Каролина на маковом поле - Banshee Brunette

факелами. В огне не уцелело ничего, однако единственной вещью, которой по непонятной причине не коснулось бушующее пламя, была картина, написанная незадолго до трагедии. Останки юной Каролины так и не нашли, а полотно долгое время пылилось на общем складе, после чего было передано музею. Именно тогда-то и стали происходить необъяснимые вещи. Сотрудники клялись, что стали слышать замогильный шёпот, а ночная смена отказывалась работать из-за того, что верила – ночью картина оживает и нарисованная девушка сходит с холста. Правда это или всего лишь байки людей с богатой фантазией – никто точно не знал. Однако факт оставался фактом – время от времени рисунок на полотне претерпевал пугающие изменения: выражение лица Каролины, направление её взгляда и поза, цвет неба на заднем плане и количество маков, а порой и само расположение объектов.

Решено было избавиться от экспоната, продав на аукционе, и вскоре картина покинула своё временное пристанище, перекочевав в дом к пожилому меценату Гилберту Бёрнсу. Однако ненадолго… На следующее же утро Гилберта нашли мёртвым в собственном кабинете. Мужчина лежал на полу рядом с картиной, на его шее виднелись следы от удушения, а на лице застыла ничем не стираемая гримаса ужаса. Убийцу так и не нашли, а полотно было отдано младшему брату покойного, который вскоре повторил печальную участь своего родственника. Казалось, нет конца и края кровавому следу, что тянулся за этим проклятым полотном, переходящим из рук в руки, из семьи в семью десятки лет, как вдруг всё прекратилось и необъяснимые убийства тут же сошли на нет – картина исчезла.

Много воды утекло с тех пор и уже мало кто помнил о тех жутких, леденящих кровь событиях, но жизненно необходимые мне сейчас сведения каким-то чудом всё же смогли просочиться во всемирную паутину.

Несмотря на бушующие внутри эмоции, я прикрыла глаза, собираясь с мыслями, и постаралась переварить полученную только что информацию.

Просто отнести картину на мусорку было не выходом. Таким образом я рисковала навлечь беду на какого-нибудь бедолагу, что решит забрать её себе. В этой непростой ситуации необходимо было не терять голову и мыслить здраво. Растворить? Порезать ножом? Сжечь? Если потребуется, я была готова испробовать все эти методы.

Среди множества бутылочек, что стройными рядами возвышались на полке в мастерской, я нашла необходимую с растворителем для краски.

Подойдя к холсту, я остановила настороженный взор на лице Каролины. Всё это время меня не покидало ощущение, словно мёртвая нарисованная девушка продолжает следить за каждым моим шагом даже при свете дня. От этого жуткого чувства волоски на теле невольно приподнимались, и хотелось бежать без оглядки, но я запретила себе поддаваться панике.

Стоило едкой жидкости коснуться пластов краски, резкий химический запах тут же ударил по чувствительным рецепторам, и я невольно отшатнулась.

В следующую секунду, готова поклясться, до моего слуха донёсся едва уловимый злобный шёпот: «Что ты делаееееешь? Не смееееей!». Казалось, замогильный голос доносился из самих недр холста. «Не смееееей!» – всё громче и громче шипело и бесновалось нечто, пока я с бешено колотящимся сердцем продолжала щедро поливать картину растворителем. Вонючая жидкость стекала по стене, жестоко портя новые обои, но теперь это было уже не важно.

Почти до конца израсходовав немаленьких размеров флакон и тщетно пытаясь унять дрожь в коленях, я отошла на несколько шагов назад, наблюдая за тем, как медленно устремляются вниз разноцветные струи, как размазывается и смешивается между собой маслянистая краска, а недобрый взгляд Каролины тускнеет, превращаясь в грязную бесформенную кляксу. Будто бы вновь погрузившись в странный сон, что приснился накануне, я видела, как яркий цвет красных маков, оставляя кровавые следы, стекает по стене до самого пола.

Когда жуткий шёпот стих, я, наконец, смогла облегчённо выдохнуть и, не чувствуя ног, опустилась на кровать. В голове в этот момент раненой птицей билась лишь одна мысль: «Неужели у меня получилось?».

Однако призрачная надежда разбилась о скалы, стоило мне вернуться в мастерскую.

Краем глаза заметив неладное, я остановилась, вперив сосредоточенный взгляд в собственный рисунок Манхэттена, а если точнее на одну из его пешеходных дорожек. Я была уверена, абсолютно точно помнила, что не рисовала там никакой рыжеволосой девушки в светлом платье… В следующий миг меня словно окатили ледяной водой. Нарисованная девушка стала медленно и неотвратимо приближаться…

Паника охватила сознание, заставив на короткое мгновение прирасти к месту. Не в силах оторвать взор от столь страшного явления, трясущимися руками я принялась шарить по полкам в поисках ещё одной бутыли растворителя. А когда, наконец, нашла, не сразу смогла снять плотно закрученную крышку.

Как только раствор пролился на холст, стирая очертания домов, машин и людей, всё прекратилось, но меня было уже не остановить… Отбросив всякую жалость, я начала сдирать со стен остальные картины и поливать их из флакона, безвозвратно стирая результаты собственных многолетних трудов и бессонных ночей. Руки дрожали, однако внутри клокотала решительность.

Вскоре испорченные работы из мастерской перекочевали в спальню и заняли место у противоположной стены, рядом с источником всех бед. Взяв с кухни большой острый нож, я села на кровать и стала ждать. Чего? Этого я и сама не знала… Просто необходимо было убедиться, что эта вещь больше никогда ни для кого не станет угрозой.

Наверное, следовало позвонить Кэрол и рассказать всю правду, но существовала большая вероятность, что подруга просто-напросто мне не поверит. Пока что происходящее не укладывалось даже в собственной голове…

Погружённая в тревожные мысли, я не сразу заметила, как быстро на город опустились плотные сумерки, и в окнах домов зажглись огни.

Убаюкивая и усыпляя бдительность, мерно тикали часы в прихожей – всё же лишённая сна ночь давала о себе знать.

Мой уставший мозг почти отключился, когда в спальне вдруг замигал свет. От неожиданности я вскочила с кровати и выронила нож.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – лихорадочно скользя руками по паркету, попыталась выискать утерянное оружие. – Да где же ты?

Паника захлестнула удушливой волной, перекрыв доступ кислорода.

В следующий миг нечеловеческий вой сотряс пространство. Повернув голову, я с ужасом обнаружила, что поверхность полотна натянулась, и в нём отчётливо проступили контуры лица со злобным оскалом. Нечто пыталось выбраться из недр картины.

Нож блеснул в углу, и, ухватившись за прохладную сталь, я с отчаянным криком ринулась к холсту и всадила оружие по самую рукоять. Лицо опалило нестерпимым жаром, и я отступила, отпустив клинок, от которого в разные стороны потянулись ломаные трещины. В мгновение ока они расползлись, открывая путь адскому огню, что бушевал внутри.