Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

повредит.

— Ну ни фига себе пирожок, — выказал восхищение Гриша, безжалостно отгрызая край. — С утра маковой росинки во рту не было, а здесь такое! Уважаю баню, водку, гармонь и пирог с лососем.

— А виски? — не удержался я от ехидного вопроса.

Нежным жестом Балала прикоснулся к подарочным бутылкам.

— Односолодовый напиток «Лафройг» — это легенда, Михалыч. Песня шотландских холмов. Заранее скажу тебе: мне понравится. А ирландский нектар «Бушмилс», который с черной этикеткой как этот, так ваще крутизна!

— Ну, если напиток годный, тогда рассказывай, — повелел я, скручивая голову «Лафройгу».

— Погоди, — отмахнулся Гриша, сморщив нос. — Дай насладиться густым ароматом торфа! Это тебе не фенольный запах шпал, и не жуткая вонь бинтов с мазью Вишневского. Это классика жанра, что в переводе с шотландского означает «живописная долина на берегу широкой бухты». Понял?

По очереди изобразив горниста в пионерском лагере, мы немедленно продегустировали импортный напиток. Так, всего лишь губы смочили, чтобы оценить вкус. И только затем, почмокав, разлили легенду болот по низким стаканам с тяжелым дном. Эти роксы понятливый официант нашел мигом. Вместе с посудой он изыскал нарезку слабосоленой семги — данный продукт Гриша потребовал для аутентичности. Так и пояснил: шотландцы, мол, всегда загрызают «Лафройг» морепродуктами, сидя на берегу широкой бухты.

— Может, селедочки заказать? — осторожно поинтересовался я.

— Не путай шотландцев со шведами, — ухмыльнулся Гриша. — Селедку уважают в Стокгольме, кушают это каждый день. Я там бывал, знаю. В шведском ресторане главное блюдо подают вместе с прищепкой.

— С прищепкой? — не понял я. — Зачем?

Балала заржал:

— Нос закрывать!

Официант, хлопотавший у своего буфета неподалеку, улыбнулся вслед за мной. Типаж этого человека, косящего под итальянца, заставлял задуматься. И поверить, будто какое-то грузинское племя заблудилось на Апеннинском полуострове, в районе Сицилии. Впрочем, почти так же выглядят и баски, и гасконцы, и арабы. И внутри себя они так же клокочут необузданным темпераментом.

Чернявый горбоносый парень с тонкими усиками, украшенный длиннющим передником-юбкой, не стал возражать постороннему алкоголю. Более того, выставил на стол специальную теплую минералку, понимающе подняв бровь. Настоящий «Эвиан» без газа, не какой-нибудь поддельный «Боржоми». Хотя и то и другое прекрасно умеют делать в поселке Чалтырь, расположенном под Ростовом.

Что касается культуры пития виски, то на островах имеются четкие правила шотландского этикета, неведомые многим. Тут всё просто: добавки исключены, поскольку портят сложный аромат напитка. И если кто-то скажет вслед за Юлей Зиверт: «анестезия, в ней кубики льда», то нет, понимающие люди пьют напиток чистым. Безо льда, и лимонад льют только в рядовой бурбон.

А вот покупая виски «Белая лошадь» или «Черный Бархат» в магазинчике у дома, следует обязательно прихватить бутыль кока-колы, чтобы забить запах гаража и деревенской сивухи. Ну и лед из морозилки в этом случае непременно пригодится.

Шотландцы употребляют «Лафройг» сам по себе, вот и все правила. Единственно, что в виски можно добавить другой виски — это именуется «купаж». Иногда в крепкие сорта «живой воды» подливают обычную воду, для усиления дымного вкуса напитка. И всё. Шорох льда и чернота кока-колы — чисто американский прикол, широко растиражированный по всему миру.

— Нормально, Григорий? — на всякий случай поинтересовался я мнением товарища.

— Отлично, Константин, — снова принюхался Гриша. И неожиданно процитировал Юлю Зиверт, хотя вслух я ее не упоминал: — Твоя эйфория наполняет меня.

— Да?

— Короче, класс, — кивнул он.

— При открывании бутылки используется четырнадцать мышц, — кивнул я в ответ. — Это большой спорт.

— Класс — сказано не о тебе, — обломал он меня. — Речь за виски.

Товарищ глотнул и шумно выдохнул богатые ароматы шотландского перегноя. На реплику гурмана мне оставалось лишь пожать плечами:

— Не знаю. С чего ты взял, что запах торфяного болота может быть благородным?

— Ты не понимаешь, — покачал головой Балала, закатывая глаза. — Нет у некоторых людей чувства прекрасного. У тебя, видимо, тоже. Это же Лафройг, двадцать пять лет выдержки!

— И что?

— Со слепым и глухим бесполезно спорить, — горько резюмировал приятель. — Глядя на тебя, ясно видишь наивную жертву советского воспитания и кремлевской пропаганды.

— Может быть, — не стал возражать я. — Если в анкете мне попадается вопрос насчет отношения к алкоголю, всегда пишу правду: «Пью. С огромным отвращением».

Посмеявшись вместе с приятелем, я тут же нанес ответный удар ниже пояса:

— Тогда в следующий раз, когда в гости заглянешь, гранатовую настойку предлагать не буду. И заодно мандариновую.

Гриша заткнулся, переменившись в лице. А я добавил:

— Еще глоток Лафройга, и ты на волынке заиграешь! Сдается мне, что от этих болотных благовоний кое-кто впал в религиозный экстаз. Медицина такой закидон называет аффективным сужением сознания.

— Об чём парле медицина? — не понял Балала.

— Не рубишь, и не надо, — ушел от вопроса я, чтобы задать свой: — А чем классный виски отличается от доброго самогона, знаешь?

— Чем? — буркнул он, разливая по новой.

— Ничем, — резюмировал я, выдыхая носом. — Только понтами.

Основания так считать у меня были, хотя именно в этом напитке понты оказались весьма достойными. Да, вкус неплохой. Но в глубине своей души любой вискарик всё равно самогон. Обычный самодур, настоявшийся в дубовой бочке. И если так, то зачем платить больше? Всякие травки у меня есть, дубовый бочонок найдем. Годик-другой настойка постоит, потом Гришу за уши не оттянешь!

В углу возвышалась небольшая эстрада, и сейчас на нее ловко запрыгнули две певички в узких платьях. Блондинка в черном, брюнетка в светлом. Эффектные девушки… Музыкальных инструментов не заметил, их заменял ноутбук. Живая ресторанная музыка нынче выглядит именно так — натуральным является только вокал. Впрочем, голос тоже пропускается через компьютер, где корректируется и модулируется вплоть до изменения тональности. Ничего не поделаешь, современное искусство до краев наполнено психоакустическими искажениями и звуковыми эффектами.

Ранний вечер в ресторане означает исключительно прием пищи, и немногочисленные едоки занимались именно этим. Пик активности здесь мало связан с ужином, движняк наступает несколько позже. Но работа есть работа, и солистки принялись ее исполнять — без проволочки затянули грустную песню, очень близко копируя тембр Юли Зиверт в треке «С неба лей, не болей».

Приятная стильная вещь. Правда, с нарочито невнятной дикцией проблемы — и язык вроде бы русский, только половину слов ни черта не поймешь.