Особое Госудаpственное Полнолуние - Петер Европиан

Когда Володя-маг сошел с поезда, солнце клонилось к закату. Обшарпаный автобус собрал приезжих в плотную гомонящую массу и повез их по городу, невнятно сообщая об остановках и уговаривая компостировать проездные талоны.

Володя-маг незаметно сотворил у себя в кармане несколько талонов, вытащил их, критически осмотрел, но пробить не решился, потому что у всех вокруг талоны выглядели как-то иначе. Полная тетка, стоявшая перед Володей-магом и дышавшая ему в лицо испарениями недавно съеденной пищи, сжалилась, увидев плоды Володиного неудачного эксперимента, и продала ему правильный талон. А плоды эксперимента Володя-маг засунул обратно в карман и сделал так, чтобы они там исчезли.

Когда автобус замирал на очередной остановке, счастливцы, путешествие которых подходило к концу, начинали протискиваться, толкаться и уговаривать внутриавтобусную массу их пропустить. Масса шевелилась, придушенно ворчала, но все-таки расступалась, и счастливцы выпадали из нее наружу, туда где было много места и свежего воздуха.

Дождавшись своей очереди, Володя-маг тоже стал протискиваться и толкаться, и его тоже выпустили, как и всех остальных. Володя-маг немного постоял, отходя от тесноты и эманаций сердобольной тетки с талонами, а потом повернулся в нужную сторону и пошел, стараясь пристроить рюкзак так, чтобы тот поменьше впивался в спину.

Через двадцать минут он отрывал дверь подъезда Володи-двоюродного обшарпанно-коричневую, с мутным стеклышком и квадратной дыркой от выломанного кодового замка. За дверью следовала лестница, также видавшая всякое, запечатленное искореженными перилами и следами жизнедеятельности каких-то добрых людей, не успевших или не сумевших добраться до более подходящего места. В столице у Володи-мага кроме лестницы имелся еще и лифт, в котором добрым людям тоже случалось отметиться. А Володя-двоюродный и все его соседи обходились без лифта.

Потом была черная дерматиновая дверь с пластмассовой кнопкой и оживленные родственники, призывно махавшие руками и выражавшие радость нечленораздельным сотрясением воздуха — Володя-двоюродный, его мама (тетка Володи-мага), и даже их кот. А жена Володи-двоюродного пока еще не вернулась с работы.

Володю-мага ввели внутрь, раздели, препроводили в гостевую комнату и восторженно стояли вокруг, пока он распаковывал рюкзак и вручал привезенные подарки. Потом его кормили и распрашивали о ценах в столице. Жена Володи-двоюродного пришла и тоже участвовала. Она получила от Володи-мага предмет его особой гордости в виде замечательных лиловых тапочек с бисером.

Тапочки были очень красивые. Они появились на свет волшебным путем, но конечно Володя-маг об этом никому не сказал.

После ужина все расселись в комнате с телевизором, и на экран вышли откормленные щекастые лица — вещать о сложившемся положении.

Володя-двоюродный, как и огромное множество телезрителей на просторах «территории Икс», зверел и ругался от этой их щекастой откормленности. Многие считали лиц косвенно виновными во всех бедах последнего времени, даже не подозревая, что в полнолуние те обращаются в таких же крыс, как и любой телезритель, разве только чуть покрупнее. Впрочем, лица в своем большинстве тоже об этом не знали.

А вот Самые Главные Начальники знали, и это им очень не нравилось. Они превращались в красивых, сытых и, если можно так выразиться, презентабельных крыс, но все равно их благоустроенный мирок был частью помойки — такой же, как у всех остальных. Единственным утешением Самых Главных Начальников была Теория Воспитания, гласившая, что если в подходящий момент как следует убедить общество в нужных вещах с помощью средств массовой информации, то оно поверит внушению и изменится. За все время своего существования теория еще не получила ни одного сколько-нибудь достоверного подтверждения. Hо, поскольку других оптимистических теорий в наличии не имелось, Самые Главные Начальники верили в эту. Зато пессимистических теорий хватало с избытком…

Маги считали эффект от воспитательных воздействий по меньшей мере сомнительным. Они подозревали, что немногие действительно успешные воздействия скорее являлись следствием готовившейся Перемены, чем наоборот. Ведь гораздо чаще выходило так, что Перемены не было, в то время как усиленные воспитательные воздействия были.

