Простой советский спасатель 4 - Дмитрий Буров

поторопил свидетельницу сержант.

— Дальше? А как Вы думаете, что было дальше? — вскрикнула дама, и её выдающийся бюст едва не выпрыгнул из купального костюма. — Он умер!

— Кто умер?

— Мужчина в кепке! Он упал за борт и умер!

— Почему Вы так решили? — удивился Василий.

— Потому что он упал в море, и я больше его не видела, разве не ясно?!

— Ясно, — кивнул милиционер. — А второй?

— Что второй?

— Вы говорили, в лодке было двое. Молодой ударил того, кто был в фуражке, веслом. Так?

— Совершенно верно, — величественный кивок.

— Когда человек упал за борт, что сделал второй?

— Второй? — женщина на секунду нахмурилась. — Он выкинул весло за борт, а потом и сам зачем-то прыгнул в море.

— Прыгнул, чтобы спасти первого?

— Нет, конечно! — бюст отрицательно качнулся из стороны в сторону. — Он поплыл в сторону берега, — уточнила Ладзинская, и, смутившись, закончила. — А потом… потом я отвлеклась и больше его не видела.

— Опознать сможете?

— Кого?

— Второго.

— Нет, кончено, он же был… голый! — выпалили дама.

— Голый? — мы с сержантом воскликни одновременно.

— В каком смысле голым? — первым пришел в себя Василий.

— Ну, он был в плавках, таких темненьких, узенькими шортиками, — дама чуть покраснела и стрельнула глазами в сторону мужа, убедившись, что супруг не слушает, она аккуратно выдохнула и пояснила. — На голове у него была кепка с длинным козырьком, так что лица я тоже не разглядела.

«Опа, неужто снова всплыл мужик в бейсболке?» — мелькнула мысль, и я навострил уши, желая подробностей. Но наша громогласная свидетельница преступления больше ничего не смогла рассказать.

Я передал сержанту фуражку, которую мы обнаружили в лодке, попрощался, и отправился на вышку. Перед этим условившись, что Василий подойдет к нам за показаниями, когда закончит с Ладзинской и другими свидетелями.

Глава 2

Возле вышки в кои-то веки никто не толпился. Женька сидел наверху, крепко вцепившись в бинокль, и разглядывал морские горизонты и побережье. Я впервые видел своего напарника — балагура и весельчака — таким притихшим.

— Жек, ну, ты как?

— Как там?

Вопросы вылетели одновременно, мы хмыкнули и напряжение дурацкого утра чутка ушло.

— Я нормально, — откладывая бинокль, вздохнул Жека. — Что там? Нашли?

— Что нашли? — опешил я.

— Ну, Кузьмича… — Женька с такой надеждой на меня глянул, что я даже растерялся, не зная, что ему ответить.

— Мы с тобой искали-искали, не отыскали. А на брегу кто ж его отыщет? — неловко пошутил я, усаживаясь на парапет, чтобы наблюдать за поредевшей толпой возле милиционера и громогласной дамы в гороховом купальнике.

— Лех, ты как думаешь, Сидор Кузьмич того? — шепотом поинтересовался Жека.

— Чего того? — изумился я, оглядываясь на друга.

— Ну, того самого… — парень вздохнул и на одном дыхании выпалил. — Убили его, точно?

— Да мне-то откуда знать? — я пожал плечами. — О, гляди, еще что-то вспомнила, — махнул я рукой в сторону свидетелей. — Опять руками машет, что-то нашему Василию доказывает.

— Лех, ну я серьезно. Чё думаешь, жив Кузьмич?

— Скорее да, чем нет, — я задумчиво потер подбородок совсем как отец. Надо же, никогда раньше не замечал за собой такой привычки. — Не тот Кузьмич человек, чтобы вот так просто веслом по голове получить и в море потонуть.

— А как же фуражка? И… кровь? — напомнил Жека.

— Ну, что фуражка… Фуражку наш мичман мог оставить в лодке, забыть. А пятна… пятна еще проверить надо, мало ли что это может быть. Краска там, или ржавчина.

Я говорил, но в глубине души четко осознавал: не краска и не ржавчина, именно что кровь. Другой вопрос, чья она. Ни в голове, ни в сердце не укладывалась, что матерого сотрудника Комитета государственной безопасности могли вот так запросто при свете белого дня, на глазах у кучи народа грохнуть посреди моря каким-то веслом. Особенно Кузьмича. Да он сам кого хочешь отрихтует будь здоров.

— Тогда где Сидор Кузьмич, по-твоему? — Женька вслух озвучил вопрос, который крутился в моей голове.

— А леший его знает. Когда это Сидор Кузьмич нам с тобой докладывал, где он по утрам бродит и что делает.

— Ну, так-то да, — согласился напарник. — И все-таки жутко… Вдруг и правда убили. А за что?

— Ну у тебя и вопросики, Жека. Мне-то откуда знать?

— Да я так… Просто… Что делать-то будем?

— Как что? Вахту нести. С дежурства нас никто не снимал, а Чудной освободится и к нам придет показания снимать.

— Показания? — удивился друг. — А мы здесь причем? Мы же ничего не видели?

— Ну, так за лодкой плавали, за утопленником ныряли, вот и расскажем, как дело было.

— Что там рассказывать, не видели мы ничего, и все дела! — заволновался Женька.

— Жек, ты чего? — я удивленно оглянулся на парня. — Видели, не видели, мы там были, проводили спасательные работы. Василию по должности положено всех опросить. Так и скажешь: доплыли, фуражку обнаружили, людей не было.

— Знаю я этих ментов, им бы только докопаться. Вот увидишь, еще и на нас все повесят! — Женька все больше нервничал.

— Да что все-то? Мы на берегу сидели, про лодку знать не знали, пока гражданка не заорала.

— Ну да… хотелось бы верить, — вздохнул напарник. — Вот ведь глазастая зараза, да? И чего ей на месте не лежалось. Лежи, загорай, красота же.

— Это точно, — вздохнул я. — Слушай, а ты не в курсе, куда Кузьмич мог на лодке спозаранку мотануться?

— Ну, куда, куда… — Женька дернул плечом, задумчиво выпятил нижнюю губу. — По акватории пройтись, мало ли что… Нам утопленники на участке не нужны, сам понимаешь. На острове мог с ночевкой остаться на утреннюю зорьку… Там у него друганы в рыбной артели.

Надо же, а я и не знал, что на острове в советское время обитали рыбаки. Точнее, забыл уже историю островного губернатора Вадика, о котором в один год внезапно заговорили все краевые и даже российские средства массовой информации. Жил себе мужик на Ейском острове, никого не трогал, наш отряд МЧС с ним дружил. Заезжали к нему в гости, еду привозили, дрова, вещи. А потом вдруг в одночасье стал наш энский Робинзон знаменитым.

«Точно», — вспомнил я. Он же сторожем в рыбсовхозе при советской власти работал, да так и остался жить в сторожке для вахтовиков после развала хозяйства в лихие девяностые. Не повезло Вадику под конец жизни конкретно. Сначала кирпичную постройку затерло льдами перед самой весной, когда глыбы начали двигаться. Доживал мужик зиму в шалаше из покрышек.

По весне перебрался в полуразвалившуюся сторожку, не прошло и года, как новая избушка, которую восстанавливали всем миром, сгорела.