кончилось, так я вам погуще налила и еще компот принесу.
Я поблагодарил, схватив миску и хлеб, пристроился, где почище, и принялся есть. Запах не обманул – картофельный суп с бараниной был очень вкусен, и я так увлекся им, что не заметил, когда разошлись трактористы и каким образом передо мной возникла полулитровая кружка с компотом. Поев, подошел к окошку, сейчас хозяйка исполняла роль посудомойки, увидя меня, вытерла руки и превратилась в кассира, я протянул деньги. Кассир, придвинув к себе картонную коробку с деньгами, отсчитала сдачу.
– Так дешево? – вслух удивился я, а про себя прикинул, что за такую сумму в студенческой столовой разве только стакан кефира без сахара дадут.
– Профсоюз доплачивает, – пояснила она.
Потапенко по-прежнему возился около своего трактора. Я подошел и заглянул в лючки заднего моста.
– Понимаешь, левый хорошо тормозит, а правый, как с ремонта вышел, никак не настрою.
Я стал рассматривать поочередно то левый, то правый механизмы поворотов, пощупал толщину накладок на лентах.
– Одинаковые, – подсказал он, – зараз обе переклепывал.
Я попросил его подергать за рычаги. Опять, просматривая поочередно, я пытался найти разницу. Какой-то дополнительный звук послышался мне в правом механизме.
– Давай дергай только правый, – распорядился я, пытаясь заглянуть в самые недра. Темновато, взял зеркальце, солнечный зайчик помог, в глубине цокал привод ленты.
– Слушай, что там у тебя люфтует?
Потапенко подошел и тоже стал заглядывать в нутро.
– То ж вместо пальца ремонтники болт воткнули, а я недоглядел.
– Давай подыщи болт потолще.
У меня мелькнула слабая надежда, что в этом все и дело, но, пожалуй, лучше все-таки подтянуть еще и тормоз. Потапенко расстелил на земле старую телогрейку, высыпал на нее содержимое своего мешочка с мелочью и стал там копаться. Я взял ключ и подкрутил немного тягу. Время подходило к двум, а фактически я еще ничего не сделал.
– Вставишь болт и попробуй на ходу, должен работать тормоз.
Потапенко неопределенно кивнул, а я пошел дальше.
– Ну, инженер, так нечестно, я же первым записался! – воскликнул Семен, давешний рассказчик.
– Ну и что у тебя, у первого случилось?
– Ну, заводится плохо, а заведется, так троит или двоит, не поймешь.
– Насос топливный меняли?
– Ну (что значит да).
Надо отметить, что в тех краях это «ну» было очень распространено, у многих на любой вопрос был один ответ «ну», и только голосом и небольшой мимикой придавался нужный смысл ответу, это могло быть: да, нет, выражение возмущения, удивления и вообще все что угодно. То ли эту привычку занесли целинники, то ли была позаимствована из какого-то среднеазиатского языка. Но письменно, без пояснения воспроизвести такой диалог невозможно.
– Маховик не меняли?
– Ну (нет).
– Отверни первую трубку и лючок привода топливного насоса.
– Ну (понял, сейчас).
В это время пулеметом затарахтел пускач у Потапенко и тут же раздался чистый рокот дизеля. Я кивнул в его сторону, вот, мол, как надо.
– Ну (одобрение с сожалением).
Пока Семен отворачивал болты, я стал наблюдать за трактором Потапенко. Он, отъехав на край поля, сначала резко крутанулся влево, потом начал нехотя поворачивать вправо, я затаил дыхание: неужели так и не сработает тормоз, – и вдруг трактор быстро стал разворачиваться на месте, сделал полный оборот, приостановился и весело покатил к стоянке плугов. Я глубоко вздохнул, руки сами полезли за папиросой, Потапенко приветственно помахал рукой, а Семен выдал свое «ну», которое означало одобрение, усиленное поднятием большого пальца.