Володя-маг лег спать и неожиданно окунулся в продолжение сна с магами в ночных рубашках и колпаках. Только на этот раз маги не ехали в поезде, а стремительно неслись куда-то по воздуху, энергично загребая руками.

Hа следующий день Володя-маг угощал соседских детей, которые хорошо помнили его по прошлым приездам, сладкой ватой, якобы привезенной из дому. Сладкая вата всегда ему хорошо удавалась, должно быть потому, что сам он ее не любил.

Потом он позвонил своему здешнему самому близкому другу — сообщил, что приехал и готов нанести визит.

Володин близкий друг тоже был магом, причем, по прикидкам Володи, уже очень давно, времен где-то с Брежневских. Звали его Семен Александрович.

Семен Александрович проводил разные изыскания в области магии и иногда выбирался в столицу с докладом о своих результатах. В таких случаях он всегда останавливался у Володи-мага. И Володя-маг всегда, приезжая, к нему заходил.

Дома у Семена Александровича повсюду висели портреты, на которых он, молодой и красивый, предавался разного рода созидательному труду — строил коровник, обрабатывал свекольное поле, возводил Байкало-амурскую магистраль…

Лицо, запечатленное фотографиях, было открытым, честным, выражало целеустремленность, задор, веру в прекрасное будущее, и только Володя-маг совершенно ясно различал в его правом глазу искру тайного знания.

В реальной жизни лицо Семена Александровича выражало иные чувства. Впрочем, искра тайного знания в нем конечно же оставалась.

— Hу что, Володька, выпьем рябиновой, чтобы завтра было как по небу? — спросил Семен Александрович. Конечно у него тоже был свой телескоп, и он тоже следил за приближением полнолуния.

Володя-маг согласился, и они выпили, чтобы было как по небу. И еще Володя-маг подумал, что в любом случае ближайшей ночью все прояснится.

И оно прояснилось. Володины родственники легли спать, а сам он стоял у раскрытого окна, смотрел на небо — в непроглядную темноту с крошечными светящимися точками, зелеными даже без телескопа — и ждал трансформации. Ему хотелось размышлять о чем-нибудь хорошем, и он так и делал. До полуночи оставались минуты.

Где-то за стенкой стукнули настенные часы и наступила полночь. Та самая. И Володя-маг почувствовал, что изменяется. Он видел, как внизу у него появляется нечто гораздо более грациозное и внушительное, чем хвост и четыре коротеньких лапки. Одна его часть ликовала — «Hе крыса!» — в то в ремя как другая опасливо спрашивала: «А кто?»

Володя попробовал посчитать находившиеся внизу конечности и обнаружил, что их две, как и днем. Они были тонкими и длинными, словно камышовые стебли. А то что было выше — оказалось покрытым прекрасными белыми перьями. Руки, или то, чем они стали, сами собой просились, чтобы им дали взмахнуть, оттолкнуться от воздуха, вверх, вверх, вверх…

Повсюду раскрывались окна и большие белые тени, появлявшиеся из них, взмывали в небо, кружили над крышами, собирались в стаи, явно намереваясь куда-то лететь. Володя-маг, который тоже кружил и собирался в стаю вместе со всеми, думал: «Надо же! Hу и ладно. Hу и пожалуйста. Hу и летим». А его вторая, трезвая и рассудительная половина добавляла: «Только как бы нам от этой летучести не превратиться в цыган». Hо… что значил в данной ситуации голос рассудительной половины?