Неповиновение - Том Торк

работа, кажется, называлась: «Когда человек умирает духовно».

– Да-да-да! Она! Истинный автор! – затараторил Боря, усаживаясь рядом и протягивая стул иностранцу, который хотел уже было уйти, – я недавно встретил одного писателя работы, которого переводил, так он и двух слов не смог связать относительно тонких моментов собственного произведения! Ну, что за ушлые люди пошли! Всё лишь бы выдать за своё, украсть чужой труд или, вы только вдумайтесь, нанять никому неизвестного автора, чтобы после издавать книгу от своего имени! Ну как можно? И ведь без упоминания истинного творца! А как же честь, а как же совесть? Справедливость, нравственность? Как можно только и делать, что думать о собственной известности и деньгах? Когда люди стали надевать овечью шкуру? Когда потеряли человечность? – горячился Боря, – вот вы другое дело! Сами сделали себе имя, сами всего добились с низов! Вы же чиновник по делам культуры, так? Вот ответьте мне, когда человек перестаёт быть человеком, вы же поняли мою мысль? Когда человек начинает думать лишь о собственной выгоде?

– Вы, голубчик мой, задаёте большое количество вопросов разных тем, чем, буду честен, изрядно утомили меня, не расстраивайтесь так, я не хотел вас обидеть, вы, наоборот, разожгли во мне огонь интереса. Однако на ваш вопрос о поведении людей, так сразу ответить достаточно затруднительно, о таком нужно длительное время думать и размышлять, обдумать и ещё с сотню раз передумать, чтобы дать вразумительный ответ. Но я могу выразить вам свою точку зрения, которую имею последние несколько лет. Мне думается, что подобных людей стоит разделить на две категории. На приобретённых и на имеющих. Разъясню: приобретённые это те, кто получил своё богатство самостоятельно в процессе жизни, а имеющие – кто имеет состояние с рождения, по праву наследства. Тут, ведь в чём дело: приобретённые прошли чрез многие трудности на пути к желаемому, обычно таким ненужно чьё-то признание, слава, итак, достанется им со временем, другое дело имеющие, которые родились и выросли в богатстве. Да разве это дело? Какое воспитание достаётся обычно таким детям? Они быстро привыкают к тому, что имеют, получают то, что хотят, а родители и рады осчастливить ребёнка, с которым не знают, что делать, ведь обязательно же нужно, чтобы кто-то унаследовал огромный мешок денег, который они накапливали всю жизнь. И вот, в комфорте, юношество проходит. У них последние безделушки, всё имеется, а делать то что? Всё вроде бы имеется, но кое-чего всё же не достаёт – внимания. Друзья уже знают каковы они. И богаты, и делают, что хотят, без ограничений. Пожелают кого-нибудь похитить – похитят, убить – убьют, а полицейских, не имеющих, подкупят, сделают приобретёнными и дальше бесчинствовать. Лишь бы быть замеченными. Ведь это главное для человека, у которого всё есть. Сами понимаете, что купить подобное очень трудно, а искреннее – невозможно. А им-то что? Денег полно, тратить их они не умеют, да и не учил никто, образование может и имеют, но разума нет. И начинается. Кто куда: одни скупают последние цацки дорогих, обязательно, зарубежных дизайнеров, другие, как вы говорите выдают чужое за своё. Им кажется, что мир лежит перед ними только потому, что у них есть много денег.

Не торопитесь меня перебивать, господа, дайте мне договорить мысль, я осознаю, что вы можете быть со мной несогласны. Понимаете, внимание, вещь волновая, то придёт, то уйдёт, потому важно таким людям его не давать, чтобы не учудили. Пускай тратят деньги, пускай продают предприятия родителей, нам же лучше, чтобы компании уходили в руки приобретающих. А имеющие, не читающие ни книг, ни статей, как вы правильно выразились «стоящие на месте», всё равно останутся у разбитого корыта и наша задача, как не приобретённых и не имеющих, приблизить этот час. Зачем? Затем, чтобы не дать подобным людям управлять важными предприятиями или, скажем, встать у руля власти, потому как страна не только разорится, но и станет рабом имеющих, а этого допустить никак нельзя, – Родион Нербин кончил говорить и, изрядно устав, попросил стакан воды, который тут же получил.

– Но не все же такие, – возразил Гриша, – возьмите Негельскую, она хоть и имеющая, но лишь приумножила своё богатство.

– Закономерно, что в системе всегда найдутся исключения, – ответил Родион Нербин, – всё зависит и от того, какой пример подаётся им в детстве, и от того каковы были родители, какие ценности были получены. Моя модель быстра и очень упрощена. В ней, безусловно есть много «но», однако, признайтесь, примеров, подтверждающих мою точку зрения много, хотя бы один на примете точно есть.

– А господин N.? – вдруг спросил Митя, – он приобретённый или имеющий?

– Вы, вероятно, читали мою сводку, данную газете «Сухая правда». У меня на него особенное мнение, – начал Родион Нербин, польщённый всеобщим интересом, – известно ли вам, что он имеет большие связи с западом и в общем-то является его ставленником?

– Вздор! – перебил голос из дверей, – господин N. честнейший политик, а его идеи новы и единственно правильные!

В дверях показался Константин Когтёв. Последний из гостей. Богатый чиновник, служащий заместителем, в богом забытом департаменте, в котором водились приличные деньги, успешно краденные участниками. Тем не менее, Константин Когтёв был ярым поклонником господина N. и изрядно финансировал его деятельность, когда у того была «нехватка» денег. Делал он это, впрочем, только лишь затем, чтобы быть не забытым тогда, когда тот придёт к власти, ожидая, что, когда это произойдёт его капитал увеличиться десятикратно. Весть же о кончине не слишком повергла его разочаровала, напротив, он ожидал, что после этого народные волнения выйдут на улицу свергать и крушить «ужасные и отвратительные» устои, что было для него чрезвычайно выгодно. Потому Константин Когтёв во всеуслышание кричал, что негоже молчать, что только действия способны единственно помочь стране, которая задыхается в цензуре и нищете. И хотя, он догадывался, что связь с западом имела место быть, чиновник постоянно принимался защищать честь мёртвого, являясь для народа единственно правильным, а потому уважаемым политиком.

– Позвольте же узнать, что правильного в его империалистических идеях? – спросил Родион Нербин, вставая, но, решив, что руку жать такому человеку не станет, сел на место.

– Позвольте, а что за идеи у него? – едва слышно, спросил Михаил Редько, сам от себя не ожидая, что скажет хотя бы что-то, если не спросят напрямую.

– Как же? Вот это человек! Удивлён, Гришка, умеешь людей находить! – рассмеялся Константин Когтёв. – Позвольте, Родион Нербин, так? Я – Константин Когтёв из бумажного департамента, вы, наверное, уж знаете, коль я знаю вас. Я расскажу нашему невежде. Как вас? Михаил Редько… Хм, не слышал такого имени, оно и понятно.