Наконец мы принялись за дело. Пока Семен проворачивал коленвал, а я следил за мениском, верхом на лошади к нам подъехал бригадир, спешился, поздоровался и молча стал наблюдать. Мне, конечно, это удовольствия не доставляло, но ничего не поделаешь, он здесь хозяин и я должен его качественно обслужить. Мениск топлива дернулся, я чиркнул меточку на шкиве и метнулся искать метку на маховике, однако вал провернулся уже порядочно, а щуп метку не находил.
– Семен, а ведь на этом движке маховик меняли, так что метку не ищите, – заметил сзади нас бригадир.
– Ну (не может быть).
– Ты ж тогда два дня прогулял, когда двигатель перебирали, бутылка, видишь ли, тебе откуда-то свалилась.
– Ну (неуверенно протестуя).
Пока они разбирались, я лихорадочно соображал, как быть, и вообще было непонятно, как я это пропустил тогда зимой на ремонте и бутылка за всю зиму ко мне не попадала. Тут в голове что-то мелькнуло, я прервал бригадира, который что-то еще хотел припомнить, и велел Семену снимать крышку клапанов. Бригадир, поняв идею, удовлетворенно кивнул и пошел по своим делам. Я закурил и начал искать в Семеновой барахолке под сиденьем подходящий инструмент. Используя длинный ключ в качестве рычага, я нажал клапан до упора в поршень и заставил Семена медленно проворачивать двигатель то в одну, то в другую сторону. Наконец верхнее положение поршня с некоторым допущением удалось найти и отметить на шкиве. Стало совершенно ясно, что опережение впрыска установлено неверно. На этом беды не кончились, оказалось, что регулировка в нужную сторону полностью выбрана. Уже больше часа я возился с этим трактором, а результата еще не было.
Трактористам с других тракторов надоело ждать, и они постепенно собрались около нас, лениво переговариваясь, внимательно следили за моими действиями да подбрасывали бородатые шутки, обращаясь к Семену, но имея в виду меня. Они то посылали Семена на кухню за компрессией, то допытывались, где он спал прошлую ночь. Меня это страшно раздражало и подмывало прогнать всех к своим машинам, но мой еще небогатый опыт общения подсказывал, что этого делать нельзя, будет засчитано поражение, лучше всего или не обращать внимания, или отвечать более новыми глупостями. Тем временем Семен, насупившись, не спеша ставил на место клапанную крышку, я, покуривая, размышлял: «Если неправильно установлены шестерни, то придется разбирать двигатель, а это еще на два дня простоя, если же…» Вот другого «если» я не видел. В который уже раз я полез рукой в лючок привода насоса, нащупывая положение регулировочных болтов, теперь уже не столько чтоб убедиться, что регулировка невозможна, сколько для того чтоб не стоять без дела под взглядами. Тут один из острословов подошел вплотную к трактору и с самым серьезным видом сказал:
– Инженер, а ведь насос-то не тем концом прикручен.
Взрывом хохота компания встретила очередную глупую шутку, а шутник, не меняя мины на лице, в упор смотрел на меня и ждал моей реакции. Внутри у меня все кипело от злости на себя, что непонятно, по какой причине выпал из-под контроля этот движок, и вообще, не знаю, что делать, и на них, зубоскалов. Мои пальцы перестали ощупывать болты и отверстия, переместились к валу, и я почувствовал некоторую непривычность. Дело в том, что заглянуть в лючок можно только через зеркало, да и то очень неудобно, и поэтому я привык этот узел проверять и регулировать на ощупь. Вот и нащупав что-то не так, у меня возникли смутные надежды. Шутник продолжал стоять с умным видом, мужики затихли в ожидании.
Конец ознакомительного фрагмента.
- Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947–1963. - Сьюзен Сонтаг - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- Сознание, прикованное к плоти. Дневники и записные книжки 1964–1980 - Сьюзен Сонтаг - Биографии и Мемуары
- Воспоминания. Письма - Зинаида Николаевна Пастернак - Биографии и Мемуары
- Дневники полярного капитана - Роберт Фалкон Скотт - Биографии и Мемуары
- Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. Т. 2 - Александр Солженицын - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- На линейном крейсере Гебен - Георг Кооп - Биографии и Мемуары
- Записки о Пушкине. Письма - Иван Пущин - Биографии и Мемуары